Эмили Гиффин - Детонепробиваемая

Качаю головой:

– Я не считаю возможным родить ребенка только чтобы вернуть Бена.

– Ну, в таком случае, – тянет слова Итан, – наверное, он вовсе не твоя половинка. Что должно тебя немало утешить, когда будешь смотреть их результаты в следующем марафоне.

– Почему ты так говоришь? – возмущаюсь я, испытывая странную необходимость защититься. Пусть сейчас я и хочу не испытывать к Бену никаких чувств, мне не нравится предположение, будто раньше между нами не было настоящей любви.

 – Потому что, – приглушает голос Итан, – человек готов сделать все что угодно, лишь бы вернуть по-настоящему родственную душу, так? То есть в этом и заключается природа истинных вторых половинок. Ну, помнишь, Ромео и Джульетта проглотили яд, чтобы быть вместе. Так если бы Бен действительно был твоей половинкой, неужели ты не согласилась бы родить от него ребенка?

Не думаю, что Итан намеревался изречь мудрое суждение или говорил свысока. Также не кажется, будто он пытался дать мне совет. Скорее, он, особо не подумав, вбросил свои две лепты в банальности о природе истинной любви. По сути, просто перефразировал то, что каждый слышал миллион раз: любовь побеждает все.

Поэтому я не вполне понимаю, почему его проходные слова так на меня подействовали. Возможно, потому, что Итан не собирался меня поучать. А может, я провела параллель с его книгой: прониклась искусством, имитирующим жизнь, имитирующую искусство. Не исключено, дело в озарении, которое подчас шибает молнией, когда в нужный момент вдруг слышишь мнение относительно постороннего человека, не имеющего отношения к твоей жизни, – кого-то не из ближнего круга.

Точно я знаю только то, что слова Итана попали прямо в точку и заставили меня посмотреть на отношения с Беном максимально просто и честно. И я увидела истинную суть нашего разрыва. Увидела горькую правду. В мгновение ока осознала, что больше не верю в пропаганду, будто бы отношения заканчиваются из-за неправильно выбранных моментов, внешних влияний и несовместимости по основополагающим вопросам, вроде желания или нежелания иметь детей. Ребенок – это, безусловно, значимо, но также немаловажны и религия, и возраст, география, браки с другими людьми, вражда между кланами и многие другие на первый взгляд неразрешимые проблемы, с которыми сталкиваются и справляются пары, если их любовь истинна.

И вот прямо там, в кабинете, я вдруг понимаю, что как бы банально и наивно это ни звучало, я тоже верю, что настоящая любовь побеждает все. Поэтому одно из двух: или наши отношения с Беном были не тем, чем я их считала, или же наш разрыв был катастрофической ужасной ошибкой. В основном моей ошибкой.

Третьего не дано.

И я знаю, к какому варианту склоняюсь. Остается только надеяться, что Бен чувствует то же самое.

        * * * * *

Чуть позже звоню Дафне и спрашиваю, можно ли приехать к ней с ночевкой.

– Конечно! – восклицает она. – Тони идет на футбол с друзьями, поэтому ты как раз вовремя.

– Ничего не готовь, – предупреждаю я. – Закажем пиццу, хорошо?

– «Папа Джонс»? – с надеждой спрашивает она.

В ее семье противостояние «Папы Джонса» и «Домино» очень острое, с многоступенчатым сравнительным анализом сыра, корочки, соуса, времени доставки и цены.

– Идеально, – соглашаюсь я, чувствуя прилив нежности к своей милой мещанке-сестре.

Возвращаюсь в квартиру Джесс и быстро пакую сумку. Забирая из ванной зубную щетку, отчетливо слышу звуки, которые ни с чем не спутаешь: моя подруга занимается сексом с не менее экспрессивным и не слишком деликатным мужчиной. В мире существует не так много вещей, которые сбивают с панталыку больше, чем когда слышишь, как близкий друг занимается сексом (это всего чуть-чуть менее волнительно, чем родительский секс). Но в этой симфонии шлепков, стонов и вздохов меня особенно беспокоит воспоминание о том, что Трей в городе. Меня переполняет гнев на бессовестного придурка за то, что он играет с Джесс, но еще больше я злюсь на подругу за ее глупость. «Лучше бы ей на этот раз пользоваться презервативом», – думаю я, спеша выскользнуть за дверь во время долгого протяжного стона за стенкой.

        * * * * *

Примерно через два часа я приезжаю к Дафне и без стука захожу в боковую дверь. Сестра во фланелевой пижаме и тапочках со Снупи сидит на полу и проверяет контрольные работы, лежащие на большом пуфе.

– Эй, привет! Пиццу только что привезли! – восклицает она. – Заказала с пепперони. Надеюсь, тебя устроит?

– Конечно.

Ставлю сумку, усаживаюсь рядом с Дафной и беру листок из стопки уже проверенных работ. Автор – Аннабель Партридж, которая получила пять с плюсом и примечание «Хорошая работа» с тремя восклицательными знаками и улыбающейся рожицей.

– Погоди, – говорю я. – Это та самая Аннабель «Большая-задница-из-гетто»?

Дафна хохочет и кивает:

– Ага.

– Господи. Пятерка с плюсом при таком аморальном поведении. Это действительно аномалия, м?

– Да уж, – соглашается Дафна. Перелистывает до дна стопки и достает работу Джоша Макколла, пестрящую красными пометками, внизу которой стоит большая двойка с припиской «Ты можешь и лучше» (с одним восклицательным знаком и хмурой рожицей).

– Ее парень? – уточняю я.

– Ага, – снова подтверждает Дафна и откладывает стопку подальше. Затем откашливается и произносит:

– Послушай, Клаудия, я знаю, что ты собираешься сказать.

– Правда?

Она кивает и говорит:

– Ты не хочешь быть нашим донором яйцеклеток, да?

В ее словах и в выражении лица не читается ни желчи, ни укора. Наоборот, сестра выглядит так, будто ей меня жаль. Будто она полностью понимает мое решение и даже в некотором смысле со мной согласна.

Я наклоняюсь и обнимаю Дафну.

– Прости, – бормочу я. – Я просто… просто не могу.

– Мы так и поняли, – успокаивает она. – Все нормально, Клаудия. Правда.

– Можно я объясню?

– Это необязательно.

– Но я хочу объяснить.

– Тебе это просто кажется слишком жутким? – подсказывает она.

Я выдыхаю и тру глаза.

– Наверное, частично дело действительно в этом.

– Ты чувствуешь, что у тебя вроде как будет ребенок от Тони? – продолжает Дафна, пытаясь улыбнуться.

– Ну, может быть, – соглашаюсь я. – Где-то так.

– Знаю. Думаю, Тони тоже посещали подобные мысли. Я этого не замечала до того момента, как он спросил, что бы я чувствовала, обернись дело наоборот, и если бы мы решили использовать мою яйцеклетку и сперму его брата Джонни. Я, конечно, сказала, что это нечестное сравнение, потому что ты – умница и красавица, а Джонни – подлый урод, у которого кошмарно низкий средний балл аттестата, но все равно поняла, к чему Тони клонит. А я точно не хочу пускаться в авантюру, о которой ты или Тони можете пожалеть. Вы слишком важны для меня.

– Спасибо, что сказала так обо мне, Дафна, – размягчаюсь я. – Мне очень приятно. Спасибо.

– Ну, ты ведь такая и есть, – улыбается она. – И я не считаю тебя эгоисткой за то, что ты решила нам отказать. Правда.

– Хорошо, – говорю я, чувствуя, как мне плохеет от проявленного сестрой понимания. – Но я словно бы оставляю тебя в подвешенном состоянии. И что вы планируете?

– Есть и другие варианты, – серьезнеет она. – Мы с Тони верим, что ребенок у нас обязательно будет. У нас появится малыш, который должен появиться. И как бы это не произошло, он будет правильным. Нашим. И мы будем держать его на руках и думать: «Если бы нам было легко, тебя бы у нас не было».

– Это так верно, – вздыхаю я, чувствуя невероятную гордость за сестру. Спрашиваю, думают ли они об усыновлении.

– Да, – кивает Дафна. – На этой неделе уже начали собирать сведения об агентствах по усыновлению. А моя подруга Бет недавно вернулась из Китая с очень красивой малышкой, и теперь мы присматриваемся к чудной программе под названием «Снежинка». Ты о ней слышала?

Я качаю головой.

Сестра объясняет, что по этой программе пара может усыновить эмбрион, который получается после того, как биологические родители проходят процедуру ЭКО.

– Это вроде как скандальная христианская организация, – говорит Дафна.

– Почему скандальная?

– О, понятия не имею. Наверное, потому что эти родители верят, что эмбрионы – это уже дети. Поэтому программу и называют «усыновлением», а не «донорством». Но нам с Тони плевать, как это называется.

– Ну, вариант звучит привлекательно, – соглашаюсь я. – И ты сможешь походить беременной и сама родить.

– Ага, – кивает сестра. – Отчего-то процесс вынашивания ребенка для меня важнее, чем ДНК. Поэтому мы настроены оптимистично и с нетерпением ждем, что получится.

– Я рада за вас, Дафна. Спасибо за понимание. – Я колеблюсь, зная, что слова, которые собираюсь произнести, назад не возьмешь. Но лучше, чтобы она узнала о моем решении первой.

– Что? – подталкивает Дафна.

– Ну, я просто хотела сказать, что есть и другая причина, почему я не решилась стать для тебя донором яйцеклетки.

– И что за причина?

– В общем, я думаю… думаю, что, в конце концов, не исключено, мне придется родить своего ребенка.

Сестра вытаращивается на меня с открытым ртом.

– Ты хочешь ребенка?

– Я хочу Бена.

– И что? Вы теперь снова вместе?

– Пока не знаю, – говорю я. – Но это все, чего я хочу.

– И потом вы родите маленького?

– Если это понадобится, – вздыхаю я. – Сделаю все что угодно, лишь бы вернуть Бена. 

На следующее утро собираюсь отправиться на работу прямо из дома Дафны, но обнаруживаю, что забыла лифчик. Можно пойти и так, но тонкий облегающий пуловер изрядно просвечивает. Дафна в шутку предлагает один из своих бюстгальтеров, однако мы обе прекрасно знаем, что такой вариант не годится: грудь у сестры гораздо больше моей. Поэтому я еду переодеваться домой, надеясь, что не застану там Трея.

И, к счастью, не застаю.

Но нахожу в квартире Майкла, который стоит перед телевизором с пультом в руках во всем великолепии своей наготы.

– Черт! – хором кричим мы.

– Что ты тут делаешь? – восклицаю я, сознавая всю нелепость вопроса. Разумеется, Майкл оказался здесь вовсе не потому, что не мог в другом месте голышом посмотреть спортивные новости. Отвожу глаза, но прежде успеваю бросить невольный взгляд на причинное место сослуживца, и теперь ничто не изгладит из моей памяти эту картину. Сопоставляю увиденное со вчерашними звуковыми эффектами и думаю: «Ничего себе, Майкл! А я-то не воспринимала тебя всерьез – еще один симпатичный пиарщик, и не более».

Из своей спальни появляется довольная Джесс.

– Вы, кажется, знакомы? – Она протягивает полотенце, и Майкл быстро оборачивает его вокруг бедер.

– Да, доводилось встречаться, – улыбаюсь я.

Майкл расплывается в ответной улыбке:

– Мы думали, ты у Ричарда.

– Вообще-то я была у Дафны, – говорю я, снимая жакет, и запоздало вспоминаю о недостающем предмете гардероба.

– Классный прикид, Клаудия, – хмыкает Майкл. – Полагаю, сегодня в «Элджин-пресс» состоится презентация. Или по меньшей мере наглядная демонстрация. Можем предварительно пройтись по пунктам... если захочешь.

Снова надеваю жакет.

– Забыла бюстгальтер. Простите.

– Не стоит извинений, – отбивает Майкл.

Джесс награждает его игривым, но, как ни странно, ревнивым тычком. Кажется, у них не просто секс на одну ночь, а нечто большее. Во всяком случае, по мнению Джесс. Порываюсь выйти из комнаты, а сенсационные подробности планирую выведать чуть позже, отдельно у каждой из сторон, но затем понимаю, что с тем же успехом могу утолить любопытство прямо сейчас.

– Так что здесь все-таки происходит? – спрашиваю я. – Как давно вы вот так встречаетесь?

Джесс обнимает Майкла и отвечает:

– С тех пор, как ты отправилась в Италию, а я нашла свой банк спермы.

– Не слушай ее, – смеется Майкл. – Мы пользуемся презервативами.

«Презервативами. Во множественном числе», – отмечаю я про себя, пока подруга, хихикая, уточняет:

– Но я его уговариваю.

– Серьезно? – спрашиваю я.

– Серьезно, – подтверждает Джесс. – У него, знаешь ли, хорошие гены.

Гляжу на Майкла – мужчину, который не мог решиться даже на то, чтобы дать женщине ключ от своей квартиры. Он улыбается и пожимает плечами.

– И, кроме того, мы любим друг друга, – добавляет Джесс. – Так что все замечательно.

– Правда, – подтверждает Майкл. – Я люблю ее.