И как раз в этот момент Олег решил свести счеты с жизнью. По счастью, не вполне удачно.


— Вы уверены, что у вас нет врагов? — допрашивал его следователь, смахивающий на Лучано Паваротти.

— Враги есть у всех, — ответил Олег, с трудом манипулируя травмированной челюстью. Несмотря на это, глаза у него были веселые, и Андрей, который все свое свободное время проводил у постели приятеля, тоже не в силах был сдержать улыбку.

— Да, но чтобы мстили таким странным и изощренным образом… Неужели вы ничего не заметили?

— Да что ж я мог заметить? Говорю же — в голове мутилось после попойки…

— Это не после попойки, — вздохнул майор. — Клофелин. Обычная штучка. Неужели не слышали никогда?

— Слышал… Дурак… Но, знаете ли, эту поддельную кровь и вы бы без экспертов не отличили от настоящей.

— Отличил бы. Настоящая кровь темнеет, сворачивается. А эта осталась такой же яркой. Она была предназначена для того, чтобы обманывать со сцены доверчивых зрителей, а не вводить в заблуждение профессионалов… А одежда была новенькая, только что купленная, с нее срезали бирки и ни разу не надели. Думаю, преступники очень боялись разоблачения, а по ношеной одежде еще остается мизерный шанс найти ее хозяйку. Но я бы все же посоветовал вам задуматься над кандидатурой автора этого милого розыгрыша! А также позаботиться о том, чтобы эта история не попала в газеты… Насколько я понимаю, вы в этом совершенно не заинтересованы.

— Правильно понимаете, — ответил Олег, и они с Андреем понимающе переглянулись.

Незадолго до визита следователя Андрей развернул с порога нахального журналиста какой-то паршивой желтой газетенки. Как он проник в клинику, осталось непонятным, — скорее всего, сунул кому-нибудь взятку, твердо рассчитывая на хороший гонорар. Попытка самоубийства помощника депутата — чем не сенсация? Но на этот раз акула пера осталась без добычи. Но только на этот раз.


Он полез в кожаную папку, которую перед тем положил на край стола, и достал сложенную вчетверо газету — дрянной бульварный листок, выродок желтой прессы. Дрожащими руками развернул и сунул Лаврову прямо в лицо.

— Читай, пока твоя Юля не вернулась. И тихо.

«Сын маньяка стал помощником депутата» — нахально уверял заголовок. Пробежав глазами небольшой текст, Лавров вернул Олегу листок.

— Дурацкая утка.

— Это не утка.

— Да?

Помолчали.

— Я теперь понял. Олег, я не знаю, что тебе сказать. Но мы друзья, понимаешь? Всем наплевать…

— Нет. Не всем. Лавров, ты не суетись. Я знаю, что ты мне хочешь сказать. Ты меня выслушай. Меня кто-то слил. Кто-то, кто знал. А знали немногие, и почти все умерли уже. Я рассказал об этом одному человеку…

— Кому, Зайцев? Кому тебя дернуло рассказать?

— Жанне.

— Да… Зачем?

— Затем. Ей все всё рассказывали, так ведь?

— Не знаю.

— Так оно и есть. Она у нас вроде жилетки. Все секретики говорят и плачутся.

— Но она не могла!

— Мне сейчас кажется, что могла. Слушай, а помнишь, как она к тебе на дачу прилетела, когда вы с Юлькой помолвку устроили? Помнишь, какая была злая? И сказала что-то вроде «Ну, я вам устрою!». Так оно было?

— Так. Или почти так, точно я уже не помню. Все так быстро произошло… А потом она уехала как-то странно… сказала, что продала свою квартиру и едет отдыхать.

— Ну да. Она спятила, Лавров, просто спятила!

— С чего бы это?

— С ума она спятила! Она тебя любила, так? Еще до того, как ты на Субботиной женился. Потом ты начал к ней от жены бегать, она обрадовалась. Старая любовь не ржавеет… А когда Вера погибла — Жанна рассчитывала тебя заполучить. И опять не вышло. Ты снова женился, да еще на ее подруге, да еще она же вас и познакомила!

— Все так. Да ну, Олег, это недоказуемо. Потом, я не верю, что Жанна могла такое устроить… Да как она могла узнать, в каком клубе ты будешь? Пусть она даже наняла кого-то, чтоб тебя так жестоко разыграли, — как эта подставная жертва узнала тебя в клубной толпе?

— Во-первых: мы звонили Жанне из клуба. Она знала, где мы. Во-вторых: эта девушка появилась в клубе только часа через два после звонка. И третье: там было мало народу. В конце концов, я не самый незаметный человек… Технически — ничего невероятного.

— Господи… — Дмитрий потер лоб. — Но послушай… Все равно можно что-то сделать. Этой дряни на туалетной бумаге все равно никто не поверит.

— Оставим этот разговор, — махнул рукой Олег. — В любом случае моей карьере пришел конец. Человек, чья биография… В общем, ты понял.

— Перестань, в России издавна сын за отца не отвечает…

— Смешно, — кивнул Олег. — Я пойду, пожалуй. Увидимся.

— Погоди… Что, собственно, ты намерен делать?

— Пока не знаю. Мой депутат мне предлагает уехать, подлечиться в одном подмосковном санатории… Думаю, я так и поступлю. А потом посмотрим.

ГЛАВА 23

«Глупо заводить ребенка, чтобы посадить жену под замок, — сказал сам себе Лавров. — Но она бывает дома все реже и реже…»

Подумав так, он содрогнулся и неожиданно для себя вслух громко произнес эту фразу. Итак, этот вариант отпадал.

— Мой Димасик опять о чем-то грустит? — спросила Юля, появляясь в дверях. На ней был эффектный белый костюм, темные волосы высоко забраны вверх и небрежно скреплены длинной серебряной заколкой, на лице — ни капли грима, только губы чуть тронуты светло-алой помадой… Кинозвезда!

— Потому что Юлясик опять куда-то намылился, — сделал вывод Дима. — У тебя съемки?

— Ум-гму, — промычала Юля уже из прихожей. — Я же тебе вчера говорила!

Лавров напряг память — и правда говорила. Значит, сам виноват. Задержался дома только для того, чтобы подольше побыть с ней. Наврал, что сегодня к полудню должен быть в редакции на предмет каких-то переговоров. Может, пойти все же на работу?

И тут зазвонил телефон. Это была Ольга, напоминала о давнем обещании:

— Дим, мне неловко, но ты сам предложил…

Было такое, предлагал. Предлагал запустить в номер Олины платья. Ее модели продавались в одном авторском магазинчике, большой популярностью пока не пользовались. Нужно отпиарить их как следует, дать фотографии, пусть напишут пафосную статейку, может, интервью…

— Я помню. Просто как-то закрутился. Слушай, ты подъезжай прямо в редакцию, ладно? Нужно все это перетереть, выясним, что нам нужно, кофе где-нибудь выпьем. Через час, хорошо?

— Давно пора. — В голосе Ольги слышалась ее неподражаемая нежная улыбка. — Оцени, я даже не прошу времени на сборы…

— Ценю!

Он был уверен, что Ольга опоздает, но, паркуясь у редакции, увидел ее выходящей из магазина. Значит, уже давно подъехала и тянет время, ждет его.

— Хей! — крикнул Лавров.

Оля услышала, замахала рукой.

В кабинете, некогда принадлежавшем Вере Субботиной, было прохладно, тихо и пахло нежилым. Раньше здесь всегда стояли цветы. На подоконнике, на шкафу, на столе… Теперь цветов нет. Зато есть огромная малахитовая пепельница — благодарные подчиненные преподнесли новому хозяину.

— Ну, Лель, чего мы хотим? Я тут подумал: может, интервью забабашить? Представь: ты рассказываешь о своем творческом пути… Слушай, а чего ты такая потухшая? Случилось чего?

— Ничего особенного, — отмахнулась Ольга. — Голова немного болит.

Этот ответ в принципе был совершенно нормален и обычен, но странно было слышать его именно от Ольги. Обычно очень живая и шумная, в другое время она непременно вываливала на голову желающего слушать целую кучу новостей, передавала самые незначительные монологи в лицах, за неимением лучшего — жаловалась на жизнь, на Кира, на погоду, на соседей и на кризис жанра.

— Скажи, а у тебя так не бывало… Предположим, живешь ты, живешь. Нормально все, хорошо даже. И вдруг вспоминаешь, что когда-то давно обидел неплохого человека. Или совершил какой-нибудь другой неблаговидный поступок.

— И мучаешься угрызениями совести? — проявил редкую понятливость Лавров.

— В том-то все и дело, что нет! Ты мог и до этого время от времени этими угрызениями мучиться, или еще раньше, когда все только что произошло, отмучиться раз и навсегда. А просто появляется вдруг предчувствие возмездия, которое на самом деле неотвратимо.

— Лелька, да что с тобой! — не на шутку уже испугался Лавров. — Я от тебя сроду ничего подобного не слышал!

— Ага, ты полагал, что я в состоянии думать только о тряпках и прочей ерунде?

— Извини, я не понял: это ты свои модели тряпками называешь?

— Да ладно, я шучу.

— Так, значит, у тебя дурные предчувствия?

— Слушай, психолог! — расхохоталась вдруг Оля. — Не будем мы делать интервью. Во всяком случае, не в этот раз. У вас есть там рубрика, в которой обозреваются всякие интересные магазинчики. Можно просто написать про тот, где мои детишки продаются. В таком духе: а еще там можно купить замечательные вещи талантливой…

— Высокоталантливой!

— Гениальной! Точно, гениальной Ольги Сербиновой. И я тебе благодарна по гроб жизни, лобзаю твои домашние тапочки и все такое. А кофе пить будем? Только давай не у тебя, хорошо? Твой кабинет напоминает мне мавзолей.

Сотрудники были деморализованы визитом хозяина и удивлены его краткостью.

— А чего приходил, так и не сказал, — кивнула Яна, и журнальная жизнь закрутилась в привычном ритме.

— Хорошее местечко, «Кофе и сливки», правда? И я обожаю «Тирамису»!

— Слушай, Лелька, а помнишь, как к нам этот чудик-экстрасенс прибился? Ну, Андрюха его привел?

Оля фыркнула и пустила через соломинку пузырики в свой бокал с молочным коктейлем.

— Как не помнить! Такое не забывается!

Экстрасенс и правда был выдающийся. Он оказался бывшим одноклассником Андрея, впрочем закончившим свое образование на восьми классах средней школы. После он, по словам Андрея, пытался поступить в медицинский институт, но у него ничего не получилось. Неудавшийся медик Ваня Барышников устроился работать в морг, где его основным занятием стало приготовление учебных экспонатов. Специализировался он на скелетах, а технологии, нужно заметить, были примитивные. Ваня Барышников из леечки поливал кислотой невостребованных покойников до тех пор, пока не свихнулся и не счел себя самым великим экстрасенсом всех времен и народов. Сердобольный Малышев, встретив его, полуголодного, небритого, но просветленного, угостил ужином в каком-то кафе, а потом решил, что не имеет права лишать своих любимых друзей такого ценного знакомства. В тот же вечер Андрей привел Ваню к себе и познакомил с приятелями. В теплой и дружеской атмосфере Ванины таланты расцвели пышным цветом. Кириллу он предрек скорую поездку за границу, которая перевернет всю его жизнь. Это было смешно, если учесть, что Кирилл мотался за пределы России в среднем каждые два месяца и ничего судьбоносного в этом не видел. Мнительному здоровяку Олегу были предсказаны неприятности со здоровьем, и он смог прийти в себя, только когда «закодированный от алкоголизма» Лавров (с чего Ваня взял, что у него есть проблемы с алкоголизмом?), не моргнув глазом, выпил бутылку шампанского и ничего страшного с ним не произошло!

— А помнишь, как он схватил тебя за руку и зашипел: «Девушка, у вас грандиозные способности! Вам надо стать моим медиумом!»

— А я ему говорю: «Способности кое-какие у меня, конечно, есть, но в отношении лично к вам я их не применяла и не собираюсь!»

— Ну да, а он: «У вас пророческий дар! В прошлой жизни вы были Кассандрой!»

Ольга фыркнула.

— Ты к чему это, радость моя? Ты думаешь, я не понимаю, к чему ты клонишь? Я тебе сказала о дурном предчувствии, и ты уже полагаешь меня пророком?

— А что? — сделал страшные глаза Лавров. — Вдруг он был прав, и ты — пророчица!

— Ну да. А ты закодированный алкоголик.

— Не похож, — заметил он. — Но чем черт не шутит, вдруг да это у меня в будущем… Оль, ты что?

Растерянный взгляд Ольги был устремлен на двери кафе. Лавров покосился туда, но не заметил ничего такого, что могло бы до такой степени поразить человека. В дверях стояла пара: невысокий немолодой брюнет в хорошем костюме цвета сливочного мороженого и девица с незначительной внешностью, но выдающейся фигурой.

— Ты чего? — одернул Ольгу Лавров. — Не пялься ты на них так, неловко. Кто-то знакомый?

Девушка пошепталась со своим спутником, и они, повернувшись, вышли из бара. Что-то не устроило фигуристую девицу.

— Это твои знакомые, что ли? Ты смотришь так, словно Франкенштейна увидела!

— Ты знаешь, я готова поверить в слова того чокнутого, — переведя на Лаврова отсутствующий взгляд, медленно сказала Ольга. — Знаешь, кто это был?