Кейси Майклз - Дерзкая интриганка

Его руки сжались в кулаки. Нет! Он не должен позволять себе рассуждать таким образом. Он не должен вспоминать ее умные зеленые глаза и одинокую, возможно, специально выдавленную слезинку, пущенную, чтобы обмануть его уже не в первый раз, чтобы убедить Глинда в своей невиновности. Нужно забыть эту молодую леди, забыть, какой жесткой она может быть при определенных обстоятельствах, забыть, что она может приставить к голове мужчины пистолет – фигурально или в реальности, – требуя коттедж и деньги на существование. Все это нужно забыть.

Он был прав, ограничив их запутанные отношения простой схемой: мужчина и его любовница. Он не собирался жениться. По крайней мере, не сейчас. Когда же он решит обзавестись семьей, его женой однозначно не станет женщина, которая угрожала обвинить его брата в похищении, поставив под сомнение доброе имя Глиндов. Это было бы смешно!

Так, прогуливаясь по парку, герцог признался себе, что был сконфужен, пристыжен и находился в смятении. Он мог жить и дальше со всеми этими чувствами, полагал он, потому что по окончании Сезона и Трикси, и близнецы навсегда покинут его дом и его жизнь.

Но еще он чувствовал боль, боль глубоко в своем сердце, потому что его сердце – герцог понял это только в последнее время – не было равнодушным. И эта особая боль, он знал, не пройдет быстро.

– Эй, Гарри! Подожди, пожалуйста! Я иду за тобой вот уже почти полмили, стараясь привлечь твое внимание. Я мог бы громко позвать тебя, но я теперь повзрослел и стал более осмотрительным. Куда это ты так спешишь?

Гарри, который пытался убежать от самого себя хоть куда-нибудь, остановился и увидел сэра Родерика Хилларда, пытавшегося догнать его.

– Еще одна пара дорогих ботинок, Родди? Тебе действительно иногда нужно думать о комфорте для своих ног, а не о красоте ботинок. Ты не гуляешь, а щеголяешь. Это все до тех пор, пока боль не скрутит тебя. Как бы там ни было, ты выглядишь не самым лучшим образом.

Сэр Родерик, тяжело дыша после быстрой ходьбы, остановился и не мигая, как сова, уставился на своего друга.

– Ты сегодня остер на язык, Гарри, что случилось? Ты ведешь себя так странно в последнее время, с тех пор, как мы вернулись в город. Не может быть, чтобы ты до сих пор волновался по поводу того, как воспримет общество выход в свет дочерей Сомервилля под твоей опекой. Все считают, что ты почти святой – позаботился о девочках, когда их подлый отец бросил их. Ситуация с девочками в полном порядке, и нет никакого повода думать, что что-то будет не так. Сейчас страдает только репутация Майлса.

Гарри не понравилось, что его заботу о близнецах Сомервилль рассматривают как проявление святости. Никто не стал бы так думать, если бы знал реальное положение дел. Грустно улыбнувшись, Гарри пошел дальше.

– А куда мы идем, Гарри? – осведомился сэр Родерик, стараясь не отставать от герцога и не обращая внимания на собственные ноющие ноги, отвратительно натертые новыми ботинками. – Еще очень рано для игр, да ты всю неделю только и делал, что играл. А еще ты прятался в какой-нибудь угол и дулся. Ты ведешь себя, как Солти, когда он не со своей мисс Евгенией. Тогда он тоже дуется. Мне это даже начинает действовать на нервы!

Вдруг сэр Родерик резко остановился и схватил Гарри за руку.

– Разве такое возможно, Гарри? Ты тоже влюблен? Любовь настигла нас троих одновременно? Может, это какое-то волшебство в воздухе? Скажи мне, кто она?

Герцог мучительно старался придумать, как бы избавиться от болтливого сопровождающего. Он невыразительно посмотрел на сэра Родерика.

– Кто – она? Ты о чем это говоришь?

– О даме твоего сердца, конечно же, – ответил Родди и, завидев шедших им навстречу двух джентльменов, приветственно приподнял шляпу, а затем проводил их взглядом. – Ты видел, какой на Фредди был плащ, Гарри? Он выглядит как ужасный балахон, тебе не кажется? Я всегда считал, что Фредди не различает цвета, не видит вещи такими, какие они на самом деле. Возможно, это объясняет, почему на нем такой плащ, но если бы это могло объяснить, почему у него жена с лошадиным лицом! Так, о чем же я спрашивал? Да, вспомнил. Солти влюблен в мисс Евгению, я влюблен в мою дорогую Трикси, а в кого влюблен ты, Гарри?

– Ты любишь Трикси… Мисс Сторбридж?

Сэр Родерик громко рассмеялся.

– Да, Гарри, я влюблен. Почему, ты думаешь, я обивал порог твоего дома всю неделю? В кого я должен быть влюблен – в твою тетю? Солти вырвет мне кишки, если я осмелюсь взглянуть в сторону его Евгении. Ну и, конечно, я не влюблен в мисс Елену Сомервилль, с ее страдальческим лицом. Как думаешь, она вообще когда-нибудь улыбается?

– Ты любишь ее? – казалось, Гарри все никак не мог осознать этот факт. – По-настоящему?

Сэр Родерик остановился как вкопанный и перекрестился.

– По-настоящему, Гарри. Знаю, что ты удивлен, так и должно быть, ведь я никогда особо за юбками не бегал. Но ведь Трикси особенная!

– Да, – осторожно произнес Гарри, – я начинаю опасаться этого. Но ты уверен, что узнал ее достаточно хорошо за столь короткое время? Ты доверяешь своим чувствам? Возможно, есть черты ее характера, личные качества, которые тебе могут не понравиться.

Улыбка исчезла с лица сэра Родерика, и он нахмурился.

– Знаешь, Гарри, ты ведешь себя некрасиво. Что ты вообще имеешь против Трикси? Не может быть, чтобы и ты тоже… О, я все понял! Ты не хочешь, чтобы я был влюблен в Трикси, потому что ты тоже ее любишь! Ну конечно! Я должен был заметить это раньше! Мой Бог, Гарри, мы соперники! Но меня это совсем не радует.

– Мы не соперники, Родди, и я не влюблен в мисс Сторбридж. Иногда ты ведешь себя еще глупее, чем Уильям или его сумасшедший дружок Эндрю.

Гарри остановил проезжавшую мимо карету и попытался вскочить в нее, чтобы быть как можно дальше от сэра Родерика и его вопросов.

Но сэр Родерик оказался настойчивее и продолжил:

– Если хочешь, чтобы я тебе поверил, Гарри, скажи, в кого ты влюблен, если можешь.

– Почему я должен быть в кого-то влюблен? – вынужден был что-то сказать Гарри, поняв, что сэр Родерик не отпустит его, пока не получит определенный ответ.

– Потому что ты себя очень странно ведешь. Я уже объяснял тебе это, – настаивал Родди, игнорируя призывы кучера, чтобы джентльмены немедленно определились, едут они или остаются, потому что дома его ждут пять голодных ртов, которые он должен кормить, поэтому у него нет времени ждать, когда господа определятся, хотят ли они вообще куда-нибудь уехать.

Гарри повернулся к другу и произнес:

– Мне жаль тебя разочаровывать, Родди, но я ни в кого не влюблен. Возможно, мне не хватает духу для этого. Однако прости меня, я должен ехать. Упомянув моего брата и его друга, я вдруг вспомнил, как сегодня утром они обсуждали какое-то место, где проходят петушиные бои. Я должен убедиться, что они не будут биться об заклад на арене и прочее.

Наконец, Гарри оказался в экипаже и в спасительном одиночестве. Его лучшая куртка была безнадежно испорчена какой-то непонятной грязью, которая была везде внутри кареты.

– Ты можешь отрицать сколько тебе угодно, старина, но я абсолютно уверен, что ты в кого-то влюблен, – донеслись до Гарри слова сэра Родерика, когда карета уже заворачивала за угол.

Гарри устало откинулся на грязное кожаное сиденье и решил провести остаток дня подальше от своих друзей.

Эндрю Карлайсл бесцельно бродил по залитой утренним солнцем комнате. В Лондоне время нужно проводить намного веселее, чем делали друзья сейчас, в этом Энди был абсолютно уверен. Однако даже новость о петушиных боях не могла заставить его лучшего друга Вилли выйти из дому. Даже поездка к Эшли или в один из пресловутых домов в Тотхилл-филдз, даже посещение игорных заведений – ничего не радовало Вилли. Он ни на шаг не отходил от дома.

Было невыносимо наблюдать за лучшим другом, безучастным ко всему, с утра до вечера мечтающим только об улыбке прекрасной Елены, которая улыбалась еще меньше, чем сам Вилли.

Фактически во всем Портмен-сквере никто, казалось, не веселился, за исключением леди Эмилии, которая всю себя отдавала попечению близнецов, и еще занудливого сэра Родерика Хилларда, изображавшего влюбленность в Беатрис Сторбридж и наводившего своими разговорами смертельную тоску. Энди интересовало, будет ли сэр Родерик продолжать любить Трикси, если одной прекрасной ночью она наставит на него пистолет.

Погруженный в свои невеселые мысли, Энди не сразу заметил, что находится не один в комнате. В дальнем углу в кресле рыдала одна из близнецов Сомервилль. Какая именно, он не мог точно сказать, потому что девочки были похожи как две капли воды.

Вилли бы точно знал, кто перед ним. Вилли клялся тысячу раз, что Елена с маленькой родинкой у левого глаза была самой красивой из сестер. Энди, не обращавший внимание на какие-то маленькие точечки – родинки или еще что-нибудь подобное, равно как и на девушек вообще, – воспринимал близнецов Сомервилль только как белокурые, надоедливые, склонные к истерикам создания, жить без которых будет только лучше.

Энди оглядел комнату, раздумывая, как бы ему исчезнуть прежде, чем девочка его заметит. Однако когда рыдания стали громче и полоснули по его нервам, как острым ножом, юноша мужественно приблизился к креслу и спросил, чем он может помочь.

Он отчаянно надеялся, что девочка поблагодарит его и откажется от помощи или, в худшем случае, попросит у него носовой платок. В чем Энди был абсолютно уверен, так это в том, что если он предложит свой платок, а девочка его примет, то он никогда не возьмет его назад.

Секунду спустя его страхи воплотились в реальность, и ему пришлось рыться в своих карманах, с неохотой выуживая из них носовой платок. Затем он стремительно отступил к спасительным дверям, чтобы она не успела его вернуть.

– Вы так добры и так задумчивы, Энди, даже если выглядите, как будто читаете скучную проповедь, разъясняя всем и каждому, что веселиться грешно, – сказала мисс Сомервилль сквозь рыдания, остановив юношу почти у выхода своим невольным оскорблением. – Я не должна здесь находиться, здесь каждый может застать меня в минуту моей слабости, но Евгения закрылась наверху с Лэси, вероятно, делает прическу в греческом стиле для сегодняшнего вечера. А мне больше некуда пойти.

Энди лишь коротко кивнул в ответ. Хорошо, теперь он узнал, что Елена – объект страсти его друга Вилли – была плаксой. Он также узнал много вещей, до которых ему не было никакого дела, но о которых, к сожалению, узнаешь, общаясь с женщинами. Он также узнал, что женщина говорит намного больше, чем любой нормальный мужчина в состоянии услышать.

– Так чего же ты рыдаешь, Елена? – напрямую спросил Энди, деликатность не была присуща ему. – Только не говори мне, что ты страдаешь по Вилли. Он прибежит к тебе, только позови, ты это прекрасно знаешь.

– Вилли? – девочка неприлично громко высморкалась и в замешательстве взглянула на Энди. – Вилли испытывает ко мне нежные чувства? – она отвела взгляд. – О, как мило с его стороны. Он восхитителен, правда, Энди? Он мне так нравится, к тому же он очень мил, как я уже говорила герцогу. Я даже когда-то думала, что испытываю к нему что-то, но теперь… – ее голос прервался очередным потоком слез и рыданий, – но теперь… мое сердце отдано другому!

Энди рухнул в соседнее кресло, вытянув свои по-птичьи худые ноги.

– Вот это да! Я прибыл в Лондон, готовый танцевать и веселиться, но все, что я действительно делаю, – протираю здесь штаны, наблюдая за метаниями Вилли, влюбленного в девочку, которая считает его довольно милым, но проливает слезы по кому-то другому! – Он собрался встать. – Ты меня извинишь? Я хочу найти Вилли и сообщить ему хорошие новости. Может, мы еще успеем нанять извозчика и посетим петушиные бои. О, кстати, оставь у себя мой платок. Не думаю, что захочу получить его назад.

Не успел он сделать и трех шагов, как усилившиеся рыдания Елены снова его остановили. Может, она обиделась на его фразу о носовом платке?

– О, какое несчастье! – воскликнул он, вспоминая рассказы своей матери о дамах в расстроенных чувствах, которые он был вынужден выслушивать, когда к ним прошлым летом приехала его кузина Лизи. – Как его имя? – покорно пробормотал он, снова усаживаясь в кресло. – И что я могу сделать, чтобы прекратить этот поток слез?

Трикси услышала Гарри еще до того, как увидела его. Раздраженный голос герцога настиг ее, когда девушка шла через холл в гостиную.

– Сто сорок фунтов за перчатки? За перчатки? В последний раз, тетя Эмилия, когда я видел девочек, у каждой было только по две руки. Из чего они сделаны, эти перчатки, – из кожи единорога?.. Нет, вы говорите? Это должно быть что-то из ряда вон выходящее, чтобы стоить сто сорок фунтов!

Трикси вошла в гостиную и увидела Гарри в вечернем костюме, раздраженно размахивающим счетами. Леди Эмилия, пристроившаяся на самом краешке канапе, вся сжалась и лихорадочно перебирала свой подол, она выглядела как маленький ребенок, ожидающий нагоняя от родителей.