Джулия Куин

Десять «за»…

Пролог

Несколько лет назад

Он не мог уснуть.

В этом не было ничего нового. Ему давно следовало привыкнуть.

Но нет, каждую ночь Себастьян Грей закрывал глаза, искренне ожидая, что сейчас заснет. Собственно, почему бы и нет? Он совершенно здоров, счастлив, абсолютно нормален. У него нет никаких причин для бессонницы.

А бессонница есть.

Это случалось не всегда. Иногда, по неясным ему самому причинам, Себ клал голову на подушку и практически мгновенно проваливался в благословенную дрему. Но чаще всего он крутился, ворочался, вставал почитать, пил чай, снова крутился и ворочался, садился, смотрел в окно, ворочался, крутился, играл сам с собой в дротики, снова ворочался и крутился и, наконец, сдавался и любовался рассветом.

Он видел множество рассветов. По правде говоря, в этом вопросе Себастьян считал себя, в некотором роде, экспертом Британских Островов.

Усталость неизбежно давала себя знать, и где-то вскоре после восхода солнца он засыпал на кровати или в кресле, а несколько раз (ужасно неприятно!) — прижавшись носом к стеклу. Это случалось не каждую ночь, но достаточно часто, чтобы он снискал себе славу лежебоки. Его она искренне забавляла, ведь на самом деле он верил, что нет ничего лучше свежего, энергичного утра, и что никакая еда в мире не может сравниться со здоровым, плотным английским завтраком.

Он пытался, как мог, приспособиться к досадным капризам своего организма. Например, приобрел привычку завтракать в гостях у своего двоюродного брата Гарри. Во-первых, потому, что в доме последнего чертовски вкусно кормили, но также и оттого, что теперь Гарри ждал его появления. Следовательно, девять раз из десяти Себастьян обязан был появиться. Таким образом, он теперь не мог позволить себе ежеутренне проваливаться в небытие в половине седьмого утра. Из чего следовало, что он сильнее обычного уставал к следующей ночи. А это значило, что добравшись наконец до постели и закрыв глаза, он быстрее уснет.

Теоретически.

«Нет, это просто нечестно, — подумал он. — Не стоит обращать сарказм на себя самого». Да, его великолепный план не вполне оправдался, но отчасти-то сработал? Он теперь немного лучше засыпает. Просто сегодня не его день.

Себастьян встал, подошел к окну и прижался лбом к стеклу. Снаружи было морозно, даже сквозь стекло чувствовался леденящий холод. Ему нравилось это ощущение. Такое сильное. Мощное. Яркое ощущение, напоминающее о том, что он человек. Ему холодно, значит, он жив. Ему холодно, значит, его можно одолеть. Ему холодно, значит…

Он отступил от окна и с отвращением фыркнул. Ему холодно, значит ему холодно. И больше в этом простом факте не кроется ничего!

Он удивился, что на улице нет дождя. Когда он вечером возвращался домой, казалось, что собирается дождь. За время жизни на Континенте он научился исключительно успешно предсказывать погоду.

Наверняка, скоро польет.

Он дошел до середины комнаты и зевнул. Пожалуй, стоит почитать. Иногда чтение навевало на него сонливость. Правда, задача вовсе не в том, чтобы чувствовать сонливость. Он мог умирать от усталости и все же не спать. Закрыть глаза, взбить подушку как раз так, как нужно и…

И ничего.

Он просто лежал и ждал, и ждал, и ждал. Пытался очистить разум от мыслей, поскольку, если подумать, именно это ведь и нужно? Пустая голова. Чистый лист. Если он сможет достичь абсолютной пустоты, он тут же уснет. Он был в этом совершенно уверен.

Но это не работало. Поскольку каждый раз, когда Себастьян Грей достигал абсолютной пустоты, ее тут же заполняла война.

Он видел ее. Чувствовал ее. По новой. А ведь, откровенно говоря, ему и одного раза хватило с лихвой.

И тогда он открывал глаза. Потому что в этом случае он не видел ничего кроме своей совершенно обыкновенной комнаты и абсолютно обычной кровати. Зеленое одеяло, золотистые занавески, деревянный стол.

И его окружала тишина. Днем сюда доносился постоянный городской шум, но ночью в этой части города все замирало. И по правде говоря, наслаждаться тишиной было восхитительно. Слушать ветер или пение птиц и не ожидать ни пушечных раскатов, ни выстрелов. Или чего похуже.

В подобной благословенной тишине он должен был бы засыпать моментально.

Он снова зевнул. Все-таки стоит почитать. Как раз сегодня он взял несколько книг из коллекции Гарри. Выбор там был невелик, поскольку Гарри предпочитал читать по-французски и по-русски, а Себастьян, хоть и знал оба этих языка (по настоянию их общей бабушки по материнской линии), не мог обращаться с ними так же свободно, как Гарри. Читать на любом языке, кроме английского требовало труда, а Себу хотелось отвлечься.

Он ведь не слишком многого ожидает от книги?

Если бы он сам взялся писать, он бы заставил читателя поволноваться. В его книге герои бы умирали… правда, не слишком часто. И он непременно оставил бы в живых главных героев. Их смерть всегда слишком печальна.

А еще там была бы любовь. И опасность. Опасность — это здорово.

Может быть, он привнес бы в сюжет немного экзотики, но не слишком. Себастьян подозревал, что большинство авторов не очень-то беспокоятся о достоверности. Он недавно читал новеллу, где действие происходило в арабском гареме, и хотя Себ, определенно, считал идею гарема интересной…

Чрезвычайно интересной!

…ему не верилось, что автор верно изложил все детали. Он с интересом следил за приключениями, как это делал бы любой мужчина на его месте, но даже ему было сложно себе представить, как отважная английская героиня смогла совершить побег, привязав к окну змею и соскользнув по ней вниз.

А автор еще и не побеспокоился сообщить, что это была за змея.

Право же, он сам написал бы гораздо лучше.

В его книге действие происходило бы в Англии. И никаких змей.

А героем у него стал бы отнюдь не хлипкий денди, которого ничего в этом мире не интересует, кроме нового покроя костюма! Уж если бы он взялся писать книгу, у него получился бы героический герой.

Но с загадочным прошлым. Просто так, чтобы читать было интереснее.

И героиня там тоже бы присутствовала. Он любит женщин. И вполне мог бы об одной из них написать. Как бы он ее назвал? Как-нибудь очень обыденно. Джоан, например. Нет, слишком страстно. Мэри? Энн?

Точно, Энн. Ему нравится это имя. Есть в нем что-то успокаивающе-определенное. Но никто не станет звать ее просто Энн. Если бы он писал книгу, героиня там была бы сиротой, безо всяких родных. Ее просто некому было бы звать по имени. А значит, нужна подходящая фамилия. Что-нибудь благозвучное. И простое.

Сейнсбури.

Он задумался, словно пробуя фамилию на вкус. Сейнсбури. Почему-то она напоминала о сыре.

Здорово. Он любит сыр.

Энн Сейнсбури. Отличное имя. Энн Сейнсбури. Мисс Сейнсбури. Мисс Сейнсбури и…

И кто?

Что там у нас с героем? С его положением в обществе? Себастьян без сомнения знает достаточно о жизни дворян, чтобы нарисовать достойный портрет праздного лорда.

Но это скучно. А если бы он собрался написать книгу, то история получилась бы исключительно интересной.

О, герой может оказаться военным! Уж о военных-то Себ знает все. Может, майор? «Мисс Сейнсбури и мистический майор?»

Фу, нет! Хватит с него аллитераций. Даже на его вкус это слегка надумано.

Генерал? Нет, генералы слишком занятой народ. И по правде говоря, их не так-то много шатается вокруг. Если он собирается тащить в свою историю такой дефицит, почему бы, за компанию не засунуть туда парочку герцогов?

А как насчет полковника? Чин высокий, обладает властью и авторитетом. Возможно, из хорошей семьи, со средствами, но не слишком богатой. Младший сын. Младшим сыновьям приходится самим пробивать себе дорогу в жизни.

«Мисс Сейнсбури и загадочный полковник»! Реши он написать книгу, именно так он бы ее и назвал.

Но он не собирается писать книгу.

Он зевнул.

У него и времени на это нет.

Он поглядел на свой маленький письменный стол, абсолютно чистый, если не считать чашки остывшего чая…

Дело близится к рассвету. Видимо, стоит забраться обратно в постель. Возможно, удастся пару часов поспать, до того, как наступит время отправляться на завтрак к Гарри.

Он посмотрел в окно. Сквозь стекло сочился неверный свет зари…

Он замер. Ему понравилось, как это звучит.

«Неверный свет зари сочился сквозь стекло».

Нет, это непонятно. Кто знает, вдруг речь идет о стекле от рюмки?

«Неверный свет зари сочился сквозь оконное стекло».

Уже лучше. Но нужно кое-что еще.

«Неверный свет зари сочился сквозь оконное стекло, а мисс Энн Сейнсбури, свернувшись под своим тощим одеялом, размышляла, как это часто бывало в ее жизни, откуда ей взять денег на еду».

Вот! По-настоящему здорово! Ему прямо-таки самому захотелось узнать, что случилось с мисс Сейнсбури дальше, несмотря на то что он сам сочиняет эту историю!

Себастьян прикусил нижнюю губу. Возможно, это стоит записать. И подарить девушке собаку.

Он сел за стол. Бумага. Нужна бумага. И чернила. В ящиках просто обязано что-то быть.

«Неверный свет зари сочился сквозь оконное стекло, а мисс Энн Сейнсбури, свернувшись под своим тощим одеялом, размышляла, как это часто бывало в ее жизни, откуда ей взять денег на еду. Она опустила глаза на своего верного колли, тихо свернувшегося на коврике у кровати и поняла, что пришло время принять кардинальное решение. От него будет зависеть жизнь ее братьев и сестер».

Смотрите-ка! Целый абзац! А времени это заняло всего ничего!

Себастьян снова посмотрел в окно. Неверный свет зари все так же сочился сквозь стекло.

Неверный свет зари сочился сквозь стекло, а Себастьян Грей чувствовал себя совершенно счастливым.

Глава 1

Мэйфер, Лондон Весна 1822

— Ключ к удачному браку — держаться подальше от жены, — провозгласил лорд Викерс.

Обычно подобные сентенции не влияли на жизнь и счастье мисс Аннабель Уинслоу, однако сейчас по меньшей мере десять причин делали заявление лорда Викерса болезненно близким ее бедному сердцу.

Во-первых, лорд Викерс приходился ей дедушкой по материнской линии, из чего следовало (во-вторых), что говорит он о ее бабушке, которая (в-третьих) недавно решила вырвать Аннабель из тихой и счастливой жизни в Глостершире, чтобы, как она выразилась, «отмыть и выдать замуж».

В-четвертых, что не менее важно, лорд Викерс обращался к лорду Ньюбури, который (в-пятых) когда-то и сам был женат, и, по всей видимости, довольно удачно, однако (в-шестых) давно уже потерял жену и (в-седьмых) сына, умершего год назад и не оставившего после себя наследника.

А это означало, (в-седьмых) что лорд Ньюбури как раз подыскивает себе новую жену, и, похоже (в-восьмых), считает, что союз с внучкой Викерсов его вполне устроит. К тому же (в-девятых) он положил глаз на Аннабель, так как (в-десятых) у нее широкие бедра…

О, черт! Она дважды посчитала «в-седьмых»?

Аннабель вздохнула, поскольку в данный момент могла позволить себе только это… а так хотелось бы тяжело сгорбиться в кресле! Неважно, что пунктов оказалось одиннадцать, а не десять. Бедра ее от этого не изменятся, а лорд Ньюбури как раз сейчас решает, предстоит ли его следующему наследнику провести между ними первые девять месяцев своей жизни.

— Старшая из восьмерых, говорите? — пробормотал лорд Ньюбури, задумчиво глядя на девушку.

Задумчиво? Да он только что не облизывался!

Аннабель с отвращением на лице повернулась к своей кузине, леди Луизе Маккенн. Луиза как раз пришла с визитом, и они здорово веселились вместе, пока внезапно не нагрянул лорд Ньюбури. Лицо Луизы ничего не выражало, как и всегда, когда та находилась в обществе, но Аннабель заметила в ее глазах сочувствие.

Если даже Луиза, чье поведение оставалось идеальным в любых обстоятельствах, не могла скрыть своих эмоций, значит у Аннабель и правда большие неприятности.

— И все они, — гордо продолжал лорд Викерс, — родились крепкими и здоровыми. — Он поднял свой бокал в немом тосте за старшую дочь, плодовитую Франс Викерс-Уинслоу, которую, как невольно вспомнилось Аннабель, он обычно называл не иначе, как «Эта Идиотка, вышедшая за Этого Чертова Дурака».

Лорд Викерс, мягко говоря, вовсе не был в восторге от того, что его дочь вышла замуж за небогатого сельского джентльмена. И, насколько Аннабель знала, до сих пор так и не изменил своего мнения.