С той самой ночи, когда уехал Аллин, Джованни спал в доме. Он приходил каждый вечер и оставался до рассвета, располагаясь на соломенном тюфяке прямо под дверью Вайолетт. Она не знала, спал ли он вообще. Если она вставала ночью, он тотчас спрашивал, что ей угодно. Когда она поднималась рано, он был уже на ногах. Долгими осенними вечерами Джованни приходил и сидел с ней в гостиной. Ему очень нравилось, когда Вайолетт ему читала. Некоторое образование он получил у местного священника, но работа не оставляла ему времени для чтения или занятий. Он любил узнавать новости из газет, но больше всего нравились ему итальянские переводы романов Вальтера Скотта про благородных рыцарей и прекрасных дам. Однажды Вайолетт заметила, как он слегка улыбнулся на не правильно произнесенное ею слово, и стала брать у него уроки итальянского.

Когда его мать готовила, он всегда подавал обед. Он не разрешал Вайолетт есть на кухне и носил для нее блюда в столовую. Своими забавными рассказами про деревенскую жизнь Джованни умел вызвать у нее улыбку и всегда уговаривал ее съесть побольше — кусочек того, кусочек сего, предлагая ей разные блюда, — словно взамен любви.

Поначалу Вайолетт беспокоило внимание молодого итальянца.

— Джованни, не надо из-за меня забрасывать свою работу и семью, — сказала она как-то.

— О нет, мадонна, — ответил он, и его черные глаза засветились нежностью. — Я должен быть рядом, на случай, если вам понадоблюсь.

— Но ты же не обязан следить за каждым моим шагом.

Он перестал улыбаться и взглянул на нее встревоженно.

— Вам мешает, когда я рядом?

— Конечно, нет, но у тебя должна быть и своя собственная жизнь.

— Нет, мадонна. Она принадлежит вам.

Он заговорил о другом, и было понятно, что переубедить его невозможно. Ей оставалось только гадать, то ли Аллин оставил указания делать для нее все возможное, то ли сам Джованни по каким-то своим причинам решил действовать именно так. Вайолетт подозревала, что было и то и другое.

В другой раз она спросила у него:

— Джованни, у тебя есть девушка?

— Если бы была, мадонна, я бы не жил здесь.

Она на мгновение задумалась.

— Может быть, тебе пора найти милую девушку и устроить свою жизнь?

Он посмотрел на нее и только покачал головой.

— Милую девушку найти нетрудно, гораздо труднее найти прекрасную женщину.

Такая преданность была ей приятна, тем более что, нося ребенка, она с каждой неделей становилась все толще и неповоротливей. Вайолетт испытывала чувство вины, пользуясь его заботой и зная, что не может ничего предложить в ответ. Но в то же время она была благодарна ему за это. Он помогал ей бороться с приступами одиночества, скрашивал медленно текущее время.


Потом зарядили зимние дожди. Тосканские холмы из охристо-красных превратились в серые, и так же серо было на душе у Вайолетт. Однажды утром она стояла у окна маленькой спальни, в которой собиралась сделать детскую. Окно выходило на тропинку за стенами сада, ведущую к огороду и конюшням. Дождь перестал, но капли еще продолжали падать с крыши дома и с веток деревьев. Вайолетт видела, как Джованни вышел из конюшни с тележкой, нагруженной соломой, которой он укрывал розовые кусты. Она помахала ему рукой, и он поклонился ей в ответ. Потом открыл ворота и скрылся в саду.

За ее спиной мать Джованни, убиравшая в комнате, сказала:

— Он хороший мальчик, трудолюбивый. Но голова у него забита всякими ненужными фантазиями и великими идеями.

— Не знаю, что бы я делала без него. Мария принялась взбивать подушку с большим, чем следовало, рвением.

— Да, вам сейчас туго приходится. Но умоляю вас, будьте осторожны. Мой Джованни умом понимает, что вы принадлежите синьору Массари, но, боюсь, сердцем ему этого не понять.

— Мария, — удивленно сказала Вайолетт, поворачиваясь к ней, — вы только посмотрите на меня. Разве в таком виде я могу нравиться мужчинам?

— Вы не стали уродливой от того, что носите ребенка, синьора. И вы одиноки и нуждаетесь в защите. Джованни видит лишь это.

— Но я не поощряю его, — сказала Вайолетт тихим голосом.

— Вы делаете это тем, что находитесь здесь одна, без мужчины.

— Я бы не осталась здесь, но мне некуда больше деваться. — Вайолетт немного помолчала и продолжила:

— Что мне делать, Мария, если он не вернется?

— Не знаю, синьора. У вас есть деньги?.. Я хотела спросить: вам есть на что жить?

— О да, — ответила Вайолетт. — Только не для чего.

— Не говорите так! — Мария уперла руки в бока. — У вас будет ребенок, а это — великая вещь! Нечего думать о смерти, иначе эти страшные мысли перейдут на вашего ребенка. Вы должны быть спокойны, тогда и малышу будет хорошо и удобно.

— Легко сказать. А если Аллин не возвращается, потому что он ранен? Или, еще страшнее, погиб, погиб много недель назад, и никто не сообщит мне об этом, потому что не знает, где я?

— Если это случится, у вас будет время поразмыслить, а пока нечего рассуждать попусту.

— Мне нужно решать, что я буду делать.

— Пока ребенок не родится, вы все равно ничего не сможете. Синьор был так счастлив, так горд тем, что он станет отцом. Если он жив, он обязательно вернется к родам.

— А если нет? Куда мне идти за помощью?

— Никуда ходить не надо, синьора. Я сама к вам приду. Вы пошлете за мной Джованни. Поэтому-то он здесь. Вам нечего волноваться. Я сама родила шестерых, а скольким я помогала появиться на свет! Все будет хорошо.


Осень кончилась. Из далекого Крыма пришли известия, что союзники победили в битве при Альме. Но потом поступили дополнительные сведения, и стало ясно, что победа далась ценой большой крови.

В середине октября союзники начали обстреливать из орудий Севастополь, главный порт русских на Черном море. Но был взорван французский склад боеприпасов, поэтому решающее наступление пришлось отложить. Это дало русским возможность подтянуть войска. В конце концов союзникам пришлось начать длительную осаду, без которой не смогли взять город.

Затем русские напали на базовый склад союзников в Балаклаве. Но из-за противоречивых приказов, отдаваемых высшим командованием англичан, на выполнение самоубийственной задачи была брошена бригада легких стрелков лорда Кардигана. Завязался кровавый бой, и положение спасла лишь беспримерная храбрость солдат и помощь французской кавалерии.

Дней десять спустя, под прикрытием тумана и дождя, русские атаковали войска французов и англичан, осаждавшие Севастополь. К тому времени, когда наконец прозвучал сигнал к отступлению, погибли тринадцать тысяч человек. Вскоре после этого корабли англичан, доставлявшие войскам не только оружие и амуницию, но и провиант, медикаменты и зимнюю одежду, попали в шторм и затонули. В ожидании весны союзники вынуждены были отойти на зимние квартиры.

Еще в начале войны, после первой серии побед, военный корреспондент лондонской «Тайме» опубликовал сообщение, в котором рассказывалось об ужасных условиях в британских госпиталях. Военный министр отправил им в помощь женщину по имени Флоренс Найтингейл и с ней еще тридцать восемь сестер милосердия. Она прибыла в Крым как раз тогда, когда начали поступать раненые после осенней битвы, и ценой героических усилий спасла многие жизни.

Так все и продолжалось. Плохие новости шли вперемежку с хорошими, а зима уже пришла, стало холодно. На вилле стоял, запах тлеющих дров, сухих трав и чеснока, связки которого висели на кухне. Эти ароматы смешивались с запахами еды, шедшими от огромной железной плиты. Мария учила Вайолетт вязать, вместе они связали маленькие легкие одеяльца и носочки, которые Вайолетт вышила крохотными цветочками. А еще они с Джованни сделали духи.

Однажды на кресле в гостиной он увидел листок, на котором была записана формула. На обороте Вайолетт записала, как вязать детское одеяло. Джованни взял листок и стал читать вслух.

— Это те духи, которыми вы пользуетесь? — спросил он, взглянув на нее из-под своих пушистых ресниц.

— Те, которыми я пользовалась. Осталось всего несколько капель, и я их берегу.

Он понимающе кивнул.

— К возвращению сеньора. Но можно сделать еще.

— А как?

— Розовое масло у меня есть. Все остальное вполне можно найти в магазинах или в аптеках во Флоренции. Если не будет хватать одного или двух компонентов, придется заказать их в Риме, но это быстро.

— Ты в этом уверен? — тут же заинтересовалась Вайолетт.

— Да, конечно, — ответил он, с нежностью глядя на нее.

— Думаешь, у меня получится? — Она вдруг поняла, что ей больше всего на свете хочется смешать эти несколько компонентов и получить ту самую волшебную жидкость, последние капли которой хранились в драгоценном флаконе.

— Я с удовольствием все вам покажу, — просто ответил Джованни.

Однажды вечером, когда Мария уже легла спать, они взяли ароматические масла и чистый спирт и отнесли их в спальню Вайолетт, как можно дальше от запахов трав и кухни. На маленьком столике у камина они расставили все, что могло им понадобиться, в том числе стеклянную мензурку с носиком и маленькую пипетку для отсчета капель ароматических масел.

Джованни с очень серьезным видом объяснил, как будет проходить процесс. Вайолетт зачитывала вслух названия компонентов и их пропорции, а Джованни все отмерял. Потом он слегка встряхнул полученную смесь и потянулся к руке Вайолетт.

Она инстинктивно отодвинулась. Он улыбнулся, но руки ее не выпустил и стал легко потирать большим пальцем ее запястье, там, где бился пульс.

— Надо проверить на вашей коже, — объяснил он. — Ведь они для этого и созданы.

Она не стала сопротивляться. Джованни капнул одну каплю на ее запястье, подождал немного, потом вдохнул аромат и огорченно нахмурился.

— Получилось не то.

— Ты уверен? — Вайолетт прикрыла глаза и сосредоточенно принюхалась. Затем покачала головой. — Ты прав. А что не так?

— Чего-то чуть больше, чего-то меньше. Я старался быть точным, но, по-видимому, ошибся.

Она еще раз глубоко вдохнула запах. Потом вдруг улыбнулась.

— Мне кажется — я почти уверена, — что слишком много нарцисса.

— Да? — Он еще раз поднес ее запястье к лицу. — Ах, мадонна, у вас замечательно тонкий нюх.

Вайолетт не смогла удержаться и рассмеялась. Такой необычный комплимент ей весьма польстил.

— Ты так думаешь?

— Я это знаю. Теперь вы будете смешивать.

Смесь, приготовленная Вайолетт, оказалась безукоризненной. Она знала это еще до того, как попробовала у себя на руке. Пары, исходившие от нее, кружили ей голову. Букет был великолепен — весенний аромат нарциссов, благоухание роз, нежный запах цветов апельсина, экзотический

— мускуса и многое другое. В нем были сила и красота, и еще — любовь.

Когда она капнула духи себе на запястье, Джованни взял ее за руку и вдохнул этот насыщенный, богатый оттенками запах.

— Да, — прошептал он. — Да!

Он приблизился к Вайолетт и обнял ее. Это был сиюминутный порыв, вызванный радостью их общего успеха. В этом объятии не было ничего низменного, плотского, и Вайолетт приникла к нему, приняла его ласку, как принимала его поддержку, которую он давал ей не раздумывая, ощущая рядом с ним безопасность и покой. Потом она почувствовала, как его губы коснулись ее локона и виска. И тогда дитя в ее чреве зашевелилось, как будто протестуя.

Она высвободилась из его объятий неторопливо, но решительно. Джованни был такой родной и милый, он готов был отдать ей все, но не стоило обманывать его, позволяя слишком приближаться. Она испытывала к нему самые нежные чувства и не хотела причинять боль. Ее любовь принадлежала Аллину, и отдать ее другому было невозможно.

И тогда, отстраняясь от Джованни, Вайолетт вдруг поняла: довольно ждать, надо что-то предпринимать.

Доверенность, оставленная на ее имя у одного флорентийского банкира, казалось, не имела ограничений. Вайолетт сняла со счета сумму, достаточную для путешествия вдвоем.

Она долго думала, стоит ли просить Джованни сопровождать ее. Одно дело, когда он ночует с ней под одной крышей в деревне, где все его знают, в двух шагах от дома его матери, и совсем другое — в посторонних гостиницах и пансионах, даже если у него будет своя комната поодаль от ее. Вайолетт беспокоила не собственная репутация — она осознавала, что давно ее потеряла. Она волновалась только из-за того, что слишком стала полагаться на молодого итальянца, и непонятно, как он будет воспринимать это в дальнейшем.

Но отправляться в путешествие без сопровождающего было бы слишком неразумно. По ее подсчетам, она была на шестом месяце беременности, и, кроме того, ей не следовало самой носить тяжелый багаж.

Однако оказалось, что проблема не в том, позволить ли Джованни сопровождать ее, а в том, как отговорить его от этого. Едва он узнал, что она собирается в дорогу, он просиял от радости, а то, что он поедет с ней, воспринял как само собой разумеющееся. Вайолетт не очень старалась его переубедить.