Не отвлекаясь на свару, Дафна и Джесс хором соглашаются, что белые брюки бесподобны, и Дафна настаивает, что подошьет их для меня. Сестра и подруга также в унисон заявляют, что и шелковый топ на бретельках смотрится потрясающе. Он открывает ключицы и обтягивает торс в нужных местах (что соответствует еще одному правилу Джесс: если брюки свободные, то топ должен быть обтягивающим, и наоборот). А болеро цвета фуксии – прекрасный финальный штрих.

– На случай если в ресторане будет прохладно, – говорит Джесс.

– Или на случай если в квартире Ричарда на полную работает кондиционер, – добавляет Дафна и хихикает, пока я на цыпочках верчусь перед зеркалом. Приходится признать, что выгляжу я действительно хорошо. Но особенно радует мысль, что шопинг близится к концу. Ненавижу мотаться по магазинам. Выиграй я в лотерею, первым делом наняла бы персонального шопера, который ходил бы за продуктами, одеждой, подарками к Рождеству и так далее, и тому подобное. Поэтому я быстро переодеваюсь, спешу к кассе и протягиваю кассиру банковскую карту, чтобы оплатить ансамбль, который гарантированно придаст мне уверенности в себе и очарует Ричарда.


        * * * * *

Вечером я убеждаюсь, что Джесс и Дафна были правы насчет моего наряда. Во-первых, я удачно влилась в толпу в «Пряном базаре», роскошном ресторане в Мясоразделочном квартале Нижнего Манхэттена. Что еще более важно, Ричард, едва подошел, тут же сказал, что я выгляжу сногсшибательно.

– Никогда не видел тебя ни в чем подобном, – замечает он, пока мы следуем за метрдотелем к нашему столику. Ладонь Ричарда на секунду задерживается на моей пояснице. – Наверное, потому что ни разу не встречал тебя вне рабочей обстановки.

– Как и я тебя, – киваю я, восхищаясь его вельветовым пиджаком.

Внезапно я вспоминаю откровенно голубого бывшего помощника Ричарда, Джареда Левисона. Тот хранил на столе таблички с номерами от одного до десяти и оценивал наряды проходящих мимо людей (разумеется, за их спинами), словно член жюри по гимнастике на Олимпийских играх. Майкла, который тесно общался с Джаредом, эта игра несказанно радовала, и позже он озвучивал результаты по всему офису. На самом деле я благодарна Джареду за то, что он преподал мне один из наиважнейших уроков в жизни: не носить искусственную кожу после Дня Труда. Майкл в свое время доложил, что за этот модный промах я получила тройку.

Спрашиваю Ричарда, знал ли он о табличках Джареда.

– Конечно, – кивает он. – Меня он обычно оценивал в промежутке от двух до четырех, а самое большое, что я смог получить – шесть.

– И что же на тебе было в тот день, когда ревнитель вкуса оценил тебя на шесть? – подхватываю я, пока официантка в оранжевом кимоно раскладывает на столе меню.

– Кажется, свитер с высоким горлом, – смеется Ричард.

Я улыбаюсь и осознаю, что больше не нервничаю.

Ричард, похоже, с удовольствием углубляется в воспоминания о табличках Джареда.

– Слышал, что если на ком-то было надето хоть что-то от Луи Виттона или Прады, то Джаред автоматически прибавлял балл, а если человек приходил в бюджетной вещи из «Гэп» или, боже упаси, «Олд Нэйви», то сразу лишался трех очков.

Я смеюсь и интересуюсь:

– И где же теперь старина Джаред?

– Не уверен. Но что-то мне подсказывает, что сейчас он сидит в баре со своими друзьями-модниками, и все они отвешивают друг другу комплименты по поводу стильного внешнего вида.

Я усмехаюсь, вспоминая еще одну историю, связанную с Джаредом.

– Что? – любопытствует Ричард.

– Ничего, – отбиваюсь я, наблюдая, как мужчина, очень похожий на Криса Нота, клеит у стойки потрясную блондинку. Он ниже, чем показалось вначале, и про себя я нарекаю его «Мистер Середнячок». – Просто улыбаюсь.

– Давай же, выкладывай, чего такого смешного? – настаивает Ричард, наверное, угадав, что я не просто так улыбаюсь. Есть разница между улыбкой и усмешкой, которая стороннему наблюдателю, как правило, очевидна.

– Вспомнила об одной проделке Джареда, связанной лично с тобой, – раскалываюсь я.

– И что же он натворил? – с преувеличенно обеспокоенным – похоже, притворно – видом спрашивает Ричард.

– В общем, я слышала, что он рылся в твоем мусоре и нашел там открытку с весьма цветистыми и откровенными выражениями.

Ричард смущенно смотрит на меня и уточняет:

– А когда это случилось?

Не похоже на отрицание, и я не удерживаюсь от вопроса:

– Значит, такое бывало не однажды?

Ричард описывает пальцем круг, словно говоря: «Продолжай».

– Пожалуй, года три назад. По слухам, тогда Джаред подозревал тебя в интрижке с кем-то из редакции искусства, – поясняю я, пытаясь вспомнить, как звали ту женщину.

– Наверное, с Лидией, – подсказывает Ричард.

Я щелкаю пальцами и указываю на него.

– Точно. Так это правда?

Он кивает.

– Да, я на самом деле с ней спал, но не думаю, чтобы она подписалась на открытке.

– И не подписалась, – уточняю я. – Джаред узнал ее почерк. Он пустил ту открытку и какой-то документ с образцом почерка Лидии по всему офису. Это был его звездный час.

– Ух ты. Да, он был хорош, – говорит Ричард.

– Как и ты, если верить Лидии.

Меня саму удивляет последняя фривольная реплика, так как я никогда не славилась любовью к двусмысленностям. Мы оба улыбаемся, пока изучаем меню, а я пытаюсь понять, почему с Ричардом мне так легко. И решаю, что это связано не столько с ним (хотя с ним я и правда расслабляюсь), как с моим разводом и новым мировоззрением. Ненавижу впадать в уныние, но после расставания с Беном возникло ощущение, будто все мои страхи о браке сбылись. Пожалуй, я утратила веру в вечную моногамию, и сильно сомневаюсь, что снова рискну в неё окунуться.

Поэтому мне не нужно следовать никаким правилам. Если я считала себя свободной, когда не хотела детей, то сейчас я свободна вдвойне, так как замуж тоже не хочу. Вместо того чтобы строить из себя недотрогу или беспокоиться, что обо мне подумают, я вольна делать все, что пожелаю. А сейчас мне хочется напропалую флиртовать с привлекательным коллегой.

С течением вечера мы с Ричардом общаемся все раскрепощеннее, смеемся и подкалываем друг друга в той манере, какая возможна только когда с собеседником уютно и приятно. У нас не обнаружилось запретных тем. Болтаем о простых вещах, но подкрепляем свои суждения эпатажем и юмором. Обсуждаем работу и издательский бизнес в целом. Делимся мнениями о путешествиях, книгах, музыке и семьях. Вспоминаем прошлые отношения.

Когда в разговоре всплывает тема Бена, я ожидаю, что почувствую легкую грусть или волнение. Но ничего подобного не происходит. Пока я рассказываю о своем браке в прошедшем времени, меня накрывает странное облегчение: я чувствовала, он был, мы жили. Потом я смотрю Ричарду в глаза и говорю:

– Хватит об этом.

Он согласно кивает, а я мысленно переношусь в настоящее, чувствуя себя счастливой в обществе Ричарда и радуясь, что действительно двигаюсь дальше.


Глава 14

Хотя первое свидание с Ричардом прошло удачно, а после ужина мы заглянули к нему домой, чтобы пропустить по стаканчику перед сном (я еще не удержалась от поддразнивания, что только старики до сих пор говорят «пропустить по стаканчику»), тем вечером мы даже не поцеловались. И на следующем свидании тоже. Не уверена, в чем причина задержки, во всяком случае, ни один из нас не пытается избежать ненужного риска, равно как и не старается изображать добродетель. И я знаю, что Ричард мне очень нравится, и догадываюсь, что сама нравлюсь ему. И, конечно же, промедление никак не связано с Беном, ведь я нисколько не зацикливаюсь на нем.

Остается единственное объяснение: мы смакуем растущее сексуальное напряжение и интригу. Мне всегда нравилось ходить на работу, но никогда прежде офис не был для меня таким соблазнительным и манящим местом. Я каждое утро прихожу пораньше, снедаемая ожиданием первого за день звонка Ричарда. И каждый вечер работаю допоздна, чтобы компенсировать три часа, потраченные на написание писем мужчине, сидящему через два этажа от меня. Минуя друг друга в коридорах, мы обмениваемся формальными любезностями, а потом возвращаемся в свои кабинеты и пишем друг другу что-то вроде: «Выглядишь очень секси» – «Нет, это ты выглядишь очень секси».

Поэтому, думаю, вполне естественно, что наш первый поцелуй случается на работе.


        * * * * *

Итак, понедельник уже близится к концу – время около десяти, – и я только что отправила Ричарду вопрос об одном из своих авторов. Пока жду отклика, Ричард внезапно появляется на пороге и отвечает мне устно.

Я подпрыгиваю и ахаю:

– Черт, Ричард! Ты меня напугал.

Он одаривает меня своей фирменной улыбкой и отпускает саркастическую реплику о моей нечистой совести.

Улыбаюсь и качаю головой, затем встаю и иду к двери.

– И куда это ты собралась? – он преграждает мне путь.

Мы касаемся друг друга, и по телу бегут мурашки.

– К копиру, – говорю я и снова пытаюсь выйти.

Ричард снова блокирует выход, оттесняет меня обратно в кабинет и закрывает за собой дверь.

– Что это ты задумал такое грандиозное? – недоумеваю я, совершенно точно зная, что у него на уме.

Он приближается ко мне. Склоняю голову вправо – мой любимый угол для поцелуя. Ричард в ту же секунду тоже наклоняет голову вправо и наши губы легко встречаются и сливаются, вначале нежно, а вскоре более страстно. Точь-в-точь кинозвезды, целующиеся в недозволенном месте. Я представляю, как выгляжу со стороны, прильнув к Ричарду, и сознаю, что смотримся мы вместе шикарно. Ричард из тех мужчин, рядом с которыми любая женщина становится красавицей.

Он теснит меня к столу, приподнимает и усаживает на столешницу, мастерски сочетая в своих движениях порыв и неторопливость. Его ладони проскальзывают под мои обнаженные бедра. Как удачно, что сегодня я надела юбку. И – аллилуйя! – кружевное белье в тон. Да, иногда все действительно идет как по маслу, и я мысленно завязываю узелок, чтобы вспомнить это счастливое совпадение в следующий раз, когда буду жаловаться на свою невезучесть – например, сидя в самолете между двумя крупными пассажирами.

Ричард продолжает меня целовать, в основном в губы, но также не обделяя вниманием и шею, и ключицы. Он поистине мастер своего дела, и я не заблуждаюсь относительно того, как он набрался опыта. Вспоминаю Лидию из редакции искусства и думаю о множестве других моих предшественниц. С некоторыми Ричард, наверное, знакомился на работе, с кем-то – в барах, ресторанах, в метро или на свиданиях вслепую. Но мне нет до них дела, как и нет дела до того, встречается ли он с какой-нибудь женщиной в настоящее время. Я просто хочу, чтобы он продолжал трогать меня сейчас, трогать везде, прямо под яркими лампами дневного света.

– Поедешь ко мне? – выдыхает мне в ухо Ричард.

Киваю и шепчу «да», а он продолжает целовать мне шею. Я глажу его спину, которая на ощупь крепче, чем я думала. Пожалуй, сорок восемь – еще не совсем старость. Ричард теснее прижимается ко мне. Нет, совсем не старость.

– Сейчас? – шепчет он.

– Ага, – отвечаю я. – Но сначала ты должен перестать меня целовать.

Еще несколько неудачных попыток остановиться, и мы наконец разъединяемся и, переводя дух, придумываем план: я ловлю такси и жду Ричарда,  пока он забирает из кабинета свои вещи. Мы еще раз целуемся. Потом Ричард открывает дверь. Повезло, что на выходе нас замечает только Джимми, уборщик моего этажа, который кивает мне в знак приветствия. На самом деле, если честно, мне все равно, кто и что о нас узнает. Я даже не прочь выставить наши отношения напоказ, как своего рода почетную медаль – видимый символ моего уравновешенного и пробивного характера. Нет, я не жертва и не озлобленная разведенка, и Ричард тому доказательство.

Такси удается поймать сразу, я усаживаюсь и жду Ричарда. Он запрыгивает в машину минуту спустя и ставит портфель под ноги. Мы не целуемся, но не прекращаем касаться друг друга. Ричард не единожды повторяет, что ему не терпится поскорее добраться домой.

Оказавшись в квартире, мы сразу же идем в спальню. Радуюсь, что Ричард не спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Потому что я не хочу. И радуюсь, что мы не садимся на диван поболтать, потому что мне не терпится поскорее лечь в кровать Ричарда и трогать его по-настоящему. И через две минуты после того, как за нами закрылась входная дверь, мы уже там и находимся, и я делаю именно то, что хотела.

Все в Ричарде гладко и мягко: его простыни, музыка (Сэм Кук) и даже животное – спесивый сиамский кот по кличке Рекс, который пренебрежительно наблюдает за нами с подоконника. Происходит лишь одна неловкая заминка – весьма предсказуемая, – когда Ричард притормаживает, смотрит на меня и уточняет: