Он говорит искренне и словно бы с ноткой отчаяния – ноткой, которую можешь уловить, только хорошо зная человека. Снова прослушиваю сообщение и, поддаваясь соблазну, набираю номер Бена, хотя понимаю, что к настоящему моменту он вполне мог воссоединиться с Такер. Да, сегодня моя гордость уже получила достаточно ударов. Но ведь Бен попросил меня перезвонить. Игнорируя его просьбу, я буду выглядеть еще более жалкой. Словно я слишком задета или уязвлена, чтобы с ним разговаривать.

Бен отвечает на четвертом гудке, и не успеваю я сказать «привет», как он произносит мое имя, ласково и нежно: Клаудия. Вздрагиваю, но приказываю себе не поддаваться сантиментам. Это бессмысленно.

– Привет, Бен, – говорю я, стараясь держаться непринужденно. – Послушай, мне очень жаль, что я вот так нагрянула. Не думала, что помешаю.

– Ты ничему не помешала, – быстро отвечает он.

Хмыкаю так, словно хочу сказать, что наверняка чему-то помешала.

– Такер всего лишь друг, – сообщает он.

– Угу, – вторю я.

– Это вовсе не то, – настаивает Бен. – Мы просто бегаем вместе. Вот и все.

– Не важно. Это не мое дело, – говорю я, слегка переборщив с пылом. Не хочу выказывать горечь обиды. Меньше всего я хочу казаться обиженной.

– Это вовсе не то, – упрямится он. – Серьезно. Не то.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

После затянувшейся паузы Бен спрашивает:

– Ты приходила о чем-то поговорить?

– Нет. Просто была по соседству и решила зайти поздороваться.

– Клаудия. Брось!

– Что?

– Поговори со мной, – просит он, почти шепчет.

Сердце громко стучит, отдаваясь в ушах, и я не могу произнести ни слова. Даже не могу сообразить, какие слова тут подойдут.

– У тебя все хорошо? – интересуется Бен.

– Да, все хорошо, – вру я. – Просто не знаю…

– Скажи, – настаивает он. – Скажи мне.

– Не знаю… Я тут подумала, верно ли мы поступили?

Он выдыхает:

– Порой я и сам не знаю. Я так по тебе скучаю.

Хочу сказать, что тоже по нему скучаю, но передумываю и со смехом замечаю:

– Да, в разводных делах мало приятного.

Где-то с минуту молчим, затем Бен говорит:

– Не хочешь приехать? Посмотрим киношку или еще что-нибудь придумаем.

Чувствую, как по рукам и ногам побежали мурашки, однако отнекиваюсь:

– Не думаю, что это хорошая идея.

Уверена, что поступаю правильно, но ненавижу себя за эти слова. Больше всего на свете я хочу вернуться в мой старый дом, сесть на тахту рядом Беном и посмотреть какой-нибудь фильм. В это мгновение я скучаю по нашей с Беном дружбе больше, чем по чему-либо еще.

Что-то во мне надеется, что Бен настоит на своем, но он сдается:

– Может, ты и права.

– Да, – соглашаюсь я.

– Хорошо, – произносит он.

– Ну, мне, пожалуй, пора, – говорю я, а на глаза наворачиваются слезы.

– Да. До свидания, Клаудия, – нежно прощается он. – Всего хорошего.

– И тебе, – отвечаю я, ощущая внутри невероятную пустоту. Еще никогда мне не было так тоскливо и одиноко. Нажав отбой, приказываю себе запомнить эту боль в груди на случай, если когда-нибудь меня снова осенит идея встретиться с Беном. Не хочу вспоминать о том, чего я лишилась.


        * * * * *

Джесс возвращается на следующее утро после ночного перелета и вваливается ко мне в спальню. Вертихвостка, что и говорить.

– Как хорошо, что ты проснулась! – восклицает она, подбегая и плюхаясь в изножье моей кровати.

– Что такое? – бормочу я, пока яркий образ Такер из сна сменяется отчетливым фокусом реальности. – Как поездка?

Джесс поет:

– Трей уходит от жены!

– Это же здорово! – говорю я нарочито бодрым голосом. Мне сложно выказывать энтузиазм, когда речь идет о разводе.

– Он известит ее на этой неделе, – делится Джесс. – В пятницу она с подругами собирается в ежегодную поездку на взморье, и он хочет сообщить о разводе перед самым ее отъездом.

«Какой чуткий! – думаю я. – Девушкам будет, что обсудить». Но вслух интересуюсь:

– А что потом?

– А ты как думаешь, «что потом»? – улыбается она.

Я знаю, что Джесс нуждается в моем одобрении, как все одинокие женщины нуждаются в поддержке лучших друзей. Как я сейчас нуждаюсь в ее поддержке.

– Я имею в виду, что с переездом? Он переберется в Нью-Йорк?

– Этот вопрос мы еще не обсуждали, – отмахивается она.

– А, – мычу я, затем беспокоюсь, что отвечаю без должного ликования. Меньше всего я хочу испортить Джесс праздник, особенно потому, что за последние десять с лишним лет каждый из таких праздников в конце концов был испорчен. Да и к тому же, что бы я ни сказала, это ничего не изменит, поэтому с меня не убудет, если я окажу Джесс поддержку. Иногда нужно, чтобы кто-то просто был рядом и радовался или грустил заодно с тобой. Тем не менее меня гложет недоброе предчувствие по поводу Трея. За редким исключением я твердо верю в пословицу «Предавший однажды предаст не единожды».

Джесс, наверное, чувствует мой скептический настрой, поскольку спрашивает:

– Тебе он не нравится, верно?

– Я его не знаю, – поспешно отпираюсь я. – Я просто его не знаю.

– Признайся, – настаивает она.

Помявшись немного, я говорю:

– Думаешь, ты когда-нибудь сможешь полностью ему доверять?

– Мы по уши влюблены друг в друга, – отвечает Джесс, но вопрос-то был не в этом. Ведь любить можно и того, кому не доверяешь. – Он – моя родственная душа.

Ноги слабеют от этих слов: «родственная душа». Тех самых слов, которыми я когда-то описывала свои отношения с Беном. Нет в мире лучшего чувства, чем вера в то, что встретил родственную душу. Это совершеннейшая эйфория. Своего рода полная противоположность тому, что я испытываю сейчас.

– Я счастлива за тебя, Джесс, – говорю я. – Очень надеюсь, что у вас все получится.

Она улыбается, затем исчезает и возвращается с цифровым фотоаппаратом.

– Я его сфотографировала, так что можешь на него посмотреть, – подруга кликает по ярким моментам их свидания в отеле «Четыре сезона». На одной фотографии Трей запечатлен в полотенце, обернутом вокруг бедер. Шесть кубиков пресса – а то и все восемь – сочетаются с обрамляющими живот рельефными впадинами, уходящими в область таза.

– Ничего себе! Да он великолепен! – восклицаю я, задаваясь вопросом, как удается инвестиционному банкиру-отцу-мужу выкраивать время на любовную связь и упорные тренировки. Это подтверждает еще один мой тезис о том, что не следует доверять мужчинам с умопомрачительными телами.

Джесс, заливаясь краской, восклицает:

– Я знаю! Думаю, он действительно тот самый, Клаудия. На этот раз по-настоящему тот самый.

– Посмотрим, – говорю я с притворным оптимизмом, скрещивая пальцы.


        * * * * *

Я не рассказываю Джесс о Такер до следующего субботнего утра, когда выясняется, что Трей – сюрприз, сюрприз! – так и не сообщил жене, что хочет развода. Разумеется, у него имеется оправдание. Причины всегда находятся. Из той серии, что у сына поднялась температура, и жене пришлось отказаться от поездки на пляж. «Как же несправедливо, – думаю я про себя, – что дерьмовые браки со скрипом тянутся десятки лет, а такой идеальный брак, как мой, может разрушиться в одночасье».

Джесс между тем говорит, что не пеняет возлюбленному за задержку, мол, это лишь доказывает, какой он хороший отец.

Полагаю, именно словосочетание «хороший отец» наводит меня на мысли о Бене, и я выкладываю Джесс историю о Такер.

Джесс, кажется, удивлена тем, что я не открылась ей раньше, и я с провинившимся видом бормочу:

– Я хотела все хорошенько обдумать, а уж потом откровенничать.

Подруга кивает, словно понимает меня. В отличие от моих сестер, Джесс не из тех, кого задевают подобные умолчания. На самом деле, она не из тех, кого вообще что-либо задевает. За прошедшие годы Джесс развила в себе чрезвычайную толстокожесть, виной чему, скорее всего, неудачи в любви, а также бездушная профессия.

– Ты ее гуглила? – спрашивает она.

Со смехом признаюсь в содеянном.

– Твоя школа.

– И?

– Ничего. Ее словно не существует.

– Ты закавычивала имя?

– Да, – подтверждаю я. – Все впустую.

– Хорошо, – говорит Джесс, одаривая меня одной из своих дьявольских улыбок. – Вся эта история - лишнее подтверждение того, что нам и так известно.

– И что же это? – спрашиваю я.

– Что Бен от тебя мольбы о возобновлении отношений не дождется.

– Повтори, – прошу я.

Она повторяет, и на этот раз с еще большим апломбом.


        * * * * *

В тот же день мы встречаемся с моими сестрами за ланчем в кафе на Юнион-сквер. Мы с Джесс все утро работали, а Маура и Дафна тем временем совершали покупки. Сестры увешаны пакетами из «Барнис» (любимый магазин Мауры) и «Блумингдейл» (любимый магазин Дафны). Впервые за долгое время я нахожусь в приподнятом настроении, и причиной тому встреча с тремя любимыми женщинами. Я буквально чувствую, как в их компании сердце исцеляется.

Официантка размалывает свежий перец над равиоли Дафны, а Маура тем временем берет быка за рога и спрашивает, нет ли вестей от Бена. Я кошусь на Джесс и на секунду подумываю ответить «нет». И дело не в нежелании говорить о случившемся сестрам. Просто я не том настроении, чтобы возвращаться к этой истории. Но слишком тяжело удерживать в себе подобную ложь. Спустя пару месяцев я наверняка забуду, что ничего им не сказала, и отпущу какой-нибудь комментарий по поводу Такер, а потом начнутся упреки: почему Джесс знает, а мы нет? Поэтому я, не мешкая, довожу до сведения общественности все-все, вплоть до радужной обсыпки, зоомагазина, интернет-поисков и нашего с Беном краткого разговора, состоявшегося тем же вечером. От огорчения карие глаза Дафны наполняются слезами. Дафна часто плачет. Это ее обычная реакция на любые сильные эмоции, будь то гнев, счастье, беспокойство или страх. Лицо Мауры между тем исполнено решимости и азарта. Очевидно, она жаждет дополнительных подробностей и, само собой, начинает сыпать вопросами.

– Она хорошенькая? – спрашивает Маура, хотя я только что закончила подробное описание внешности Такер в надежде пресечь развитие этой темы.

– Я же говорила, – пожимаю я плечами. – Она привлекательна. Ухоженные волосы и кожа. И неплохая фигура.

– Неплохая? – не унимается Маура. – Что значит «неплохая»?

– Это значит – довольно хорошая, – говорю я, затем, обведя взглядом свою аудиторию, вношу поправку: – Хотя ты, наверное, сочла бы иначе.

Стандарты, применяемые Маурой к себе и ко всем остальным, до смешного нелепы. Сама она на редкость худая и благодаря регулярным тренировкам с инструктором находится в отличной физической форме. Со стороны и не подумаешь, что у нее трое детей. Некоторые могли бы даже счесть ее слишком тощей. Дафна так и считает, но, возможно, причина кроется в том, что они с Маурой очень похожи, вот только Дафна постоянно тщетно пытается избавиться от семи-десяти лишних килограммов. Крупнейший из сестринских споров за последние пять лет разразился, когда Дафна пожаловалась на одну затейливую диету, от которой не было проку, на что Маура заявила: «Не понимаю этих диет! Просто прекрати есть, Даф. Перестань совать в рот еду. Неужели это так трудно?!» Для Мауры это не трудно. Я не встречала других людей с такой силой воли. Для Дафны же, как и для миллионов других американцев, не так-то просто ограничить себя в пище. Будь это легко, никто не страдал бы от избыточного веса.

Маура продолжает допрос:

– Значит, она коренастая? Не представляю Бена с коренастой девушкой.

– Нет, она не коренастая. Может, чуть широка в кости, – заступаюсь я. – В самом соку.

– В самом соку? – хихикает Джесс.

– Молодая, фигуристая, сильная, – перечисляю я, как ни в чем не бывало.

– Ерунда, – отмахивается Дафна. – Меня это описание как-то не привлекает.

– Ну, – говорю я, соскабливая заправку из контейнера в салат. Сама не знаю, зачем я постоянно заказываю заправку отдельно, хотя каждый раз съедаю ее полностью. – Что тут поделаешь? Было понятно, что Бен начнет с кем-то встречаться. Разве не эту цель он преследовал при нашем разводе? Найти хорошую женщину с доступной утробой.

Дафна кривится. Обычно я избегаю произносить при ней такие физиологичные слова, как «утроба». В отличие от нашей бестактной матери, которая так и сыплет эвфемизмами вроде «стрельба холостыми» и «выжженная земля».

Я отражаю еще несколько вопросов о внешности Такер: на вид сорок четвертый размер, почти одного роста с Беном, глаза, вроде бы, зеленые, а может, голубые.