Маргарет Портер - Дерзкий поцелуй

– Будет лучше, если вы выслушаете меня – ведь мои требования разумны. Я буду молчать – за определенную плату.

– У меня нет денег, вы это знаете лучше, чем кто-либо другой, – произнесла она горько.

– Я смогу составить ваш брачный контракт так, чтобы он был выгоден нам обоим. Но больше, чем деньги, я нуждаюсь в покровительстве лорда Ньюболда. Я мечтаю стать его главным адвокатом. И начать политическую карьеру. Он заседает в палате лордов и контролирует два города, избирающих своих членов в парламент.

– Вы сошли с ума! – процедила Лавиния презрительно.

– И это говорит будущая маркиза, – парировал он, – которая раздвинула ноги, чтобы спасти своего нищего отца от долговой тюрьмы! Вы, миледи, моя муза. – Он послал ей воздушный поцелуй.

Она не собиралась сдаваться. Она еще поборется с ним! Она не будет его марионеткой – это он станет марионеткой для нее!

– Я сделаю все, чтобы помочь вам, мистер Уэбб, но мне требуется не только ваше молчание. В мой брачный контракт вы должны включить пункт, по которому маркиз предоставит моему отцу ежегодный доход. Тысячу фунтов в год.

Он надолго замолчал, обдумывая ее предложение.

– Я постараюсь, – пробурчал он неохотно. – Но я предупреждаю вас: представитель невесты, не имеющей приданого, обладает очень малым влиянием.

Лавиния вышла из комнаты, чувствуя себя обесчещенной. Зачем она вообще покинула замок Кэшин? Благородная нищета лучше пустого триумфа ее помолвки. Помолвка больше не успокаивала ее, вся радость испарилась.

В приемной она встретила джентльмена в черной одежде.

– Что-то случилось, леди Лавиния? – Он взял ее за локоть.

Встревоженное лицо под париком из конского волоса принадлежало мистеру Шоу, юному адвокату, которого нанял Уэбб, чтобы представлять дело ее отца в суде. Решив, что он состоит в заговоре с поверенным, она вырвала руку.

– Отпустите меня!

– Какую еще подлость совершил Уэбб?

– А вы не знаете? – Она просветила его насчет плана поверенного добиться места у лорда Ньюболда. – Вы знаете, что он в сговоре с грабителями? – спросила она.

– О да. Он проводит вечера в «Ребре Адама», притоне в Тотхилл-Филдс, где собираются грабители, скупщики краденого и мошенники. Когда они неосторожны или неудачливы, чтобы попасться с поличным, он заставляет меня их защищать. Он также охотится на несостоятельных торговцев. После этого он советует им объявить о своем банкротстве и скупает их товары за полцены. Затем он продает их – с прибылью.

– Это законно?

– Это незаконно. Его интерес к делу вашего отца меня насторожил. Грабеж и шантаж, – пробормотал адвокат. – Каким превосходным политиком он станет! Когда-нибудь ему придется ответить за все – если бы я не верил в это, я не смог бы спать по ночам.

Ласковое апрельское солнце не смогло согреть Лавинию по пути к карете Рэдстока. По дороге к Сент-Джеймс-сквер она безучастно смотрела на желтые нарциссы и золотые примулы – сейчас они выглядели куда менее ярко, чем в последний раз, когда она видела их.

Суровое испытание на Стенхоп-стрит ввергло ее в панику. По крайней мере, она так считала, пока Фрэнсис радостно не объявила о том, что Гаррик вернулся из Суффолка.

Гаррик не собирался желать Лавинии счастливого будущего. У него не было ее таланта лгать.

Он как-то смог выдержать нескончаемый обед и не устроить сцену. Он заметил, что она почти ничего не ест, – даже меньше, чем он сам. Ему было бы приятно думать, что это из-за него, но она почти не смотрела в его сторону. Что-то еще стала причиной ее отчаяния, и он видел, что оно неподдельное.

Он провел полчаса в одиночестве, в компании с бутылкой бренди – ему очень хотелось осушить ее всю и успокоить страдающее сердце. Но более сильное желание – быть с его мучительницей – привело его в гостиную кузины. Фрэнсис читала газету. Лавиния смотрела в открытую книгу, лежащую у нее на коленях, как будто заучивая ее наизусть, но ни разу не перевернула страницу.

Он нарушил долгое молчание:

– А где Ксанта, ваша верная подруга?

– В замке Кэшин. Ее полюбил мэнкский кот, и теперь, в ее положении, она не может долго путешествовать.

Гаррику хотелось отвести свисающий локон с ее щеки, приложить палец к уголку чувственного рта и заставить ее улыбнуться. Он сел за карточный столик и положил на него колоду карт.

– Как насчет партии в пикет?

– Я давно не практиковалась.

– Тогда я предскажу ваше будущее. Хотите?

– Я не верю, что вы можете сделать это.

– Подойдите сюда, и я докажу вам.

Должно быть, любопытство возобладало над разумом, потому что она села за стол и стала смотреть, как он тасует карты. Он три раза снял колоду, прежде чем выложить ряд из девяти карт рубашками вниз.

Он посмотрел на карты и нахмурился.

– Если вы собираетесь предсказать чью-то смерть или еще что-то ужасное, то я не хочу это слушать.

– Нет, нет. Я не вижу знака смерти. – Он положил палец на первую карту. – Девятка бубен означает негодяя, который причинит вам много хлопот. – Он двинулся дальше и указал на следующую карту: – Дама пик означает порок и то, что на вашу добродетель посягнет красивый мужчина. Король бубен указывает на то, что он упрямый и мстительный и у него светлые волосы.

– Вы выдумываете все это, – проговорила она, в ее голосе слышалось недоверие.

Он выдержал ее осуждающий взгляд.

– Если бы это было так...

– Следующая карта – черви, она должна означать любовь, – произнесла она с надеждой.

– Девятка червей означает огромное богатство, роскошь и уважение всех, кто вас знает. К несчастью, следующая карта – девятка пик, следовательно, разочарование затмит вашу удачу. И вот десятка треф. Двойственная карта – она означает богатство из неожиданного источника и потерю друга.

Теперь она завороженно ловила каждое его слово.

– А семерка треф?

– Еще одно подтверждение блестящего будущего и счастья, – процедил он мрачно. – И в конце – двойка червей. Она предсказывает успех и счастье, но вам, возможно, придется его подождать.

– Все не так уж плохо, – вздохнула она с облегчением.

– Конечно, нет. За вашими встречами с беспокойным, похотливым, мстительным светловолосым бродягой следуют богатство и роскошь. И после легкого разочарования вы получаете еще большее богатство и достигаете абсолютного блаженства. Всем бы так везло.

Черт, черт, черт! Похоже, сам черт вселился в его карты!

– Сегодня был очень интересный и богатый событиями день, – сказала Лавиния. – Если вы оба позволите, я пойду... в свою комнату.

Ей не хотелось говорить слово «спать» в его присутствии – он мог неверно ее понять. Пульс в ее лебединой шейке бешено трепыхался; печаль туманила серебристые глаза. Гаррик понял, что окончательно сошел с ума и безнадежно в нее влюблен, если решил, что все это признаки того, что она еще не совсем для него потеряна.

В понедельник пасхальной недели Лавиния и ее компаньонка сопровождали маркиза на открытие отреставрированного королевского театра «Друри-Лейн». Аристократы и богатые лондонцы толпились в фойе, с нетерпением ожидая увидеть шедевр архитектора Генри Холланда. Испугавшись, что может потеряться, Лавиния схватила за руку лорда Ньюболда. Он удивленно взглянул на нее.

Она тут же придумала объяснение:

– Эти люди меня пугают.

– Большая давка, – согласился он, ведя ее к ложе.

Находясь в безопасности частной ложи, Лавиния восторгалась высоким куполом театра. Лепнина из позолоченного гипса и алый занавес служили прекрасным фоном для дамских платьев и драгоценностей, а также роскошных вечерних костюмов джентльменов.

– Это великолепие лишило тебя дара речи? – хмыкнула Фрэнсис.

– Я считаю люстры, – призналась Лавиния. – Две дюжины – пока.

– Этот зал похож на пещеру, – высказала свое мнение Фрэнсис. – Ни один актер, даже Джон Кембл или Сара Сиддонс, не сможет справиться с его размерами. Их не будет слышно.

Лавиния вспомнила о том, что говорил о великолепии «Друри-Лейн» Гаррик, знакомый с лучшими театрами Парижа, Вены и Рима.

Промолчав о ее помолвке, он вернулся в Ньюмаркет на скачки. Одна из его лошадей бежала сегодня, и Лавиния желала ему выиграть Большой приз. Она не испытывала к нему неприязни. Если он верил, что ее помолвка вызвана алчностью, пусть будет так. По крайней мере, это защитит его от злобного поверенного. Ведь если Дэниел Уэбб выполнит свою угрозу и расскажет о том, что произошло в гостинице, все самые скандальные слухи о Гаррике получат подтверждение и за ним навсегда закрепится репутация развратника.

Когда элегантная мисс Фаррен вышла на сцену, по залу пронесся благоговейный вздох. Нежным голосом она прочитала пролог, специально написанный в честь этого великого события; в нем упоминалось о новых чудесах театра. За декламацией последовало поднятие железного занавеса. Человек ударил по нему молотком, демонстрируя его прочность, и похвастался способностью занавеса не гореть в огне. Театралы приветствовали это заявление радостными возгласами и аплодисментами.

Занавес поднялся, и одобрительный шум стал громче. На одном конце сцены стояли деревья, окружавшие статую Шекспира. В другом месте самый настоящий ручей бежал среди искусственных камней и попадал в большой пруд, по которому на лодке плыл какой-то человек.

– Очаровательная картина, – прошептала Фрэнсис.

После волнующей прелюдии Лавиния ожидала чего-то необычного.

– Зачем, – спросила она своих спутников, – на сцене лежит зеленое сукно?

– Оно показывает нам, что эта пьеса – трагедия, – объяснил Ньюболд.

– Но все знают, что это «Макбет». Я видела плакаты, развешанные по всему городу, и это написано на программе, которую вы купили у девушки, торговавшей апельсинами.

– Это давняя традиция.

Раздался внезапный раскат грома, и Лавиния подпрыгнула в своем кресле. Сверкнула молния, и появились три старухи, произнесшие заклинание.

Джона Филиппа Кембла, величественного и неотразимого Макбета, дополняла его сестра, Сара Сиддонс, играющая в спектакле леди Макбет. Лавиния восхищалась королевскими манерами актрисы и ее классическим орлиным профилем. Толстые темные косы были уложены на ее голове и покрыты вуалью, которая трепетала при каждой реплике.

– Лживое лицо должно скрыть то, что знает лживое сердце! – продекламировал мистер Кембл в конце первого акта.

– Я не видела более волнующего представления, – заметила Фрэнсис в антракте. – Как жаль, что Гарри его пропустил. – Она повернулась, чтобы поболтать с подругой через перегородку между двумя ложами.

– Армитидж куда более счастлив со своими лошадьми и теми шлю... и женщинами, которые околачиваются в Ньюмаркете во время скачек.

Лавиния обмахивалась веером, чтобы охладить горящие щеки. Гаррик бегает за проститутками? Ее не должно волновать то, что он делает, ведь это неверно – и, возможно, безнравственно им увлекаться.

Изучая строгий профиль лорда Ньюболда, она снова поклялась себе забыть свое беспокойное прошлое с бывшим любовником. Этот человек станет ее мужем – в соборе Святого Георгия в июне. Хотя она точно знала, что произойдет в первую брачную ночь, и с ужасом думала о ней, несмотря на советы Кэлибрид Тир о том, как себя вести в этом случае. Важнее всего, поучала ее мэнкская колдунья, не давать маркизу повода думать, что ей это понравилось. Благородные девственницы должны забиться в угол и плакать, а затем сдаться – покорно.

– Вы позировали для портрета сегодня? – спросил Ньюболд, и она кивнула. – Надеюсь, это не так утомительно, как вы ожидали?

– Нелегко сидеть неподвижно час за часом, – призналась она. – Но мистер Хоппнер развлекает меня, рассказывая об особах королевской крови, которых он рисовал, – о принце Уэльском и принцессах.

– Я думал о том, чтобы поручить это Ромни, но он берет тридцать гиней за портрет в три четверти, и это показалось мне слишком дорого.

Она не могла понять, как такой богатый человек может спорить из-за разницы в пять гиней.

– И я не могу назвать его светским художником. Он водится с такими, как леди Гамильтон и эта Энспак.

– Но мадам маркграф тоже позирует для мистера Хоппнера. Когда я выходила из его дома, я встретила ее на улице. Она пригласила меня посетить ее летние представления.

– Надеюсь, вы отказались? Она не тот человек, с кем мы можем поддерживать отношения. Развестись с лордом Крейвеном и жить с маркграфом до брака – уже плохо. Этот чудовищный спектакль стал еще одним доказательством ее бесстыдства. В будущем вы будете слушать лучших певцов и актеров здесь, в «Друри-Лейн», в «Ковент-Гарден» и в Опере. Предосудительная мода на частные театры скоро пройдет, так же как и каприз держать собственные игорные дома.

Его критика живо напомнила ей о Гаррике и его словах насчет правил – во время этой унизительной нотации в театре Энспаков. Ей стало легче, когда Ньюболд сменил тему: