Эмили Гиффин - Детонепробиваемая

– Конечно, – кивает Джесс. – А почему нет? Эти датские доноры великолепны. У всех классическая скандинавская внешность. Высокие, мускулистые, с короткими прямыми носами, голубыми глазами и светлой кожей.

– Значит, тебе нужен вроде как дизайнерский ребенок?

– Дизайнерский ребенок! – восклицает Джесс, намеренно игнорируя уничижительный тон Энни. – Прикольное определение! Да, думаю, именно такой мне и нужен.

– Разве это не кажется тебе неэтичным? – не унимается Энни.

– Неэтичным? А с какой стати? – говорит Джесс, и я понимаю, что Энни действует ей на нервы, совсем как когда-то в колледже.

– Из-за стереотипа о том, что голубые глаза, светлая кожа и высокий рост ценятся выше. Ну, то есть это переводит человеческие отношения в рыночные.

– Да! Эти викинги полная чепуха, – со смехом заявляет Майкл. – Почему бы тебе не заглянуть в банки спермы чернокожих?

Энни пропускает шутку мимо ушей и обращается к Джесс:

– Я имею в виду, что ты фактически поддерживаешь генную инженерию. Евгенику.

– Что такое евгеника? – спрашивает Дафна.

– Социальная философия, которая оправдывает селекционное размножение. Вкратце, смысл в улучшении наследственных свойств человека посредством вмешательства общества в процесс воспроизведения.

– И в чем проблема? – не понимает Джесс.

– Угу, – кивает Ричард. – Если такой метод способен порождать более умных людей, то я обеими руками за. Тупицы создают в мире множество проблем.

– Совершенно согласен, – поддакивает Майкл. – Идиоты постоянно все портят.

Энни отказывается размениваться на шутки.

– Евгеника может привести к дискриминации, поощряемой государством. Даже к геноциду.

– О, вот только не надо драматизировать, – перебивает ее Джесс. – Ты сравниваешь меня с нацистами только потому, что я думаю, что маленький датский ребенок будет очаровательным?

– Сколько это стоит? – вклинивается Дафна. Тони ошеломленно смотрит на нее, словно собираясь сказать: «С моим семенем все нормально, женщина!»

– Точно не знаю. Наверное, довольно дорого, – пожимает плечами Джесс. Деньги ее не волнуют. Она снова поворачивается к Энни и говорит: – Кроме того, какая разница между тобой, выбравшей отцом своих детей Рэя, и мной, выбравшей для той же цели Хенрика Датского? Это личный выбор. Являющийся частью естественного отбора.

– Во-первых, я не выбирала Рэя отцом моих детей, – возражает Энни. – Я выбрала его в мужья, а родить ребенка мы решили намного позже.

Теперь я тоже злюсь на Энни. Эти слова почти бьют по больному месту. Я скрещиваю руки и чувствую, что напрягаюсь.

– Ну, некоторым повезло найти любимого мужа и родить детей естественным образом, – замечает Джесс.

– Ага! – поддерживает ее Дафна. – Не вижу проблемы в использовании научных достижений, чтобы родить ребенка.

– Согласна, – включается Маура и бросает на меня обеспокоенный взгляд, в котором читается: «Нужно защитить нашу сестру».

– В общем, я просто думаю, что вся идея со спермой викингов немного нездоровая, – подытоживает Энни.

Ловлю себя на мысли, а не сочтет ли Энни нездоровой передачу яйцеклетки от сестры к сестре? Готова поспорить, так и будет. Хотя, с другой стороны, наверное, в этом я с ней соглашусь. Это действительно слегка нездорово.

– Слушайте, я готов решить эту проблему раз и навсегда, – говорит Майкл, когда за столом уже явно начинает пахнуть ссорой.

Джесс смотрит на него и спрашивает:

– Каким образом?

– Ну же, – приподнимает бровь Майкл. – Разве ты не хочешь ребенка с карамельной кожей и ореховыми глазками? – Затем он переводит взгляд на Энни и добавляет: – А ты ведь одобряешь концепцию плавильного котла?

Все, включая Энни, смеются, а я думаю: «Старина Майкл. Чудесный друг, способный найти общеприемлемый выход из конфронтации во время этических дебатов о евгенике».

– Думаю, тебе стоит поймать его на слове! – обращается к Джесс Маура.

Майкл тычет в нее пальцем и одними губами произносит:

– Спасибо.

Я смотрю на Майкла и говорю:

– Спасибо тебе.

Надеюсь, что Майкл понимает, куда я клоню — толкаю его к смене темы, — и он оправдывает мои ожидания, подмигивая и кивая:

– Не вопрос.

Энни и Джесс обмениваются примирительными репликами, словно демонстрируя – они могут оживленно спорить и все равно оставаться подругами. Вижу, как грустное лицо Дафны проясняется, когда Тони обнимает ее и что-то шепчет на ухо. Сестра улыбается. Улыбаюсь и я, чувствуя, что снова расслабляюсь, а беседа возвращается к темам, далеким от сперматозоидов, яйцеклеток и их срежиссированных встреч.

Позже, когда я уже всех поблагодарила и сказала Ричарду, что мы увидимся утром, Джесс зовет меня к себе в комнату и с ликованием показывает сайт с детишками-викингами. У меня на языке вертится упрек, что зря она подняла детскую тему на ужине в честь дня моего рождения, но я себя сдерживаю, зная, что Джесс не хотела меня сердить. Она не виновата, что ее маниакальный характер то и дело заставляет ее зацикливаться на какой-то идее.

Джесс кликает на ссылку, и открывается окно с фотографиями светловолосых и голубоглазых доноров. Один из них на снимке пинает футбольный мяч и улыбается. Его зовут Ян Янссен, и я сразу же вспоминаю, что Такер тоже Янсен, а заметив в фамилии донора вторую «с», понимаю, что, вбивая запрос в поисковик, могла ошибиться с фамилией. Мысленно помечаю себе прогуглить Такер еще раз, написав «Янссен» с двумя «с», и тут же себя одергиваю: «Ты ничего подобного не сделаешь! Не превращайся в психопатку!»

Интересно, кто же победит в этой битве: уравновешенная я, которая без оглядки устремлена в будущее, или грустная и тоскующая я, застрявшая в прошлом? К несчастью, предсказать результат невозможно.

Следующим утром Ричард приезжает на лимузине «линкольн», и Джесс вручает мне багаж: свою вишнево-красную сумку «Тодс», которая мне очень нравится.

– Повеселитесь как следует. Уверена, у вас получится! – напутствует она.

В лифте я расстегиваю молнию, заглядываю в сумку и вижу свой паспорт. Теперь я по-настоящему в восторге. Хотя вполне возможно, что паспорт – просто обманный маневр.

Сажусь в машину, и Ричард целует меня в щеку. Он выглядит счастливым.

– Джесс проболталась, куда мы едем, – забрасываю я удочку.

– И ты ждешь, что я на это клюну?

– М-м-м, а ты клюнешь? – спрашиваю я, вытаскивая из футляра солнцезащитные очки и пряча за ними глаза.

– Нет.

– Рыбалка нахлыстом в Колорадо?

– Ты не похожа на любительницу природы и походов, – смеется он.

– Так и есть, – вздыхаю я, вспоминая, как в детстве мама то и дело велела мне прекратить пялиться в книгу и выйти подышать свежим воздухом.

– Хорошо, – одобряет Ричард, – потому что мне тоже не нравится отдых на лоне природы. Леса вызывают у меня почесуху. – Выражение его лица меняется, и он спрашивает: – Вчера сильно рассердилась? Из-за разговоров о детях?

Я обдумываю, не спустить ли вопрос на тормозах, но говорю:

– Довольно сильно.

– Я тебя не виню.

Благодарно улыбаюсь и гну свою линию:

– Итак, куда же мы едем?

– Не могу сейчас сказать, но признаюсь, что бывал там пару раз и не видел ни единого ребенка.

С улыбкой смотрю на Ричарда, думая: «Лучше и не скажешь».

        * * * * *

Час спустя мы приезжаем в аэропорт Кеннеди и регистрируемся у стойки бизнес-класса международных рейсов «Американских авиалиний».

– Милан? – говорю я, получив посадочный талон. – Обожаю Милан!

– Полезная информация, – кивает Ричард, – но мы едем не в Милан.

Ричард хранит тайну на протяжении всего полета, пока мы пьем шампанское, едим, смотрим романтическую комедию с Кирстен Данст и спим. Только после приземления в Милане следующим утром, уже пройдя таможню и взяв напрокат машину, Ричард вручает мне открытку с отелем «Вилла д’Эсте» на озере Комо. Я сразу же узнаю пункт назначения, так как именно там мечтала побывать с пятнадцати лет, когда увидела подарочное издание книги с пикантными фотографиями Хельмута Ньютона, снятыми в отеле. И не могу не вспомнить о Бене, так как именно на озеро Комо мы хотели поехать на нашу пятую годовщину. Мы «сохраняли» это райское место для особого случая. Считали его слишком необыкновенным, чтобы ехать туда просто так. Теперь я пересмотрела свою философию по поводу оставления самого лучшего на потом. В этом нет смысла. Как если бы восьмидесятилетняя старушка застилала пленкой новый диван, не имея ни малейшего шанса его просидеть.

Конечно, Джесс знала о моих планах на годовщину. И несмотря на тот факт, что Ричард уже бывал в «Вилле д’Эсте», подозреваю, что это она приложила руку к его решению. Самое интересное, выложила ли она ему правду или подвела к такому выбору с помощью искусной манипуляции? Джесс вполне способна и на то, и на другое. Решаю, что выяснять это у Ричарда было бы невежливо, поэтому улыбаюсь и спрашиваю:

– Так мы едем в «Виллу д’Эсте»?

Ричард кивает, явно довольный собой:

– Джесс упомянула, что ты никогда не бывала на Комо.

– Не бывала, – подтверждаю я.

– Такое упущение следовало исправить. Здесь просто рай земной. Как писал Шелли: «Это озеро — лучшее, что я когда-либо созерцал».

Меня восхищают мужчины, цитирующие поэзию, и я чувствую, что краснею, пока говорю:

– Это слишком щедро с твоей стороны.

– Ну, я не совсем бескорыстен. В конце концов, я же еду с тобой, – улыбается он, а затем указывает на окно на третьем этаже с видом на озеро и добавляет: – И намереваюсь трахнуть тебя во-о-он в той комнате.

Гляжу на него с мыслью, что если бы Бен сказал, что собирается где-то меня трахнуть, это прозвучало бы грубо и пошло. В устах Ричарда эти слова стали манящим обещанием. Интересно, почему так? Не знаю.

Несколько минут спустя мы уже едем по холмам Италии. Все вокруг настолько красивое, что у меня глаза разбегаются.

– Тебя радует то, что ты в Италии? – спрашиваю я.

Ричард кивает:

– Здесь в сто раз лучше, чем в Джерси.

Дорога оказывается на удивление короткой – меньше часа, – и вскоре мы въезжаем в маленький городок Черноббио. Неподалеку от него располагается наш роскошный отель. Ричард выруливает к главному корпусу, и невысокий аккуратный служащий с усиками тут же открывает мою дверь. Он приветствует нас легким поклоном, а на меня внезапно накатывает страх, что мои ожидания завышены, что озеро Комо их не оправдает. Но через несколько секунд я с облегчением понимаю, что реальность пока ни в чем не уступает моим фантазиям. Территория отеля и сад восхитительны, а от вида подернутых голубой дымкой гор и водной глади захватывает дух. Все вокруг сказочно смотрится. Произношу это вслух и тут же отмечаю, что никогда не употребляла слово «сказочно», разве что высмеивая кого-либо или пародируя Маршу Брэди.

Мы идем к стойке регистрации, и Ричард по-американски громко здоровается. Мне нравится, что мы в одном из самых дорогих отелей мира, а Ричард остается самим собой – дружелюбным, непритязательным и в меру дерзким. Напротив, мое поведение в дорогих отелях и ресторанах заметно меняется: я против воли начинаю говорить тихо, с придыханием, и выпрямляю спину.

Пока нас регистрируют, Ричард смотрит на высокий потолок и предлагает:

– Зацени!

Я послушно поднимаю глаза и шепчу:

– О-о-о, какая красота!

Внезапно на меня накатывает волна тоски по Бену, как и всегда, когда я вижу красивые здания или вспоминаю романтичный архитектурный язык, которому он меня учил: башенки-бельведеры, лилейные орнаменты, пряничные прибоины, арки Мэри Харт, резные перемычки, своды из клинчатого камня и лепнина «лебединая шея». Да, Бену бы наверняка понравился этот отель и его изысканная архитектура. Возможно, Бен сюда и приедет на медовый месяц и здесь же попытается зачать ребенка.

В номер нас провожает молодая шикарного вида женщина – от таких глаз не отвести, и поэтому определенно нельзя винить своего парня за то, что он пялится на нее. Именно этим Ричард и занимается, пока служащая грациозно показывает нам мини-бар, автоматические жалюзи и сейф. Затем она в последний раз желает нам приятного отдыха, улыбается и уходит.

Когда за ней захлопывается дверь, я говорю:

– Фи, какая уродина.

Ричард усмехается:

– Правда? Не обратил внимания.

Я ни капельки не ревную, но все равно одариваю его хмурым прищуром Отелло.

Ричард отвечает мне плотоядным взглядом.

– О да? – говорю я.

– Ну-ка, иди сюда.

После секса мы дремлем пару часов, точнее, проваливаемся в бессознательный сон, какой случается только при смене часовых поясов или болезни. Проснувшись, Ричард говорит: