— Сэр, я думаю, лучше приготовиться к ее нашествию, хотя это мало что изменит.

Скарлетт уже невмоготу было сидеть, скорчившись под дверью, и девочка встала.

Отец, услышав шорох, обернулся. Но Скарлетт прижалась спиной к стене и замерла.

Джеральд недоуменно пожал плечами и вновь поднял стакан с виски.

— Так ты говоришь, Джонас, что это очень страшно?

— Да, сэр, большего страха я не испытывал. Однажды мы с двумя работниками поехали в один небольшой поселок. Это было там, в Аргентине. Поселок, как сейчас помню, назывался Токураль.

— А зачем вы туда поехали? — осведомился Джеральд О’Хара, прикладываясь к стакану.

— Я уже, честно говоря, не помню зачем. Были какие-то дела. Но вот когда мы ехали туда, то на горизонте появилась темная туча. Было почти безветренно, солнце уже давно перешло в зенит. На дороге были длинные тени от деревьев. И где-то через час стало понятно, что это не простая туча. Я тогда видел саранчу впервые. А вокруг, самое интересное, небо было совершенно ясное, и я еще тогда подумал: какой величины должно быть стадо животных, если оно подняло столько пыли, чтобы закрыть половину горизонта? Солнце вдруг исчезло и сейчас же раздались какие-то странные звуки, странный скрежет. От этого сухого шелеста, жужжащего треска и гудящего шума, мгновенно заполнившего все вокруг, у меня мороз пробежал по коже. В одну секунду вокруг вся земля была покрыта темно-зелено-коричневой массой крылатых насекомых. Деревья исчезли под их покровом. Саранча окутала все.

— Что, действительно это было, как дождь? — спросил Джеральд О’Хара.

— Да, можно назвать это дождем, но это страшный дождь, смертельный. Знаете, сэр, некоторые люди смертельно боятся мышей. Я знаю женщин, которым стоит показать маленькую мышь, и она тут же упадет в обморок, свалится как подкошенная. Представляю, как бы бедняжек женщин пугал во сне вид этой марширующей мерзости! Куда ни глянешь, все в движении, какой-то саранчовый генерал дал приказ выступить в поход — и все двинулось, не считаясь с препятствиями, через горы, реки, долины… Все эти маленькие насекомые полезли друг через друга, наступая на головы товарищей, неуклонно двигаясь вперед, покрывая дюймы пути. Как ни странно, сэр, в этом увлечении маршем животные не думают об обеде. Если на мгновение остановишься, то все это лезет по твоим ногам, падает со штанин, а потом продолжает двигаться. Сделаешь шаг — зелено-коричневая каша крыльев и тонких ног расступится на метр от тебя, но в тот же момент пустота снова заполняется, смыкается вокруг.

Скарлетт, стоя за дверью, уже представляла себе, как движется копошащаяся шелестящая масса насекомых. Саранча ей казалась огромной, величиной с ладонь, а с растопыренными крыльями еще больше.

— Какая же это мерзость! — сама себе сказала девочка.

Но в то же время ей хотелось увидеть хотя бы одно насекомое. Ей очень не терпелось расспросить отца о том, как же конкретно выглядит саранча. Но она пока еще не решалась войти в гостиную и прервать мужчин. Ведь теперь она уже понимала, что для того, чтобы ее считали воспитанной и умной девочкой, ни в коем случае нельзя перебивать взрослых, даже если тебе очень хочется и очень не терпится задать вопрос.

— А потом, где-то через полчаса саранча вдруг медленно поднялась и полетела. И самое интересное, что все осталось таким, как и было до ее прилета: нетронутой была трава, кусты, деревья, камни — все осталось абсолютно целым.

— Неужели, такое бывает? — воскликнул Джеральд О’Хара.

— Да, если бы я не видел это своими глазами, то, возможно, и не поверил бы. Но я все это пережил. Но знаете, сэр, такое чудо случается редко. Иногда она после продолжительного полета нуждается в отдыхе. Но если бы вы только видели, что она оставляет после себя, когда голодна! Настоящее пожарище!

— Представить мне это, Джонас, тяжело, ведь я никогда не видел нашествия саранчи. И слава богу, — сказал Джеральд О’Хара, подливая виски своему управляющему.

— Потом, где-то через неделю, я побывал в соседней провинции, как раз там, куда опустилось это облако саранчи. Боже, что там было! Казалось, саранча уничтожила все, что только возможно. Было съедено все — трава, кусты, листья на деревьях, весь урожай. Она съела тысячи акров хлопка.

— Это ужасно! Упаси нас бог от этой нечисти! — сказал Джеральд О’Хара.


Скарлетт сделалось невтерпеж. Она зашла в гостиную.

Но тут же, обернувшись, Джеральд замолчал. Ему не хотелось пугать дочь разговорами о страшной саранче и поэтому он, улыбнувшись, спросил:

— Ну, как дела, Скарлетт? Чем занимаются твои сестренки?

Скарлетт немного виновато улыбнулась, потому что оставила своих сестер одних. А ведь те всегда любили играть с ней и рассказывать ей свои секреты.

— Они заняты куклами, отец, — ответила Скарлетт.

— Ну что ж, это хорошо.

Джеральд О’Хара вытащил часы, щелкнул крышкой и долго всматривался в циферблат, словно бы не мог сообразить, который сейчас час.

Тогда ему на помощь пришел управляющий. Он тоже вытащил часы и посмотрел на них. Правда, часы у него были куда попроще, чем у хозяина, не золотые, а серебряные.

Джеральд О’Хара рассмеялся.

— Мы выглядим с тобой, как дураки. Оба смотрим на часы — и никто не может сказать, который час, а ведь времени, дорогая, уже достаточно, чтобы ты была в постели.

— Извини, отец, но подходя к гостиной, я слышала, вы говорили о саранче.

Джеральд О’Хара тут же сделался мрачным.

— Лучше тебе, дочь, о ней совсем ничего не знать, дай бог, стая пролетит мимо.

— А мне бы хотелось посмотреть на нее, — призналась Скарлетт.

И мужчины рассмеялись, понимая любопытство девочки.

— Она такая же, как кузнечик, — сказал Джонас Уилкерсон, — только немного больше и куда прожорливей.

— Но ведь кузнечики совсем не страшные, их тоже много скачет в траве, и они не приносят никакого вреда.

— Каждый из них что-то ест, — сказал управляющий, — а когда их миллионы, они сжирают все.

Джеральд О’Хара вновь напомнил дочери, что ей пора спать.

— Где это Мамушка? — разозлился он. — Почему я должен думать о распорядке в доме?

И тут же, схватив колокольчик с каминной полки, Джеральд принялся отчаянно звонить так, словно собирался разбудить спящих.

И буквально тут же на пороге гостиной возникла Мамушка, хотя она прямо-таки бежала по всему дому, чтобы поспеть на вызов своего хозяина. Но за несколько шагов до двери, она перешла на степенный шаг.

— Слушаю вас, сэр, — сказала негритянка.

— По-моему, Мамушка, Скарлетт уже давно пора спать, — язвительно сказал Джеральд О’Хара.

Но служанка и не собиралась извиняться и просить прощения.

— Да, сэр, — просто ответила она.

А Скарлетт не дала отцу дальше делать замечания своей воспитательнице. Она хоть и была уже довольно большой девочкой, схватила Мамушку за руку и потащила ее из гостиной.

Уже на лестнице, не утерпев, Скарлетт спросила у Мамушки:

— А это правда, что к нам летит саранча?

— Не дай бог, милая, — ответила негритянка, — не дай бог, чтобы она прилетела в наши края.

— А это очень страшно? — спросила Скарлетт.

— Страшнее и не бывает.

Девочка и женщина медленно поднимались по лестнице.

Скарлетт остановилась на повороте лестничного марша у окна и посмотрела за залитое чернотой стекло. Лишь слегка угадывались силуэты холмов и ровные ряды на хлопковом поле. Скарлетт казалось, что в этой темноте таится какая-то скрытая угроза, готовая вот-вот вырваться наружу.

Она вся сжалась и прильнула к Мамушке.

— А с нами ничего не случится?

— Нет, дорогая, с нами будет все в порядке, но урожай может погибнуть, — голос Мамушки задрожал.

Ведь все благополучие в Таре держалось урожаем хлопка и табака. И Мамушка прекрасно понимала, что, не дай бог случится какое-нибудь несчастье, всем рабам придется голодать и ждать следующего урожая.

Но женщина также понимала, что как бы плохо ни пошли дела, мистер О’Хара все равно не позволит себе продать ни одного раба. Ведь сколько она уже жила в Таре, а ни один раб не был продан с торгов. Только однажды хозяин, разозлившись, приказал выпороть нерадивого раба за то, что тот не досмотрел как следует лошадь после того, как он вернулся с охоты, и лошадь заболела. Да и то это случилось лет шесть тому назад, и это оказалось хорошим уроком для всех остальных рабов и слуг в поместье Тара.

Мамушка обняла Скарлетт и повела ее наверх, где располагалась ее спальня.

— Идем-идем, дорогая, а то твой отец будет сердиться.

— Он меня любит и не будет сердиться.

— Да, дорогая, но он будет сердиться на меня, ведь ты этого не хочешь?

— Тогда пошли, — и Скарлетт сама уже повела Мамушку в свою спальню.

Когда Мамушка раздела Скарлетт, а та устроилась в постели, девочка посмотрела на свою служанку и попросила ее:

— Мамушка, расскажи мне сказку, как раньше. Ведь ты же мне всегда рассказывала сказки.

— Хорошо, Скарлетт, — старая негритянка явно обрадовалась. — Ложись-ложись поскорее, а я расскажу тебе сказку про черного паука.

— О, про черного паука? Я очень люблю сказки про пауков. Мамушка, а кто страшнее — черный паук или саранча?

— Ну, саранчи-то я в общем, не видела, только слышала о ней.

— А пауков ты видела?

— Конечно, — очень весомо призналась служанка, хотя по ее лицу было не трудно догадаться, что пауков она тоже не видела, тем более, легендарных пауков, о которых она любила рассказывать сказки своей воспитаннице.

— Ну давай же, я жду, — наставительным тоном произнесла девочка.

— Ладно, я расскажу тебе сказку про черного паука и его детей.

— Хорошо, — кивнула головой Скарлетт, удобнее устраиваясь в постели.


«Это было очень давно. И случился тогда на всей земле большой голод».

— А что значит большой голод, Мамушка?

— Это значит, что людям совсем нечего было есть.

«А у паука в то время было очень много пищи. У него, и у его соседа по участку все хорошо уродилось».

— Это как у нас и Макинтошей?

— Ну да, можно сказать и так.

«Но паук был очень жадным до денег и не хотел заботиться о своих детях. А их народилось у него так много, что невозможно было всех сосчитать. И когда он продал то, что собрал на своем поле, у него оказалось очень много денег.

Но в это время голод уже подкрадывался к его семье».

— Мамушка, а как это голод может подкрадываться?

— Просто наступил голод, есть становилось нечего.

«Тогда взял паук деньги и пошел к своему соседу, чтобы купить у него еду. Но тот отказался продавать ему. Паук очень опечалился и стал размышлять, как бы раздобыть пищу. А детям своим он сказал, чтобы они похоронили его, когда он умрет, на старом поле, в таком большом гробу, чтобы в нем можно было стоять во весь рост, и чтобы в гроб положили огонь, воду, соль, жир, горшок для варки пищи, деревянную ложку, ступку и пестик».

— Зачем ему все это, Мамушка?

— Скарлетт, я тебя просила никогда не перебивать старших. Скоро ты все поймешь.

— Ладно, — согласилась девочка, с еще большим вниманием и восхищением глядя на свою служанку.

«И вот, через несколько дней, паук притворился мертвым, и дети похоронили его как он приказал им. Когда наступила ночь, паук выбрался из гроба, пошел на поле своего соседа, накопал ямса, вернулся в гроб, сварил еду и съел. Так он делал много раз, пока не съел все, что было на поле у его соседа. Не съел он только семь стеблей ямса».

— Мамушка, что такое ямс? Я у тебя уже спрашивала, но забыла.

— Ямс — это такие корни, их можно есть.

— Они вкусные? — воскликнула девочка.

— Конечно, они очень сладкие.

— Хорошо, рассказывай дальше.

«Опечалился хозяин поля, стал думать, кто же все-таки сделал это. Думал он думал, потом вырезал фигурку человека, обмазал ее клеем, поставил на поле и велел бить в барабан. Вот пришел паук снова на поле, выбравшись из гроба, увидел барабанщика и начал плясать, пока не приблизился к нему».

— А зачем он плясал? — спросила Скарлетт.

— Как зачем, услышал музыку и начал танцевать. Вот как наши работники — как только услышат музыку, сразу же танцуют, песни поют. Так и черный паук.

— А-а, — произнесла Скарлетт, потерла кулачком щеку и с вниманием посмотрела на рассказчицу.

А Мамушка тоже оперлась на подлокотники кресла и начала рассказывать дальше:

«Захотел паук поздороваться с этим человеком, который так хорошо гремит в барабан. Протянул руку, а рука и приклеилась к ладони барабанщика. Хотел паук освободиться, но клей держал очень крепко. До самого утра паук пробыл на поле, а утром пришел владелец, увидел паука и спросил, не его ли это проделки. А паук заплакал и попросил освободить его. И как только его освободили, паук тут же убежал и спрятался у своего соседа под самой крышей. Там он сидел и нюхал запах супа, которые варила жена хозяина дома. И это так понравилось пауку, что он сидит там до сих пор».