Джолетте потребовалось некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на прерванном разговоре.

— Вот именно, — наконец произнесла она. — Смерть Александра I — одна из невыясненных исторических загадок. Имеются доказательства, что он в какой-то период стал тяготиться своим положением и многократно заводил речь об отречении. Он был несчастлив в браке с болезненной женой, которая не могла родить ему наследника, и глубоко переживал смерть незаконнорожденной дочери. Поговаривали, что он якобы даже намеревался освободиться от бремени жизни, которую влачил. Согласно официальным документам он умер в маленьком городишке на Азовском море. По причине плохой погоды его тело доставили для надлежащего погребения в Санкт-Петербург лишь спустя два месяца. Из-за этого опознать труп было невозможно.

— Могу себе представить, — сухо заметил Роун.

— Дело обстояло еще хуже, поскольку его жена, и так-то не слишком здоровая царица, тем временем скончалась, не вынеся потрясений и трудностей долгого траурного пути от Азова, не оставив, после себя ни одного более-менее значительного человека, кто подтвердил бы смерть Александра. Сразу же пошли слухи, будто смерть царя была вымышленной и что вместо него в гроб положили какого-то беднягу курьера, погибшего от несчастного случая и схожего с царем фигурой и наружностью. Сам же Александр предположительно отбыл на яхте графа Каткарта, бывшего английского посла в России. Семейство Каткарт никогда не опровергало подобных домыслов и вдобавок не позволило предать гласности семейные архивы. Русское же правительство неоднократно отказывалось выдать разрешение на эксгумацию трупа, что могло бы прояснить ситуацию.

Роун понимающе кивнул головой.

— И после того, как Александру удалось скрыться, он добрался до Италии, где женился на оперной примадонне, которая и стала матерью Аллина?

— Вполне возможно, что они были знакомы и прежде, до его бегства из России, — сказала Джолетта.

— И таким образом Александр, подобно мифическому фениксу, восстал из собственного праха.

— Видимо, так. Эмблема Аллина могла быть обновленным символом рода Романовых — феникс с победным лавровым венком.

— А что потом случилось с Александром? Мне припоминается, что примерно через год или чуть позже после рождения Аллина он скрылся, по-видимому, пресытившись семейной жизнью.

— Или же он затосковал по родной России и захотел вновь увидеть ее. Как раз тогда появился знаменитый отшельник, о котором говорили, будто он как две капли воды похож на Александра. Утверждали, что придворные сановники из Санкт-Петербурга регулярно наведывались к нему за советами и облачились в траур, когда в 1864 году он действительно скончался.

— Таким образом получается, что этот отшельник, Александр, был еще жив в 1855 году, когда умер его брат Николай I, — констатировал Роун.

— А потому законные права Аллина вполне могли быть признаны, если бы какая-нибудь политическая сила захотела привести его к власти. Александр, как государь, заслужил всеобщее признание, чего нельзя сказать о Николас. Весь период своего царствования Николай занимался искоренением революционных настроений наподобие тех, которые в тот период охватили Европу и привели на трон Наполеона III. Он обладал способностью расправляться с малейшими проявлениями инакомыслия, не давая ему распространяться. Естественно, что его не рассматривали иначе, как узурпатора, и вполне могла существовать определенная группировка, которая и после смерти Николая хотела остаться у власти, передав престол его сыну Александру II.

Роун оторвался от созерцания водного простора.

— Николай мог официально не признавать Аллина как сына своего брата, но знал о его существовании и, возможно, дал распоряжение следить за ним. А люди, которые прибыли повидать Аллина в Венеции, могли относиться к политическим кругам, желавшим возвести его на трон. Он отказался, поскольку подобная перспектива его не интересовала, а кроме того, он знал, что за ним ведется наблюдение. Обстоятельства осложняла разразившаяся в то время Крымская война, — продолжила Джолетта. — Возможно, еще раньше в Венецию были направлены убийцы, чтобы убрать Аллина как ненужное препятствие. Аллин держался настороже, особенно после визита тех двоих, которые, вероятно, предложили ему возглавить заговор с целью завладеть российским престолом. Вот тогда он и принял меры по обеспечению безопасности Вайолетт. Позже, когда синьора Да Аллори умерла, он стал тревожиться за Вайолетт и ребенка, которого она ждала, и все же, несмотря на все опасения, решил увезти ее. Но каковы были его намерения? Вступить в контакт с Николасм и подтвердить ему свой отказ от всяких притязаний на корону? Вверить ему свою судьбу и, возможно, лишиться свободы в обмен на безопасность Вайолетт и ребенка? Он никогда не говорил об этом Вайолетт, и нам тоже было не суждено узнать.

— Но ведь ребенок все равно считался бы незаконнорожденным, — возразил Роун.

— Да, должна признаться, мне это тоже показалось загадочным. Однако он ведь еще не родился, когда умер Николай I, и Гилберт не был тем мужем, который благополучно уходит в мир иной как раз в нужный момент. Вероятность того, что ребенок мог стать законным, исчезла, когда Аллин пал в саду от рук наемных убийц — поэтому-то единственный оставшийся тогда в живых убийца впоследствии не предпринял ничего, чтобы убрать и Вайолетт. Поскольку перестала существовать возможность брака, то ни она, ни ребенок больше не представляли угрозы.

— Так, значит, Аллин приехал к Вайолетт, чтобы обеспечить безопасность ей и ребенку, — предположил Роун, — и своей гибелью гарантировал им жизнь? Нет.

Джолетта нарочито долго выдерживала паузу. Она не была вполне уверена в том, о чем собиралась поведать, однако никакое другое толкование тех событий не казалось ей логичным. Лишь одно оно соответствовало всем известным фактам.

Роун испытующе взглянул на нее.

— Нет, — тихо повторил он. — Умер не Аллин, а Джованни, не так ли?

Джолетта через силу попыталась улыбнуться.

— Дальнейшее стало точным повторением того, что случилось с царственным отцом Аллина. Джованни и Аллин были приблизительно одного возраста, с похожими фигурами и внешностью. Они умерли при одинаковых обстоятельствах, из-за одной и той же женщины. Мария оплакала тогда своего сына и похоронила. Почему Вайолетт оставила ей ожерелье и проявила столько щедрости? Не потому ли, что Мария позволила похоронить Джованни как Аллина, под надгробной плитой с его именем?

— И Аллин превратился в Джованни?

— Да, и переехал в Новый Орлеан, где сделался аптека рем и провел свои дни подле Вайолетт. Из-за Гилберта они не смогли пожениться. Если бы тот был здоров, Вайолетт принудила бы его дать согласие на развод, но она не могла открыто оставить мужа-инвалида, который пытался покончить жизнь самоубийством.

— А может, они решили, что так будет лучше и безопаснее на случай, если личность Аллина вдруг будет установлена?

— Вполне вероятно, — согласилась Джолетта. Роун глубоко вздохнул.

— Ты действительно думаешь, что все обстояло именно так?

— Я достаточно хорошо проанализировала и взвесила известные мне факты. Даты совпадают. Более того, есть старая фотография Джованни, сделанная в Новом Орлеане. Качество плохое, но наблюдается явное сходство с изображениями Аллина в дневнике Вайолетт.

— Значит, можно предположить, — задумчиво произнес Роун, — что агенты русского царя могли бы выйти на него в Новом Орлеане через Вайолетт, ведь у них к тому времени уже имелось досье на нее. Но, видимо, поверив вымыслу о смерти Аллина, никто более не интересовался Вайолетт.

— А уж тем более ее девочкой, которая была официально зарегистрирована как дочь Гилберта Фоссиера.

Роун, вскинув брови, посмотрел на Джолетту.

— Из этого следует, что ты есть… кто? В каком-то дальнем поколении прапраправнучка русского царя Александра I?

— Возможно, — согласилась она, — но это ничего не меняет. Вокруг тысячи людей с самыми необыкновенными родословными. Достаточно взглянуть на президентов: как только их избирают, тут же обнаруживается, что они чуть ли не потомки королевских семей.

— А если нет, если все, что случилось с Вайолетт и Аллином, имело совсем другой смысл? Наверное, этого никто никогда не узнает.

— Да, — согласилась Джолетта. — Никто не узнает.

Роун долго молчал, глядя на нее, на лице его застыло напряженное выражение. Затем он наконец заговорил, решив сменить тему:

— Я уехал из Флоренции раньше тебя, хотя и ненамного, как потом оказалось. У меня было неотложное дело в Нью-Йорке. Я хотел взять там кое-что, прежде чем это сделает кто-нибудь другой.

Он достал из кармана сложенный лист бумаги и два маленьких флакона. Один был из тех, какие используют в «Фос-сиерс Ройял Парфюмс», другой — из искусно граненного хрусталя с серебряным, изысканно украшенным колпачком. Взяв руку Джолетты, Роун положил все ей на ладонь и сжал ее пальцы. Он проделал это очень поспешно, как будто боялся, что она не захочет взять предложенное.

Джолетта внимательно оглядела лежавшие на ладони предметы. Затем, положив флакончики в сумку, развернула сложенный лист. На нем были написаны результаты химического анализа с подробными характеристиками компонентов. Рядом помещалась цветная диаграмма с цифрами, указывающими процентное содержание каждого входящего в смесь элемента.

Это был состав духов «Ле жардин де кор».

— Отчет, заказанный тетей Эстеллой, — прошептала она.

— Верно, — спокойно подтвердил Роун. — Теперь он принадлежит тебе, и другого в «Каморс» делать не будут. В одном из этих флакончиков духи, которые мать Натали привезла в Нью-Йорк. Поступай с ними как хочешь.

Она передала ему информацию, а он сделал для нее то, что ей было так нужно. Они оба отказались от чего-то своего ради выгоды другого. Если вдуматься, это выглядело забавно. Но Джолетте не хотелось смеяться.

— Ты не должен этого делать, — произнесла она бесцветным голосом. Подобные подарки порой могли означать прощание, и от этого ей стало не по себе.

— Нет, должен. Тебе пришлось пережить столько страшных и неприятных моментов в поисках этой формулы.

— Но ведь и тебе она нужна, — с трудом вымолвила Джолетта.

— Формула не будет иметь, для меня никакой ценности, если из-за меня ты ее потеряешь.

Напряжение Джолетты немного ослабло. Она откашлялась и тихо сказала:

— Можешь ты… можем мы вместе использовать духи? Ты мог бы забрать старую формулу и распоряжаться ею по своему усмотрению, а для моего магазина останется новый вариант — вариант Мими.

— Нет. Ты нашла формулу, едва не поплатившись за это жизнью, и это должно быть у тебя.

Его голос был тверд, в нем не было сожаления. Джолетта ощутила глубокую потребность проявить к нему не меньшую щедрость.

— Но ты тоже рисковал жизнью. Я ужасно боялась, что Тимоти убьет тебя, ведь ты был безоружным. Тогда я и решила, что ему незачем будет делать это, если я отдам тебе дневник, но только все испортила. Я просто очень испугалась.

Роун не отводил от нее взгляда. Речной ветер трепал их волосы, ласково гладил лица. Наконец он спросил с настойчивостью в голосе:

— Почему, Джолетта? Почему ты испугалась?

Она посмотрела на него широко открытыми глазами. Ей с трудом удавалось сдерживать бушующие внутри чувства. Джолетта открыла рот, но не издала ни звука. Она сама ушла от него во Флоренции, и он дал слово, что оставит ее в покое. Теперь она хотела просить его остаться, но боялась произнести эти слова. Если он откажется, то от этой утраты ей уже никогда не оправиться.

Едва заметная улыбка тронула губы Роуна, в глазах появилась надежда. С мольбой в голосе он спросил:

— Неужели ты не можешь поверить мне даже теперь?

— Могу. Я верю. Только… — Она в смятении умолкла.

— Этого мне достаточно, — серьезно сказал он, но голос его дрогнул. — Открой, Джолетта, другой флакончик.

Она машинально повиновалась, но пальцы не гнулись и не слушались ее. Серебряный колпачок был туго завинчен, и ей потребовалось усилие, чтобы снять пробку, при этом содержимое флакона едва не выплеснулось ей на платье.

Аромат был великолепный, сладковатый, легкий, волнующий, вроде бы знакомый, но редко встречающийся и удивительно приятный. Ей не нужно много времени, чтобы узнать его или понять, нравится ли он ей.

— Вайолетт и Аллин общались на языке цветов, — проговорил Роун, и его голос звучал так же эмоционально, как был насыщен аромат, исходивший из флакончика. — Для нас, мне кажется, больше подходит язык запахов, потому я не стану заполнять твою комнату букетами красных роз. И поскольку ты пользуешься духами «Чайная роза», я подумал, что именно ты одна из всех женщин сможешь понять смысл послания, состоящего из экстракта тысяч болгарских роз.

Болгарские розы — самые дорогие, самые ценимые в парфюмерном деле, всегда розовато-красные. Красные розы — любовь.