— Прошу прощения. — Я подняла его руку и уронила ему на колени. — Думаю, она вам пригодится.

Он весело хмыкнул, и я было решила, что несправедлива к нему, но за остановку до «Плазы» профессор остановил на мне немигающий взгляд:

— Хочу сделать вам одно предложение. Возможно, оно покажется вам не совсем обычным…

Я молчала, обратившись в слух, открытая мудрости, которой он готов был поделиться.

— Не хотите ли спать со мной? Никаких обязательств, только постель. Подумайте.

Я оставила при себе мысль о том, что у старика желание секса с молодой женщиной необычным никак не назовешь. Однако философский способ изложения и впрямь был необычен: профессор выдал мне идею, словно сделку предложил, для меня выгодную и не имеющую никакой связи с проблемами плоти. Я вылетела из автобуса не попрощавшись и больше ни разу не позвонила.

В порыве негодования я вышвырнула бумажку с номером профессорского агента по недвижимости, однако вовремя сообразила, что сейчас не в том положении, чтобы терять нужную ниточку, выудила листок из мусорной корзины и сняла трубку.

— Вы можете предложить что-нибудь в Ист-Сайде?

— Восток, запад, центр, край — на выбор, только пальцем ткните. Вы где сейчас?

— В «Плазе».

— Сейчас буду.

Через двадцать минут она появилась в холле отеля — боевая, со взглядом-лазером, в наряде, призванном привлекать внимание: обилие золота, алый пиджак, юбка в обтяжку. Истинная клиентка «Плазы», идеально сочетающаяся с обоями и «всем, что блестит».

— А вы моложе, чем я думала. — Агентша пожала мне руку. — Уверены, что хотите жить в Ист-Сайде? Район дороговат и, я бы сказала, самую малость чопорный.

Чопорный? Значит, я туда впишусь.

— Какими средствами располагаете? — перешла она прямо к делу.

Я представления не имела ни о величине ренты в Манхэттене, ни о суммах, с которыми Миллиардер готов был расстаться ради меня. Бюджет жены миллиардера — одно дело, его бывшей жены — совсем другое, а как насчет бывшей возлюбленной? Мой Миллиардер вовсе не транжира, да и я отнюдь не желала впадать в мотовство, а потому решила остановиться на месячной ренте в три тысячи долларов — сумме, которую он не моргнув глазом жаловал едва знакомым людям.

Сияющая агентша крутанулась вокруг своей оси.

— Вперед, на Верхний Ист-Сайд! — в восторге выпалила она и назвала таксисту адрес между Девяносто второй авеню и Мэдисон.

Я запаниковала:

— Это ведь Гарлем!

— Спокойствие. Достойный район, Европа в чистом виде, бутики и прочее. Два квартала от Центрального парка, метро рядом, народ доброжелательный. Даже местный попрошайка — красавчик. Вам там понравится, поверьте на слово.

Карнеги-Хилл и впрямь был уникален: в равной степени британский и французский район уютно пристроился на краю Мэдисон-авеню, прежде чем она переходит в Гарлем. Во французском ресторане здесь работали урожденные французы, а владелец бакалейной лавки «Le Grand Bouffe», родом из Ирландии, торговал эксклюзивными индийскими блюдами на вынос и жареными бобами фирмы «Хайнц». Пятая авеню всего лишь в одном квартале, а в конце улицы — Всемирный центр фотографии.

— Дом с привратником, радость моя. Осторожность, как известно, не повредит.

Агентша сопроводила меня на тридцатый этаж, в квартирку с одной спальней. Обе комнаты были пусты, просторны, с паркетом, окнами во всю стену и захватывающим дух видом на небоскребы Нью-Йорка. Внизу к северу простиралась бетонно-асфальтовая громада Гарлема, за которым виднелся Бронкс, зато к западу глаз радовал вид с открытки: Центральный парк, озеро и башни-близнецы «Дакота-билдинг». Агентша прислонилась к окну, от кондиционера прохладному, и на минуту забыла о работе.

— Джон Леннон, — вздохнула она. — Да благословит его Господь. Всякий раз его вспоминаю, когда вижу это здание.

Она предалась воспоминаниям, а я получила шанс обрести ясность мысли.

— Хочу жить здесь, — заявила я с убежденностью, удивившей нас обеих. За всю жизнь я мало в чем была настолько уверена.

Глаза агентши завращались, как цифры на старом кассовом аппарате: уж очень хороши комиссионные, да и заработаны почти без усилий.

— Девушке с таким акцентом, — ухмыльнулась она, — только здесь и место.

Мы вернулись на веранду «Плазы», где я поставила свою подпись под лаконичным договором об аренде и заплатила за два месяца вперед.

— Не грех и отметить, — сказала она, запихивая мои доллары в свою сумочку, очень возможно, от Шанель. И щелкнула пальцами, подзывая официанта: — «Кир-роял». Неси два, верно, рыбка?

Пока я тянула один коктейль, агентша справилась с тремя и заметно набралась.

— Побегу. — Она махнула симпатичному официанту. — Хорош, а? Глянь, какая задница. Счет в номер… 511, верно, рыбка?

Признаться, я была уверена — поскольку именно агентша сыпала заказами и уносила в сумочке мои шесть тысяч, — что она сама расплатится. Решив, что в бухгалтерии Миллиардера не заметят три лишних коктейля, я подписала счет и проводила ее до поджидающего такси. Залезая в машину, она порвала юбку. Чертыхнулась, с облегчением скатившись в бруклинский акцент — от избытка шампанского и делового успеха.

На следующий день я отправилась на интервью и была немедленно зачислена летним студентом. Мое изучение гуманитарных наук — блистательно дорогостоящий путь к богеме — началось. Тысяча долларов за очко на курсе «Городская жизнь» — цена немалая, но к концу лета на моем счету должно было быть пять очков из ста двадцати, необходимых для получения диплома. Профессор оказался личностью достаточно впечатляющей, чтобы компенсировать туманность темы «Городская жизнь». В течение четырех недель профессору Майа предстояло принимать наши рефераты и помогать в подборе литературы по изучению различных слоев городского общества — от высших классов до низших слоев — тех, кто добывает пропитание милостыней или противозаконными способами. Преподавательский состав причислил меня к высшему классу (при наличии английского акцента в Америке это несложный фокус), однако я лелеяла надежду, что жизнь в Нью-Йорке и учеба в колледже со временем избавят меня от подобных ярлыков. Я стремилась к самостоятельности и независимости, а на деле каждый бесстрашный шаг в новый мир усиливал мою зависимость от Миллиардера.

Деньги «за ни за что» рождали чувство вины, немного смягчающееся лишь с исчезновением этих денег. И я тратила, тратила. Содержимое конвертов, оставленных мне Миллиардером в Париже, уходило на мебель, ренту, учебу, и я уже начинала опасаться, что без финансовых вливаний очень скоро выйду на улицу с протянутой рукой. Срочно нужно открыть счет — по крайней мере будет куда получать деньги Миллиардера, решила я. На следующее же утро никогда не теряющая оптимизма англичанка отправилась в соседнее отделение банка с последней тысячей долларов в кармане.

— Хочу открыть у вас счет, — сообщила я прямо с порога.

Клерк в пиджаке, заметно натянутом на круглом брюшке, хотя ему было всего около тридцати, с энтузиазмом встряхнул мою руку — еще бы, на часах едва за девять, а бизнес уже начался, — и мы устроились за его столом, в компании с красным телефоном, компьютером и свежим номером «Нью-Йорк пост».

— О’кей. Попрошу документ.

Я протянула паспорт.

— Это не годится. Удостоверение личности?

Я протянула студенческий билет.

— Речь о «Кон Эдисон»[16]. Что-то в этом роде. — Он смотрел на меня как на идиотку.

— Речь… о ком?

— Счета за электричество есть? Коммунальные услуги оплачиваете? — Он почесал затылок ручкой, на глазах теряя благодушие.

— Я недавно в Нью-Йорке.

Он вздохнул, с трудом оторвал заднюю часть от стула, прошел к кофейному автомату и, вернувшись, остановился рядом со мной, прихлебывая кофе из пластикового стаканчика.

— Беда в том, что с такими документами счет не откроешь. — Поставив стаканчик на стол, он поддернул брюки на коленях и тяжело опустился на свое место. — Назовите хоть номер страховки. Страховка-то наверняка имеется? — Кофеин ненадолго сработал, но бодрость вновь отказала моему собеседнику, когда он уразумел, что всех документов у меня — британский паспорт. — При всем нашем к вам уважении это не катит, — буркнул он, подталкивая паспорт по столу в мою сторону.

Сдвинув брови, я пыталась вникнуть в суть незнакомого выражения.

— Черт бы все побрал, — процедил он и залпом допил кофе, считая нашу встречу законченной.

— Мне нужен счет в банке, — сказала я, глядя ему в глаза.

Он опять вздохнул и потыкал указательным пальцем по клавишам, набирая мое имя.

— Никаких сведений. Нет сведений — нет счета.

Он уже был весь нацелен на «Нью-Йорк пост», но я сдаваться не собиралась. Блондинка, молодая, недурна собой, с тысячей долларов в новеньких банкнотах — комбинация, конечно, щекотливая, однако при некотором упорстве вполне способная убедить кого-нибудь нарушить правила.

— Пригласите начальство, пожалуйста.

— Детка, вы тут никого не одурачите.

— Пожалуйста.

Несговорчивое Брюшко исчезло за кулисами и через пару минут вернулось с женщиной в очках с золотой оправой и с новенькой папкой в правой руке. Спустя два часа и пятнадцать телефонных звонков я покинула банк обладательницей временной чековой книжки, карточки для получения наличных и удостоверения личности, любезно предоставленного Ситибанком. Теперь я наконец существовала.

* * *

Из-за моего акцента сокурсники тоже отнесли меня к «белой кости». Хуже того, к английской «белой кости». Студенты профессора Майа расселись вокруг овального стола: две чернокожие женщины (обе матери-одиночки, подрабатывающие в административном отделе колледжа, чтобы платить за учебу), несколько белых замужних женщин (у каждой имелись взрослые дети и «мерседес») и наш единственный мужчина, Кристиан Эйкр Пятый. Сидел он, раскачиваясь на задних ножках стула, а его розовая рубашка поло, джинсы от Ральфа Лорена и потертые ковбойские сапоги наводили на мысль о занятиях, далеких от учебы.

Если я выглядела «белой костью» в глазах средних ньюйоркцев, то этот молодой человек был голубой кровью истинно американского разлива: наследник крупнейшего состояния в Штатах, с фамилией, красующейся на вывесках целой сети супермаркетов, откуда вот уже целое столетие финансовые реки текли в карманы его семейства. Мистер К. Эйкр отстреливал перелетных птиц во Флориде, ездил верхом на скакунах ценой в сто тысяч долларов и встречался с дочерью известнейшего американского кинорежиссера. Кристиан Эйкр Пятый олицетворял собой американскую мечту, да и сам был не прочь помечтать: все три часа занятий он провел, глазея на мой бюст.

Любитель бюстов не слишком вписывался в группу перспективных феминисток. Не вписывалась сюда и миниатюрная женщина с безукоризненным макияжем, в крошечных кожаных туфельках «под леопарда». Она и сама казалась живой куклой, и словом этим пересыпала свою речь: «Эй, куколка!», или «Не дуйся, куколка», или «Куколка, курнуть не найдется?»

Дни учебы шли, а среди студентов лишь Любитель Бюстов проявил ко мне дружеский интерес. Он часто подвозил меня в своем полноприводном монстре на Манхэттен, и мы обедали в «Поросячьем рае» — китайской забегаловке на Первой авеню. Миллионы миллионами, но вкусы Кристиана отличались той же простотой, что и его предрассудки, а немногословность в группе оказалась обманчивой: поговорить он любил.

— Эта девчонка… — пробубнил он, набив рот клецками со свининой.

— Которая? — Я возилась с палочками, еще не успев приняться за еду.

— Ну, эта… Частенько возле тебя сидит.

— Эринула.

— Ага. Она с приветом. Красится как-то… и все такое. А туфли? Еврейка, как пить дать.

— Вообще-то гречанка, но не православная.

— Ты с ней уши востро держи. Такие к богатым липнут.

— У меня ни гроша.

У Кристиана челюсть отпала, словно я призналась ему в смертельной болезни.

— Шутишь? — Чтобы кто-то вдруг оказался без гроша — такое было выше его понимания.

— Перевод не пришел, — объяснила я небрежно, за улыбкой скрывая жуткую правду о том, что Миллиардер мне ни разу не позвонил и сумма на моем счете близится к нулю.

— Банки вечно с переводами мудрят. Не верь. Они деньги крутят. — Тема крупных переводов была ему знакома, и его осведомленность пришлась очень кстати.

После обеда мечта всех американских девушек отправился на совещание в головном офисе отца. Мальчика, разумеется, не остановила такая мелочь, как курсовая работа, которую предстояло завтра сдать и которой он еще даже название не придумал. Меня же начинало трясти от одной только мысли об этой работе: хорошая оценка позволила бы успешно закончить подготовительные курсы и с осени начать основные занятия.