– Да. Может быть.

– Как жаль, что не могу попасть в будущее и увидеть, чем все закончится, – язвлю я.

Бен косится на меня и качает головой.

– Ты всегда была циничной.

– Понимай как хочешь.

– Может, они будут жить долго и счастливо.

– Ага. И заведут двух детей. Двух целых и две десятые.

– Или хотя бы одного ребенка, – вздыхает Бен.

Я позволяю ему оставить за собой последнее слово и — к счастью, вскоре — принесенный счет.


Глава 7

Иногда я задаюсь вопросом, не делаю ли ошибку, позволяя Бену уйти насовсем. Говорю себе, что сомнения в правильности сделанного выбора неизбежны всегда. Любое жизненно важное решение, по крайней мере такое, которому есть альтернативы, неизбежно влечет за собой непростые последствия. Тревога – просто знак того, что данное решение воспринимается всерьёз.

В этом смысле развод с Беном вызывает у меня те же чувства, что возникали и при заключении брака с ним. Тогда я тоже была уверена, что поступаю правильно, но не могла уберечься от беспокойства, которое не давало заснуть ночью даже после нескольких глотков «колдрекса». В те дни перед свадьбой я знала, что любовь к Бену – самое настоящее чувство из всех, что я в жизни испытывала, но всё равно беспокоилась, не ждет ли меня впереди разочарование. Помню, однажды ночью я смотрела на спящего Бена и боялась, что когда-нибудь его подведу. Или он подведёт меня. Что по какой-то причине у нас ничего не получится, и впоследствии я оглянусь назад и задамся вопросом: «Как я могла быть настолько глупой? Как могла не заметить, что это произойдет?» Конечно же, именно это сейчас и происходит.

Теперь, когда Бен ускользает от меня, появляется неприятное предвидение, что когда-нибудь я оглянусь уже на эту развилку и расценю ее как самую большую ошибку в жизни.

При таком шатком душевном состоянии я очень беспокоюсь, что всё станет известно моей чересчур прямолинейной семье. Я ничего не говорю родным и несколько недель стараюсь с ними не встречаться, до самого шестого дня рождения моей племянницы Зои, когда отвертеться уже не удается.

Утром я сажусь на поезд до Бронксвилля, где находится дом Мауры, и смотрю в окно на пейзаж, который выучила наизусть. Я позволяю себе слушать на айподе только весёлые песни и на всякий случай перематываю те композиции, в которых есть хоть слабый намёк на меланхолию. Самое ужасное, что я могу сделать, – это прийти в дом Мауры с хотя бы намеком на печальный вид. «Я должна быть жёсткой», — внушаю себе, просчитывая стратегию донесения до родственников плохих новостей.

Ко времени прибытия на вокзал я решаю, что расскажу семье о предстоящем разводе после ухода гостей. Тогда уже и Зои отправится возиться с новыми игрушками. Вероятно, было бы не так драматично сообщить новость каждому отдельно по телефону, но зато без предварительного персонального оповещения мне придётся озвучить свою проблему лишь единожды. Образно говоря, я проведу одну пресс-конференцию и отвечу на все вопросы один-единственный раз, а когда больше не смогу выдерживать, поблагодарю семью и удалюсь. Как спортсмен после обидного проигрыша. «Да, я разочарована. Мне плохо из-за того, что я подвела команду и пропустила тот отличный пас во втором тайме. Но я выложилась по полной. И должна двигаться дальше».

Мой отец, который до сих пор живёт в Хантингтоне в доме, где мы выросли, приехал к Мауре рано утром и теперь встречает меня на вокзале. Ещё до того как я закрываю дверь машины, он начинает ругать маму.

– Эта женщина невыносима, – заявляет он.

Папа обычно очень позитивный человек, но мама будит в нём самые худшие черты. И, по-видимому, у него никогда не было памятки разведённого родителя, в которой объясняется, что для ребёнка (даже взрослого) вредно слушать, как один родитель по пунктам разбирает недостатки другого.

– Так что Вера сделала на этот раз?

– Всадила фирменную ехидную шпильку в мои панталоны.

Я улыбаюсь в ответ на папино старомодное словечко.

– А что с ними не так?

– Вот именно! С ними же всё в порядке, верно?

– Не совсем, – хмурюсь я, при более тщательном рассмотрении замечая, что папа надел костюмные брюки с манжетами и тенниску с воротничком. Мама терпеть не может подобные надругательства над стилем. Несмотря на это, я удивляюсь, что она до сих пор принимает несочетаемость элементов в одежде папы так близко к сердцу. И как всегда думаю: «Ей-то какое дело?»

– Дуайт с ней?

– Нет. У него с утра гольф, – объясняет папа, включая поворотник. – Хотя уверен, этот-то непременно явится позже при полном параде.

– Им обоим свойственно всегда быть при полном параде.

– Ага. Она всё утро ходила гоголем.

 Я представила откинутую назад голову матери и её вздёрнутый выше некуда нос, совсем как у гордого циркового пони.

– Угу, это о ней.

Моя мама стремится повсюду привлекать внимание. Несомненно, она будет одета чересчур нарядно и, скорее всего, подарит Зои самый большой и дорогой подарок, а вокруг неё постоянно будет виться толпа обожателей. Кое-что не изменилось с того времени, когда мы с сёстрами были детьми: наши друзья обожают нашу маму. Они награждают её эпитетами вроде «прикольная», «рульная» или «своя чувиха». Но, догадываюсь, в глубине души им больше всего нравится, что она не их мама.

– Не позволяй ей вывести тебя из равновесия, па.

Он улыбается, будто мысленно переключая передачи, а потом спрашивает:

– Так где же Бен?

Я знала, что этот вопрос неизбежен, но всё равно чувствую резкую боль в боку, когда слышу то самое имя. Делаю глубокий вдох и изображаю бодрый тон:

– Он работает.

– Такие как Бен не пропускают семейные празднества.

– Ага. Он очень семейный человек.

Я говорю с сарказмом, но вдруг мне приходит в голову, что это на самом деле правда и Бен – действительно предан семье.

Минутой позже мы пересекаем подковообразный проезд, и я смотрю на особняк сестры стоимостью в четыре миллиона долларов (Маура упорствует, что её коттедж не особняк, но я считаю, что дом, где больше шести спален, называется именно так, а у Мауры их семь) со смешанным чувством восхищения и неприязни. Мне претят не масштабы их богатства, поскольку обеспеченность – дело относительное. Скорее, мне не нравится, что Скотт заработал деньги не упорным трудом и не умом, а просто оказавшись в нужном месте в нужное время. Он занимал должность финансового директора небольшой скороспелой фирмушки, занимавшейся разработкой программного обеспечения. Фирму эту продали за сумасшедшую сумму в период финансового пузыря высоких технологий. В самом деле, у Скотта так много денег, что я слышала, как он называл парней с состояниями поменьше «копеечными миллионерами».

Если бы он хорошо относился к жене, всё было бы замечательно, и я аплодировала бы его везучести. Но Скотт – грубиян (если говорить словами отца), и их дом – это постоянное напоминание о ежедневном бартере, который совершает Маура: дорогие вещи взамен мужниного распутства. Интересно, ушла бы сестра от Скотта, если бы у них не было детей? Маура говорит, что да, ушла бы. Но я в этом не уверена.

Отец паркуется за большим белым фургоном с надписью «Выездное обслуживание-люкс». Маура не жалеет денег на мероприятия: даже детские сборища устраивает непомерно дорогими, так что я не удивляюсь, когда вхожу через парадную дверь и становлюсь свидетелем последних оживлённых приготовлений, которые скорее подходят для свадебного торжества, чем для празднования дня рождения ребёнка.

– Привет-привет! – Маура быстро и несколько рассеянно обнимает меня и переключается на гигантскую вазу с экзотическими цветами, вокруг которой разложены изысканные пакеты с подарками. Видно, что сестра нервничает – впрочем, как всегда перед встречей с гостями. Маура, как типичный первенец, стремится к безупречности во всём, что делает, и я постоянно ловлю себя на мысли, как это должно быть изнурительно. Я тоже способна быть дотошной, когда дело касается работы, но Маура так относится ко всему. Её дом, двор, дети, внешность… Могу только приветствовать, что после рождения детей она покинула ответственную должность менеджера по подбору персонала. Трудно представить, насколько загруженной она была бы, если бы распространяла своё стремление к совершенству ещё и на карьеру.

Она хмурится, наклонив голову набок:

– Цветы хорошо здесь смотрятся? Размер не портит картину?

Говорю, что цветы замечательные. У Мауры красивый дом, хотя в нём нет ничего расслабляющего или уютного. Скорее, в своём эклектичном совершенстве он немного похож на музей и видно, что к интерьеру приложил руку высококлассный дизайнер, который старательно достиг предсказуемо утончённого сочетания старого и нового, современного и традиционного. Преобладающая цветовая гамма – тёпло-жёлтый оттенок стен, вишнёвый – обивки и мандариновый – абстрактных произведений искусства. Всё вместе напоминает мне выставочный зал. Вы ни за что не догадаетесь, что в этом доме живут три ребёнка, самому старшему из которых всего шесть лет, несмотря на развешанные по стенам их портреты маслом и фотографии на детском пианино. Сестра гордится, что ее дом производит впечатление стильного и изысканного. На самом деле, она часто это подчёркивает, словно внушая мне: «Если у тебя появятся дети, это вовсе не значит, что семья обязательно утонет в бардаке и крошках».

Так-то оно так, но, как отмечал Бен, всего можно достичь, если нанять орду помощников: няню, садовника, чистильщика бассейна, личного секретаря и экономку с проживанием. Я не раз наблюдала, как сестра раздавала задания персоналу в своих дизайнерских саронгах или спортивных костюмах от «Джуси Кутюр», со средним стаканом кофе из «Старбакса» в руке: при этом  возникало впечатление, что, хотя Маура и уволилась с работы, она по-прежнему управляет своего рода небольшой корпорацией, причём делает это безупречно.

Но вопреки тому, что на первый взгляд жизнь Мауры может показаться мелочным потаканием капризам, в ней заключён глубокий внутренний смысл. Маура – отличная мать. Она подписана на школу материнства Джеки О и часто цитирует своего кумира: «Если вы неправильно воспитываете своих детей, вряд ли у вас получается хорошо делать что-либо другое». В результате отпрыски Мауры очаровательны, хорошо воспитаны и, как ни посмотри, относительно неиспорченны богатством.

– Где дети? – спрашиваю я, и сразу после этого прибегают Зои, Уильям и Патрик, которые своей гиперактивностью и широко раскрытыми глазами наводят на предположение, что они уже объелись сладким. Белокурая и светлокожая Зои кажется гораздо больше похожей на меня, чем на своих смуглых и кареглазых родителей – по-моему, это занимательный генетический прецедент. Недавно Маура позвонила мне и сообщила, что Зои взяла мой снимок в парикмахерскую и попросила стилиста уложить её волосы в волнистый боб, чтобы выглядеть как тётя Клаудия. Не могу отрицать, что была польщена стремлением племянницы подражать мне, и узнаю в своей реакции тот нарциссический порыв, который и побуждает многих обзаводиться детьми.

– С днём рождения, Зои! – говорю я и наклоняюсь, чтобы крепко обнять девочку. Она одета в полный комплект балерины, потому что «розовые балерины» – тема её вечеринки. Бледно-розовый костюм и пачка цвета лайма и такие же пуанты отлично сочетаются с розовыми и зелёными шариками, привязанными к перилам, и трёхъярусным тортом, окружённым метрами тюля.

– Не могу поверить, что тебе уже шесть!

Припоминаю, что наше с Беном первое свидание состоялось через неделю после того, как Зои исполнилось два. Интересно, долго ли я буду измерять время в переводе на Бена?

– Спасибо, тётя Клаудия! – говорит Зои низким грудным голосом, который очень забавно слышать из уст маленькой девочки. Она скользит ступнями из второй балетной позиции в третью. – Столик для подарков в гостиной! Конечно, если ты не забыла что-нибудь принести!

– Может, и забыла, – шучу я и открываю сумку, давая Зои взглянуть на завёрнутый подарок.

Уильям и Патрик, двух и трёх лет соответственно, протягивают какие-то одинаковые электронные прибамбасы:

– Смотри, что подарили нам!

– Здорово! – восклицаю я, хотя понятия не имею, что мальчишки мне только что показали.

Зои рассказывает, что папа купил братьям новых роботов, чтобы они не завидовали её подаркам. Скотт – хороший отец, хотя и перегибает палку с подкупом и угрозами. Моя любимая угроза из его уст: «Никакого Рождества, если не прекратите ныть». Когда Бен её услышал, то засмеялся и спросил, в каком конкретно бункере Скотт собирается пережить время с двадцать четвертого по двадцать шестое декабря.

Зои улыбается и ведёт меня за руку в гостиную, где вплотную друг к другу сидят Дафна и моя мама, потягивая коктейль «Кир Рояль».