— Как вы, cherie? Вы не испугались?

— Конечно, нет! — засмеялась Лили. — Разве можно чего-то бояться с таким отважным сопровождающим ?

— Свяжи ему ноги, Андре. На обратном пути мы прихватим его, — сказал Ги. Он понял, что Лили — девушка не робкого десятка и испугать ее трудно. — Может быть, вы хотели бы поохотиться? Я намерен устроить охоту. Не присоединитесь к нам?

— Думаю, что нет, милорд. Мне грустно видеть, как умирают животные, если, конечно, они не угрожают чьей-либо жизни…

Прибыв в Окстед, мужчины пошли раздавать снадобья, а Лили отправилась в дом собрать одежду для леди Хильды и кое-что для Эдварда, если удастся сделать это незаметно. Она кликнула одну из служанок и быстро объяснила ей, что норманны нашли Эдварда и ей пришлось выдать его за своего брата. Женщина обещала потихоньку передать это остальным слугам, и Лили взбежала наверх, к опочивальням. Там она огляделась, размышляя о том, как странно сложилась ее судьба, — она не живет здесь, да и Вулфрика уже нет. При мысли о нем Лили содрогнулась. В доме стояла глухая тишина, все казалось каким-то заброшенным. Она нашла комнату леди Хильды и, подняв крышку сундука, начала рыться в его содержимом. Шум, раздавшийся в одной из соседних комнат, заставил Лили вздрогнуть. Она замерла, напряженно ожидая, не повторится ли он. Затем обвела взглядом пыльную опочивальню, и ее охватило жуткое ощущение, что рядом кто-то есть. Но поскольку опять стало тихо, Лили поспешно собрала то, что сочла самым необходимым, и сложила все это в небольшой дорожный сундучок. Потом тихонько вошла в покой Эдварда, расположенный рядом с тем, где обычно спал Вулф-рик. Там она взяла три бархатные рубашки, богато расшитые по низу золотой нитью. Ей было не по себе: казалось, что чьи-то невидимые глаза следят за ней. Лили уже было поднялась с колен, когда услышала крадущиеся шаги в соседней комнате. Страх сжал ей горло, а сердце беспорядочно забилось. Она почувствовала присутствие какого-то злобного существа, и единственный, кто пришел ей на ум в связи с этим, был Вулфрик. Она задрожала, а когда на порог упала чья-то тень, крик застрял у нее в горле.

— У вас такой вид, будто вам явилось привидение! — засмеялся Ги.

— О милорд, слава Создателю, это вы!

И Лили подбежала к нему, словно ища защиты. Облегчение отразилось на ее лице так явственно, что он обнял ее и нежно привлек к себе.

— Вы вся дрожите, cherie, что случилось? — спросил он мягко. — Как странно: вы не боитесь дикого вепря, а от тени вас бросает в дрожь!

Лили покачала головой и с трудом улыбнулась. Ги не стал добиваться объяснений, но на лбу его появилась морщина, пока он пристально смотрел на девушку. «Надо будет разобраться в этой тайне», — подумал он.

— Этот сундучок нужно отвезти домой. Не мог бы кто-нибудь из ваших людей помочь мне, милорд?

— Certesnote 7, леди! Мы закончим все дела и придем за вами.

— Нет! — быстро ответила она. — Мне не хочется сидеть в доме, но вы не беспокойтесь обо мне, я найду, чем заняться, пока вы не будете готовы к отъезду.

Лили не решилась уйти далеко. Она побродила по саду и нарвала розмарина и тимьяна для кухни Годстоуна.

Когда, уже к вечеру, они ехали домой, пошел сильный дождь. Ги отдал Лили свой плащ, чтобы она надела его поверх своего, но это помогло мало.

Передав лошадей конюху, они бегом пересекли двор и вошли в дом. Ги сказал:

— Ей-богу, мне говорили, что Англия — темная, сырая дыра, но до нынешнего дня я не верил.

Лили бросила через плечо:

— Ты всегда можешь вернуться домой, ежели тебе здесь не нравится, норманн.

И они взбежали наверх, со смехом оглядываясь на лужицы, которые оставляли на каждой ступеньке.

В опочивальне Ги начал быстро сбрасывать с себя промокшую насквозь одежду, а Лили поспешно прошла через арку в свою комнату. Стянув мокрые рейтузы и надев сухие, полуобнаженный Ги заглянул к Лили. Она сидела, съежившись, на краешке своей постели, сняв с себя только плащ.

— Снимите платье, мадам, вы заболеете и умрете.

— У меня нет возможности уединиться. Пока вы не уйдете из этой комнаты, я буду сидеть так! — вспыхнула она.

— Господи, вы опять не слушаетесь? Сию минуту раздевайтесь, или, клянусь Иисусом Христом, я сам вас раздену! — пригрозил он.

Отбросив назад волосы, с которых стекала вода, Лили вызывающе взглянула на него — было ясно, что она не намерена подчиняться. Ги рывком поднял Лили с кровати и задрал мокрую тунику ей на голову. Лили отчаянно сопротивлялась. Мокрое платье прилипло к телу девушки, обрисовав его очертания. Ги удалось задрать и платье почти до самых бедер, но Лили продолжала вырываться, умоляя при этом:

— Пожалуйста, пожалуйста, милорд, я сниму его, если вы принесете мне полотенце вытереть волосы. Прошу вас!

Он неохотно ушел и вскоре вернулся, неся в руках полотенце и вино. Лили уже успела снять платье и надеть бархатный халат. Голову она обмотала полотенцем в виде тюрбана, и Ги подал ей рог с вином.

— Выпейте немного, это вас согреет. Я развел огонь. Пойдемте к очагу, cherie.

— Я не пью вина, милорд, от него пьянеют, — возразила Лили благонравно.

— Это «Шабли» — дорогое белое вино, и вы выпьете его, Лили, сейчас же! Или я должен влить его в вас насильно? — спросил он вызывающе.

Она стала медленно пить вино, глядя со значением на его голую грудь.

— Вам не холодно, милорд?

— Я мерзну не от холода, а от ваших ледяных глаз, — спокойно ответил он.

Ги, невзирая на протесты Лили, еще раз наполнил ее рог вином и поднес его к ее губам, настаивая, чтобы она выпила. Потом прикоснулся к рогу своими губами в том месте, где касались губы Лили. Вино согрело Лили, тело ее обмякло, а в ногах появилась слабость. Она чувствовала на себе взгляд Ги и делала вид, что изучает языки пламени в очаге. Сидеть с ним у огня и пить вино, когда воет ветер и дождь хлещет по крыше, было так уютно, тепло и приятно.

— До ужина еще целый час. Возьмите вот эту толстую книгу и поучите меня читать на вашем варварском языке, — сказал Ги.

Обрадовавшись, что дело приняло новый оборот, Лили принесла к очагу большую книгу, села рядом с Ги и стала показывать ему прекрасные рисунки, которыми были украшены страницы книги.

— Это легенда о Беовульфеnote 8, — объяснила Лили.

— Сядьте сюда, на ковер, к огню, — прервал ее Ги, — чтобы мне было лучше видно.

Лили медленно опустилась на меховую шкуру подле него и начала читать. Ги смотрел на слова, а потом заявил, что не понимает их смысла. Очень скоро книга перестала его интересовать. Он внимательно рассматривал профиль читающей Лили. Она всячески притворялась, что забыла о Ги. На самом же деле она не только каждое мгновение помнила о нем, но и чувствовала, что от его близости с ней творится что-то странное. А может, причиной тому было вино.

Ги быстро захлопнул книгу, лежащую на коленях у Лили, привлек девушку к себе и завладел ее губами — поцелуй был требовательным. Лили уперлась в его грудь руками, пытаясь вырваться, и ощутила его наготу: мышцы перекатывались под ее ладонями. «Как он прекрасен!» — мелькнуло у нее в голове. Она тут же рванулась прочь, испугавшись чувств, которые вызывало в ней прикосновение к его сильному телу. Ги не стал ее преследовать, но внимательно смотрел на нее, допивая вино. Воцарилось напряженное молчание, и Лили по-женски сказала первое, что пришло в голову:

— Если вы будете отвлекаться, вы никогда не выучите язык саксов. — И вдруг, к полному своему изумлению, хихикнула. «Наверное, это все-таки действует вино», — поспешно успокоила она себя.

— Коль я поставлю перед собой такую цель, я выучу ваш язык за один час, — отозвался он хвастливо.

Лили рассмеялась, закинув голову.

— Это неслыханно! За час! Тупоумный норманн не выучит культурный язык даже за год! — сказала она язвительно.

— Готов поспорить! Сегодня вечером я за один час выучу целую страницу вашего «Беовульфа». И если я прочту ее безукоризненно, вам придется заплатить мне дань.

— Договорились! — решительно воскликнула Лили и вдруг поняла, что он имеет в виду под «данью».

Ги усмехнулся:

— Тот, кто спорит со мной, проигрывает.

Лили торопливо поднялась, досадуя на свою несообразительность. Власть, которую он имел над ней, вгоняла ее в дрожь. Она прошла через арку, чтобы переодеться к ужину, от всей души надеясь, что Ги не последует за ней. Но когда он действительно не сделал этого, она очень удивилась.


За вечерней трапезой Николя вновь выбрал себе в соседки по столу Розу, а Андре сел рядом с Эдит. Хью Монроз уже два вечера посматривал на леди Эделу, но держался на расстоянии. Сегодня же он набрался храбрости и занял место подле нее.

— Я намерен сидеть рядом с одной из дам, чтобы научиться хоть немного говорить на языке саксов. Я выбрал вас, — сказал он осторожно, но при этом смело оглядывая ее аккуратную фигурку и светлые волосы пепельно-каштанового оттенка.

Эдела прикрыла ресницами свои васильковые глаза.

— Милорд, я не нуждаюсь ни в чьем обществе.

— В таком случае почему вы появляетесь без головного покрывала? — язвительно спросил Хью.

Она быстро, с испугом взглянула на него. Этот, похоже, еще напористее и неуемнее, чем Льюк, ее погибший муж. Надо потихоньку направить его мысли в другую сторону. Эдела отчаянно пыталась придумать подходящую тему для разговора.

— Я попробую научить вас нашему языку, милорд. Как удачно, что я говорю немного по-французски.

И она сказала на сакском языке, что ее зовут Эдела.

— Вам нужен покровитель, Эдела, — сказал он без обиняков.

Она вспыхнула:

— Я только что потеряла мужа, сэр.

— Зовите меня Хью. Молодой вдове необходим покровитель, — повторил он.

— Мне бы не хотелось говорит об этом, сэр, то есть Хью, — вежливо возразила она.

— Нам придется поговорить об этом, Эдела. У господина Монтгомери сорок воинов. И любой из них возьмет вас, когда ему вздумается. Единственный способ избежать постоянных домогательств — это выбрать себе покровителя. Госпожа Лили поняла это очень хорошо в отличие от вас. — Он указал на Ги, сидевшего во главе стола. — Если мы с вами сойдемся, другие мужчины не станут вам докучать.

Во рту у Эделы пересохло, губы побелели. Хью поднял свой кубок с вином, но прежде чем протянуть его Эделе, он вынул кинжал и опустил острый конец в кроваво-красное вино. Это был эротический знак, который она прекрасно поняла. Несколько мгновений Эдела колебалась, потом медленно взяла кубок и осушила его.


Леди Эмма спустилась к ужину с твердым намерением определить, кто из рыцарей самый высокий и сильный. Без мужчины она чувствовала себя потерянной. Гибель мужа она воспринимала как предательство. Так или иначе, но он оставил ее, бросил на произвол судьбы… И надо поскорее найти ему замену, дабы успокоиться. Эмма обвела взглядом собравшихся, дабы определить, кто из мужчин свободен. Ги, его братья и Рольф были исключены сразу. Судя по всему, и Хью Монроза уже нельзя принимать в расчет.

В конце стола сидели три воина. Они явно увлеклись элем и едой, простой, но вкусной, которую в этой новоприобретенной стране подавали с неизменной щедростью. У Эммы моментально созрел план действий. Она будет заигрывать со всеми тремя. Они поспорят из-за нее, даже подерутся, и сильнейший станет победителем. Вскоре Эмма поймала взгляд Симона Фицроя, самого молодого из троицы. Она послала ему улыбку. Глуповато взглянув на нее еще раз, он сказал своим товарищам:

— Ей-же-ей, я только что получил откровенное предложение с другого конца стола.

Жерве, мускулистый, сильный человек с мрачной внешностью, взглянул на Эмму. Она тут же улыбнулась ему и опустила глаза.

— Ошибаешься, сосунок, это я ей по душе. Эсме, единственный высокий белокурый норманн среди воинов Монтгомери, спросил:

— Вы говорите о той, у которой такие славные большие сиськи? Я сразу ее приметил.

— Ну, это дело надо уладить побыстрее, не то, пока мы препираемся, ее уложит в постель еще какой-нибудь сукин сын, — засмеялся Фицрой.

— Я заявил свои права первый, — лениво протянул Эсме, полагая, что на этом спор окончен.

Жерве поднял темную бровь, угрожающе взглянул на товарищей и коротко заявил:

— Есть только один способ все решить.

Он нашел в своем камзоле несколько игральных костей, чело его прояснилось, и он солнечно улыбнулся.

Фицрой отодвинул в сторону высокую оловянную с кожаной ручкой кружку для эля, расчищая место для костей, и сказал смиренно, обратившись к Жерве:

— У нас мало шансов, mon frиrenote 9. Когда Эсме играет, у него за плечом всегда торчит дьявол. И он никогда не проигрывает.

Каждый из троих бросил кости, и небрежный бросок Эсме, как и было предсказано, оказался счастливым. Он встал из-за стола, выпрямился на длинных ногах и направился к Эмме. Она, конечно же, видела все, и от унижения на щеках у нее выступили алые пятна. Изогнув бровь, Эсме сказал, растягивая слова: