бирала посуду со стола, когда услышала шумный смех

вернувшихся на кухню Моники и Хелен.

– Девочки, почему вы еще не сняли платья? —

спросила Лея.

– Мама, пожалуйста, разреши нам еще немного

побыть в платьях, мы в них такие красивые… – нежно

произнесла Хелен.

– Я сейчас буду мыть посуду, а папа собирается

рисовать в салоне, – спокойно сказала Лея. – Так

что если вы останетесь на кухне, я могу случайно

на вас что-нибудь опрокинуть, и вы испачкаете оде-

жду. А если вы пойдете с папой, то на вас может по-

пасть краска. Завтра вам нужно выглядеть хорошо —

и утром в детском саду, и потом, когда приедут бабуш-

ка и дедушка.

– Хорошо, мама, я уже иду переодеваться, но мож-

но мы потом посидим с тобой и папой до того, как на-

ступит наш день рождения? – спросила Хелен.

– Доченька, сейчас девять вечера, ваш день

рождения наступит только через три часа. Вы можете

посидеть с нами немного, но через полчаса вам нужно

лечь спать, так как завтра рано идти в детский сад.

– Я не буду переодеваться, а также не собираюсь

идти спать, и вообще с вами скучно, – сказала Мони-

ка, – я пойду к папе.

– Переоденься! – крикнула Лея вслед Монике,

но та побежала в салон, где Гарри уже приступил к ра-

боте. – Хелен, а ты не хочешь спать? – спросила Лея

у внимательно наблюдавшей за мытьем посуды дочки.

– Пока не очень. Мама, можно я сниму платье,

а затем тоже пойду посмотрю, что рисует папа? Мне

очень хочется посидеть с вами, а потом, как только ты

скажешь, я лягу спать, – тихо попросила Хелен.

– Да, доченька. Переоденься, чтобы не испачкать-

ся, и иди к папе. Я сейчас все домою и тоже приду.

– Спасибо, мама.

Переодевшись и пройдя в салон, Хелен присела

около Моники, которая, устроившись на диване, вни-

мательно наблюдала за работой отца. Через пятнадцать

минут к ним присоединилась и Лея, закончившая мыть

посуду на кухне. Она увидела, как Гарри продолжал

наносить очередные мазки на новую картину, а дочки

внимательно наблюдали за движениями его рук. Лея,

не отвлекая Гарри от работы, присела к дочкам на кро-

вать, обняла их и тоже стала наблюдать за созданием

картины, сюжет которой уже прояснялся. Гарри ста-

рательно вырисовывал на холсте опускающееся за го-

ризонт солнце, пустой парк и какую-то птицу на ветке

безлистного дерева.

– Папа, а кто это сидит на дереве? Белка? – зада-

ла вопрос Моника.

– Нет, это сова, – ответил Гарри, продолжая ра-

ботать кистью. – Может быть, не совсем хорошо по-

лучилась. Я так и хочу назвать эту картину – «Сова».

– У тебя все картины про животных, – задорно

засмеялась Моника. – Первая называется «Мишка»…

– Не «Мишка», а «Медведь», – поправил отец.

– Вторая – «Рыбы», а эта – «Сова».

– Все правильно, доченька: первая – «Медведь»,

вторая – «Рыбы», а эта – «Сова».

– Хелен, а ты почему молчишь? – спросил Гар-

ри, продолжая рисовать. – Тебе не понравилось?

– Папа, ты очень красиво рисуешь, но эта картина

какая-то темная. Мне она не очень нравится, – сказа-

ла Хелен, которая все это время молча сидела и, как се-

стра, следила за движениями отцовских рук.

– Зато мне очень нравится, – сказала Моника. —

Я все папины картины люблю, папа у нас рисует луч-

ше всех в мире.

– Девочки, прекратите, – улыбнулась Лея.

Гарри, увлеченный процессом, все же решил сде-

лать небольшой перерыв и, положив кисточку в банку,

наполовину наполненную водой, спросил у Хелен:

– Доченька, а какая картина тебе нравится?

– Та, где рыбы, – повеселев, ответила девочка.

– И мне, – поддержала ее Лея. – Там ясный

солнечный день, необъятное море и две рыбы посреди

него… А здесь у тебя все получилось почему-то в бо-

лее темных тонах.

Гарри еще раз бросил взгляд на картину, где и в са-

мом деле преобладали темные тона, а затем, повернув-

шись к жене и полоща кисть в банке с водой, произнес:

– Лея, ты же прекрасно знаешь, что я не выду-

мываю сюжеты, а рисую то, что вижу во сне. Первая

моя картина была связана со сном, в котором я убе-

гал от медведя. Вторая картина, с рыбами, нарисована

в 1932 году, семь лет назад. Кстати говоря, как бы это

ни показалось странным, но сон я увидел в ту ночь, ког-

да после двадцатилетнего перерыва посетил синагогу.

– Ты так хорошо все это помнишь, потому что ста-

вишь даты на передней стороне холста? – спросила

Лея, поглаживая головы близняшек, примостившихся

у нее на коленях.

– Даты только напоминают год написания карти-

ны, а так каждая из них со своей историей. И несмотря

на то, что прошло уже столько лет, я помню практиче-

ски все детали, касающиеся моих картин.

Гарри повернул голову в сторону стены, где висе-

ли картины, и внимательно смотря на них, сказал:

На следующий день после того, как мне приснил-

ся медведь, я встретил тебя на свадьбе Клауса и Тиль-

ды. А вторая картина, с рыбами, связана с тем тяже-

лым днем, когда сначала мы с тобой были у гинеко-

лога, потом я пошел на работу, а после – в синагогу.

Вернувшись домой, я увидел, что ты спишь, лег рядом,

обнял тебя и тоже заснул.

– Как интересно, – задумчиво сказала Лея. —

Раньше ты никогда об этом мне не говорил.

– Да, это был непростой день… Мне бы не хоте-

лось вспоминать те не самые лучшие времена нашей

совместной жизни. Я только помню, что был такой

уставший, что сразу же уснул. И во сне я увидел себя,

сидящим на берегу и смотрящим в прозрачную воду,

сквозь которую проходили лучи солнца, окрашивая ее

в желтый цвет. И в этой прозрачной воде плыли две

большие рыбы. Когда я проснулся, то быстро записал

сюжет этого сна на листок бумаги, а потом перенес

свои впечатления на холст.

– А куда повесишь свою новую картину?

– Между этими двумя, – ответил Гарри, визуаль-

но представляя на стене и третью картину, снова взгля-

нув на картины «Медведь» и «Рыбы».

Папа, ты так красиво рисуешь, научи и меня, по-

жалуйста, – произнесла внимательно следящая за от-

цом Хелен.

– И меня! Когда вырасту, тоже буду, как папа, ри-

совать свои сны, – сказала Моника.

– Мои умницы, – нежно произнесла Лея. —

Папа обязательно вас научит рисовать, но для того,

чтобы увидеть сон, нужно идти спать.

– Я не хочу идти спать, буду сидеть с папой, —

скрестив руки и отодвинувшись от Леи, грозно сказала

Моника.

– А ты, Хелен?

– А я хочу. Мама, уложишь меня? Пожалуйста,

полежи рядом хоть немного, обещаю, что быстро за-

сну. Мне всегда так хорошо, когда ты укладываешь

меня, гладишь по голове и поешь песенки.

– Да, доченька, конечно, уложу, – нежно сказа-

ла Лея. А ты Моника собираешься спать, посмотрев

на старшую из дочерей? – спросила Лея.

– Нет, пускай она идет, а я останусь с папой, —

сказала Моника, встав с дивана, где сидели Лея и Хе-

лен, и усевшись на стул около Гарри.

– Моника, почему ты не слушаешься маму? Она

же сказала, что нам нужно спать, – обратилась Хелен

к сестре.

– Ну и иди спать, раз тебе так хочется, а я не пой-

ду, и в детский сад завтра не хочу идти, – твердо ска-

зала Моника.

– Завтра мы будем читать стихи, – возразила Хе-

лен. – Мы же с тобой так долго их учили.

– Не хочу спать, не хочу читать стихи и в детский

сад завтра тоже не хочу, – повторила Моника, скре-

стив руки на груди.

– А что же ты хочешь делать завтра? – шутли-

во спросил Гарри, наносивший последние штрихи

на картину.

– У меня день рождения, и я хочу сидеть дома,

а потом поехать с тобой за бабушкой и дедушкой.

– Моника, завтра ты пойдешь в детский сад, а по-

сле, вечером, ты увидишь бабушку и дедушку, – вме-

шалась в разговор Лея.

– Папа, ну скажи ей, ну пожалуйста. Я не хочу

завтра идти в детский сад: у меня же день рождения!

– А я пойду, – повторила Хелен.

Гарри повернулся к жене и попросил разрешить

Монике остаться дома в честь дня рождения – в виде

исключения. Лея вначале возмущалась и возражала,

но потом поддалась уговорам мужа и разрешила доче-

ри пропустить один день.

– Я остаюсь, а ты идешь завтра в детский сад, —

поддразнила сестру Моника.

– Да, я пойду, потому что мама сказала, что дет-

ский сад пропускать нельзя, а я всегда ее слушаюсь.

И еще фрау Ивон говорила, что все будут читать стиш-

ки, и если ты не расскажешь, тебе не дадут конфету.

– Ну и пусть, папа мне купит много конфет, а еще

я завтра пойду с ним на работу… Папа, ты же возь-

мешь меня с собой на работу, а потом встречать ба-

бушку и дедушку?

– Да, возьму: у тебя же день рождения, и я дол-

жен исполнять твои желания, но сейчас послушайся

маму и иди вместе с Хелен спать.

После того как девочки решили, кто идет в дет-

ский сад, а кто остается дома, Лея увела их в комнату,

чтобы уложить спать и позволить Гарри в одиночестве

закончить работу над картиной.

Гарри завершил работу ближе к полуночи,

и они с Леей, вернувшейся в салон, чтобы продолжать

с восхищением наблюдать за картиной своего мужа,

душевно побеседовали. Когда они прибрались в салоне

и спрятали все художественные принадлежности в кла-

довку, оставив только картину, на которой должны были

подсохнуть краски, то и сами отправились в постель.

Лея крепко спала, когда в третьем часу ночи к ее

кровати в белой длиной пижаме подошла Хелен и про-

тяжным тихим голосом спросила:

– Мама! Мам, ты не спишь?

– Что случилось, доченька? Почему ты здесь? —

еще толком не проснувшись, сказала Лея.

– Мам, пожалуйста, ты можешь немного поле-

жать рядом? Мне страшно.

– Что такое? Тебе приснился страшный сон?

– Полежи со мной немного, пожалуйста, пока

я не засну.

– Хорошо, доченька, – тихо встав с кровати и на-

кинув халат, сказала Лея.

Она провела Хелен в детскую комнату и легла

рядом с ней. Чтобы понять, что произошло, она еще

раз спросила: – Доченька, тебе приснилось что-то

страшное?

Девочка крепко обняла маму, но ничего не ответи-

ла. По ее щекам потекли слезы.

– Расскажи, что ты видела во сне, и тебе станет

легче, – попросила Лея.

Немного успокоившись, Хелен сказала:

– Я видела плохой сон про папу и Монику, и мне

стало очень страшно.

– Это всего-навсего сон, – попыталась успо-

коить дочку Лея. – Ты же видишь, что Моника спит

на соседней кровати, а папа спит в соседней комнате.

Хелен, не плачь, – поглаживая дочку по голове, тихо

говорила Лея, – ты же знаешь, что я и папа всегда

рядом, и мы никому не дадим тебя обидеть.

– Мне было так страшно, но я не хотела тебя бу-

дить. Вначале собиралась сказать Монике, но она так

крепко спала, и я разбудила тебя, – всхлипывая, про-

говорила девочка.

– Ты правильно поступила, что пришла ко мне.

Я же твоя мама, и я всегда буду рядом с тобой.

– Спасибо тебе, мама, – продолжая плакать, про-

говорила Хелен.

– Ну все, моя деточка, успокойся и засыпай, все

хорошо, – гладя девочку по голове, говорила Лея.

– Хорошо, я постараюсь. Ты же знаешь, что я всег-

да тебя слушаюсь, – вытирая слезы, сказала Хелен.

– Хелен, если вдруг опять станет страшно

или грустно, всегда помни: если что – я в соседней

комнате, и незамедлительно зови.

– Спасибо тебе, мама. Я тебя очень люблю.

– Я тоже тебя люблю, доченька.

* * *

Мистер Гоулд, как и обещал, подъехал без десяти ми-

нут шесть и, набрав номер Джули, сообщил, что ждет

внизу. Джули попросила его подняться, посколь-

ку, как всегда, не успела вовремя собраться. Прой-

дя в прихожую, мистер Гоулд медленно снял туфли

и верхнюю одежду. Не дождавшись хозяйки, повесил

пальто на вешалку, и в этот момент появилась Джули,

она все еще прихорашивалась.

– Мистер Гоулд, простите, я, как всегда, опазды-

ваю… – стала оправдываться актриса.

– Ничего страшного, – добродушно заметил ми-

стер Гоулд. – Я уже предупредил Чака с Эммой о том,

что мы задерживаемся.