– Это неважно.

Я провела пальцами по лбу, будто у меня болела голова. Но с ней всё было в порядке.

– Это очень даже важно, – сказала Луна добрым тоном.

Я расслабила мышцы и позволила поезду раскачивать меня вперёд—назад, словно на волнах.

– Он нравился мне. Правда. Но сейчас всё это кажется бессмысленным, – я посмотрела на сестру. – Мы с Тессой были лучшими подругами двенадцать лет. И я страшно злюсь на него за то, что он рассказал ей про всё.

– Ну да, но ты ему, наверное, действительно нравишься. Не надо винить его за то, что он решился признаться. Вероятно, он думал, что ситуация не настолько серьёзная. Может, он просто не хотел никому врать.

Врать, как и я. Но стоит ли его винить? Думаю, да. И я виню. И всё же, когда я думаю о нём, то делаю глубокий вдох. Я вспоминаю то, что чувствовала в момент того поцелуя. То, каким он был сладким.

– Так, а на что разозлись Тесса? На то, что ты целовалась с ним или на то, что ты не рассказала ей?

Я задумалась.

– Думаю, и то, и то. Но больше из-за того, что не рассказала.

Луна подтянула колени к груди, и теперь её ноги в сандалиях качались на самом краю сиденья. На ногтях её пальцев ног был синий педикюр.

– Хочешь знать моё мнение?

Она смотрела на меня.

– Ещё бы.

– Так вот. Первое, ей легче злиться на тебя, чем на Бэна или на себя, – сестра приложила руку к своему сердцу. – Потом, могу себе представить, как она устала от того, что ты перетягиваешь на себя всё внимание.

– Внимание к чему?

– Внимание к себе как одной из Великих Феррисов, – Луна усмехнулась. – В смысле, эти звёзды – твои родители, – она провела пальцами как гребнем по волосам. – Знаешь же, какие у нас там люди. Им бы только какую-нибудь знаменитость. Звезду не обязательно, можно и погасшую звёздочку, – она стала смотреть в окно, и я заметила, что мы подъехали к Бороу-Холлу. – Почему, думаешь, Рэйчел Джонсон распространяла обо мне те слухи в девятом классе?

Я не особо помнила ту историю, а, может, не особо и знала о ней. Мне было всего четырнадцать. Помню Луну в слезах, когда мы ехали домой, и её разъярённый вид в коридоре на следующий день, когда она проходила мимо шкафчика Рэйчел. А они ведь были подружками. Их дружба после этого канула в прошлое.

Луна встала, и я последовала за ней на выход. Станция была так ярко освещена, что было не ясно, день сейчас или ночь. Казалось, будто я спала последний раз очень давно, но сейчас я даже думать не могла о сне.

– Но твоя ситуация не связана с мамой и папой. У тебя всё по-другому.

Луна подняла гитару, когда мы проходили через турникет.

– Во-первых, она связана. Все хотят узнать про «Shelter», – идя по коридору, её шаги раздавались более громким эхом, чем мои. – Во-вторых, у тебя тоже по-другому. Просто связана не с музыкой.

– Сообщи мне, когда выяснишь, с чем она связана у меня, – я сделала глубокий вдох и вдруг почувствовала невероятную тяжесть в теле, даже не знаю, смогу ли осилить весь оставшийся путь до квартиры. – А ведь Тесса сказала мне, чтобы я ехала повеселиться с моей известной семейкой.

– Вот видишь? В точности как я сказала.

– Не знаю. По-моему, она это со злости.

Мы вышли со станции, вернувшись на улицу, которую покинули несколько часов назад. Машины так и плелись по Корт Стрит. Луна подошла к бордюру и ступила на дорогу в то же мгновенье, как переключился свет светофора.

– Мне нравится Тесса. Всегда нравилась. Но ситуация у вас хреновая. Но я думаю, тебе нужно слегка отвлечься. Ты с тем парнем не встречаешься. Ты извинилась перед ней. Она ещё вернётся.

Луна посмотрела на меня:

– Ведь это тебе пришлось отказать парню, который тебе действительно нравился.

Я улыбнулась.

– Он очень классный.

Большинство витрин было завешано металлическими решётками, отчего улица приобрела иной – одинокий – вид. Мы свернули на Шермерхорн с освещённым, но пустым книжным магазином.

В памяти всплыло чуть более раннее высказывание сестры.

– Ты считаешь отца почти погасшей звёздочкой?

Луна поразмыслила немного.

– Не знаю. Он неплохо разобрался с критиками на этот счёт. «Питчфорк» назвал его «музыкантом среди музыкантов», – она поставила в воздухе кавычки. – Думаю, это означает, что он хорош, но не всем дано это заметить.

– Всё же кто-то замечает.

Она кивнула. Мы прошли мимо того парапета, на котором стояла коробка с книгами, но теперь её не было.

– Я уже убедилась в том, что на выпускных балах обязательно должна произойти какая-нибудь фигня. Назовём это «законом выпускного». Помнишь Роба Маркхэма? Я с ним ходила.

Что-то припоминала. Высокий парень, блондин. На нём ещё был тёмно-синий жилет в тон платью Луны с вышитым бисером лифом и юбкой сплошь из шифона. Сестра нашла его в винтажном магазине. После того, как она начесала себе волосы и сделала макияж, то выглядела как модница из 1950х годов.

– Весь наш первый танец он клал свою руку мне на зад, после чего я большую часть оставшегося времени провела в туалете вместе с Ли, – Луна улыбнулась. – И не то, чтобы меня так задевают парни с их руками. Меня бесит, что мне нужно отвечать им взаимностью.

Она поскакала вниз по ступенькам, ведущим к двери дома, раскачивая кофр за своими плечами, и вставила ключ в замок.

– Зато я извлекла для себя урок.

– Какой?

Я проследовала за ней в освещённое фойе.

Луна понизила голос:

– Лучше уж скрываться в туалете, чем общаться с кретинами.

Она развернулась и начала взбираться по ступеням.

А какой урок надо извлечь мне? Надо подумать. Что не стоит доверять тому, что происходит при звёздном небе и одурманенном розовым вином сознанием? Или, может, что секреты невозможно хранить вечно, что они обязательно вскроются, прежде чем ты успеешь что-то исправить. Может, всё бы пошло по-другому, если бы я ответила на смс-ки от Бэна после выпускного, а не выключила телефон, делая вид, что ничего не произошло. Я представляла, как космические спутники сдерживали его смс высоко над атмосферой, также как и я должна была сдержать его тогда от поцелуя.

Глава 23

Я проснулась в одиннадцатом часу, когда уже вся квартира была залита солнечным светом. Вытянув ноги над диванным подлокотником, я скрестила лодыжки, отчего мою левую стопу свело. Я медленно села, но потом встала, поняв, что теперь свело всю ногу. Чтобы вернуть её к жизни, я стала прыгать на другой ноге. Гостиная была пуста, а дверь в спальню Луны и Джеймса всё ещё была закрыта.

Засыпая, я думала о Тессе и Бэне, и теперь, проснувшись, в голове продолжали крутиться воспоминания. В последний день экзаменов, спустя три недели после выпускного, Тесса написала мне, что хочет встретиться на качелях. Уже стемнело – была половина одиннадцатого – и, вероятно, подруга сбежала из дома по тем подпоркам. Мне же в побеге не было нужды: мама была на конференции в Торонто.

Я даже не стала переодеваться и вышла на пустынную улицу в пижаме и балетках, прихватив с собой Дасти. Всю дорогу она стремилась обнюхать каждое дерево, но я тянула её за собой на поводке. Фонари бросали на тротуар бледные круги света, отчего в других местах улица казалась ещё темнее.

Тесса сидела на прогнувшейся под ней резиновой качели, держась обеими руками за цепи. Она была в джинсах, большом свитере, с облезлым розовым лаком на ногтях.

– Привет. В чём дело? – Я отпустила поводок, и Дасти, посапывая, устремилась к шесту от качелей. – Я уже была в пижаме. А теперь придётся ложиться позднее.

Сев на соседнюю качели, я повернула её так, чтобы развернуться к Тессе лицом. Но она продолжала смотреть на дорогу перед собой.

– Он сказал мне.

Я втоптала носки ног в песок, чтобы закрепиться в одном положении.

– Кто тебе сказал?

– А ты как думаешь? Бэн. Я позвонила ему.

По телу побежал холод, и я обтянула свитер вокруг талии.

– Что он сказал?

– Он сказал, что ему нравишься ты, и что он сожалеет, – на последнем слове в её голосе появилась хрипота. – Он сказал, что признался тебе в этом на выпускном, когда вы были в лесу. Сказал, что вы целовались.

Моё сердце бешено билось.

– Тесса, я...

– Не надо, – она подняла руку вверх, останавливая меня. – Понимаю, что это ты у нас красивая...

– Нет!

– ... и очень интересная, – и тут она посмотрела на меня. – Но почему ты мне не сказала?

И я отвернулась от неё, раскрутив качели в нормальное положение. Я не могла смотреть на неё.

– Я думала, что так испорчу тебе выпускной. Он был пьян и не знал, что делает.

Я тогда соврала. Конечно, он знал.

– Да плевала я на Бэна. Я о тебе говорю, Фиби.

Тесса встала ногами в песок напротив меня. Дасти подняла голову и подошла к ней, чтобы понюхать её руку. Тесса как будто не замечала её и не отстранила руки.

– Нельзя делать вид, что вещи просто происходят сами по себе. Ты в ответе за свою жизнь. Ты разумное существо.

Она ещё смотрела на меня, но через секунду отвернулась и ушла. Я не стала идти за ней, а продолжала сидеть на качелях и смотреть ей вслед, пока она не превратилась в крошечную фигуру на тротуаре где-то около своего дома. Это могла быть даже не она.

Я сидела на качелях ещё какое-то время, после чего взяла поводок, и мы с Дасти отправились домой. Дом казался тихим и пустым, и хоть я и думала написать Тессе или даже Бэну, я не стала этого делать. Я ничего не стала делать. Пока я пыталась уснуть, то вспоминала код Морзе – все эти точки и тире – и подумала о сообщениях, которые могла бы послать Тессе через окно. Было бы только, что сказать!

Я приняла душ в ванной сестры, потом вышла с ещё мокрыми волосами и подошла к холодильнику. Только в этом месте квартиры можно было увидеть фотографии, но тут было всё: вся дверца морозилки была завешана. Здесь были и Луна с мамой и мной в Ирландии три года назад на фоне Сапфирового залива. Растрепавшиеся волосы у всех были одного тёмно-русого цвета. А здесь Луна едет в детский сад в нашей красной тележке, а рядом с ней трёхлетняя я, вцепившаяся в своего плюшевого мишку по имени Фаззи. На другой фотографии Луна в своём выпускном платье вместе с Амалой и Пилар, задрав юбки, чтобы продемонстрировать подвязки. Судя по фотографии, её выпускной бал прошёл офигенно: ни тебе Дэна Маркхэма, ни туалета. Интересно, а что я вспомню, когда буду пересматривать свои фотки. Наверное, зефирки со звёздами.

Я открыла холодильник и достала соевое молоке, а из шкафа – коробку рисовых хлопьев. И только я собралась сесть за стол, как услышала звон от телефона Луны, возвестившем о новом сообщении. Телефон Джеймса тоже просигналил. Так как телефон сестры лежал на столе, я успела прочитать, что смс было от Арчера. Потом экран потух, и у меня в голове случился короткий спор о том, насколько этично читать чужие сообщения. Закончив спор, я нажала на экран.

«Идём в «Мадлейн». Что взять?»

Ах да, пари. Арчер шел за завтраком. «Google» помог мне выяснить, что «Мадлейн» – французская пекарня на Корт Стрит. Всего в десяти минутах ходьбы.

«Ты в ответе за свою жизнь», – сказала мне Тесса, стоя напротив качелей. – «Ты разумное существо. Нельзя делать вид, что что-то просто происходит с тобой». И вот о чём я подумала: изменю ли я что-нибудь, если сама начну искать приключения на пятую точку? Если сама стану приставать к парню, вместо того, чтобы сидеть на попе, ожидая, когда он сам ко мне придёт? Как говорят в таких случаях, есть только один способ это узнать.

Я вернула молоко в холодильник. Добыв в ящике стола фиолетовую ручку и найдя какую-то листовку на кухонном столе, я написала на её обратной стороне Луне записку: «Вы спите, а я встала. Пойду, погуляю». Оставив записку по центру кофейного столика, я вышла, постаравшись закрыть дверь максимально тихо.

Глава 24

В Нью-Йорке мне не обязательно быть Фиби Феррис, сестрой Луны и дочерью рок-звёзд. Я могу быть обычной девчонкой в синем платье и влажными волосами. Вот, за что я люблю этот город. Здесь столько народу, что шансы встретить знакомого за короткий отрезок времени крайне малы. Можно придумать себе новую историю. Можно быть кем хочешь.

Правда, когда я открыла стеклянную дверь пекарни, мне снова пришлось стать Фиби, потому что я увидела того, кого хотела найти. Арчер стоял перед стеклянным прилавком в чёрных кедах, тёмно-серой футболке и тех же джинсах, что были на нём вчера, если не ошибаюсь.