На обложке была всего одна его фотография, и то маленькая на обратной стороне. Там же была информация о записи альбома и слова благодарности другим музыкантам. Отец стоял в профиль, затенённый, в чёрно-белой гамме. Рот приоткрыт в широкой улыбке. Весь мой отец поместился в маленький серый квадрат. И даже здесь, на фотографии, я не могла заставить его посмотреть на меня.

Сейчас, в комнате Арчера, я снова смотрела на фотографию отца. Она была такой маленькой, что было невозможно разглядеть на щеке ямочку, доставшуюся мне от него.

– Наверное, это странно, что она у меня есть?

Арчер стоял позади меня так близко, что я могла чувствовать плечом его дыхание.

Я развернулась к нему.

– Почему странно?

– Вы ведь с ним не общаетесь. А Луна вообще вся разобиженная.

Я покачала головой.

– Это не странно.

Арчер сдвинул брови.

– А ты?

По-моему, в его вопросе чего-то не хватало.

– Я что?

– Тоже обижена?

Я думала.

– Не могу решить. Я даже не знаю, куда он ушёл. В смысле, его и так особо не было рядом, но теперь-то его совсем нет, – я подняла его пластинку. – Только здесь.

Пусть это была просто бумага с картинками, но я слышала звучавшую внутри неё музыку.

Я вернула пластинку в ящик и села на кровать.

– Странно то, что я единственная в семье, кто никак не связан с музыкой.

Этот вопрос постоянно мучал меня, но произнести его вслух я смогла только сейчас. И вот я сказала. И ничего не произошло, за исключением того, что Арчер сел рядом со мной.

– А ты пробовала?

– Немного. Мама не заставляла меня, но и не была против. Оттого и удивительна её реакция на действия Луны. В смысле, на что она рассчитывала? – я поставила согнутую в колене ногу на кровать и взялась за щиколотку. – У меня и талантов нет. Голос нормальный, но ничего особенного. Я никак не могла выбрать инструмент, даже на флейте пробовала играть. Мне хотелось чего-то совсем другого, создать что-то своё. Но меня всё раздражало, потому что получалось не очень-то. А может, я просто боялась, что провалюсь в том, в чём они были хороши.

Я замолчала, ощущая, как заполыхали мои щёки.

– Зачем я вообще рассказываю тебе всё это?

По лицу Арчера медленно расплывалась улыбка.

– Я спросил.

Мимо окна порхающим пятном из серых крыльев пролетел голубь.

– Я всегда думала, что найду себя в чём-то другом. Я не глупая, оценки у меня хорошие, но это, пожалуй, всё.

– Смеёшься? Фиби, да ты же офигенно пишешь стихи и тексты к песням. Да что угодно.

Он приблизился ко мне и обхватил пальцами запястье, прижимая большой палец к моему пульсу. Мне казалось, что я сейчас растаю прямо на этот пол.

– Спасибо, – сказала я и заметила, насколько маленьким стало расстояние между нами. Его можно было измерить в сантиметрах, и даже не в дециметрах, не в метрах и не в километрах. Я могла рассмотреть карие крапинки в его синих глазах. А что он мог увидеть в моих?

Пластинка доиграла, и стало так тихо, что было слышно, как игла вернулась на место. Арчер выпустил из рук моё запястье и пошёл ставить следующую пластинку.

Возле меня на стене висела афиша с концерта Элвиса Костелло. У певца было такое серьёзное, даже немного осуждающее выражение лица, что мне захотелось ответить ему: «Сама не знаю, что я здесь делаю, Элвис». Но, может, ещё не поздно вернуться назад.

Моё сердце забилось быстрее. Идея зрела и расцветала в моей голове как одна из маминых лилий: такая же красивая, с яркими острыми лепестками, и лишь на несколько дней. Я чуть ближе наклонилась к Арчеру.

– Мне нужно съездить в одно место, и Луна не должна об этом знать.

Я не знала, куда деть руки, поэтому просто положила их себе на колени. Сделав глубокий вдох, я спросила его:

– Это нужно сделать сегодня. Ты со мной?

Глава 28

Я знала, где находилась студия отца, потому что Луна однажды приводила меня туда. Это было во время моего визита в прошлом году, в начале ноября. Было холодновато, и когда мы вышли из метро, ветер разгонял повсюду запах синего неба и сухих листьев. Деревья в Бруклине полыхали красными и золотистыми красками. Сначала мы забежали в кафешку купить горячего какао в картонных стаканах, и прошли с ними три квартала, грея об них руки.

Когда мы пришли на место, то сначала просто смотрели на дом, стоя посреди квартала через дорогу от него, а затем перешли на другую сторону и поднялись на крыльцо. Раз, два, три ступеньки вверх. Рядом с дверью была маленькая белая кнопка звонка, а над ней была приклеена зелёная этикетка с надписью крошечными буковками: «студия Кирена Ферриса». Интересно, отец сам напечатал это или у него есть кто-то за секретаря? Я облокотилась на перила, а сестра смотрела на эту надпись и потирала одной ногой об другую. Я сделала глоток из стакана. Стоя там, я думала, что надо просто позвонить в тот звонок и узнать, там ли он, но это никогда не входило в планы Луны. Когда я потянулась к кнопке, она остановила меня, схватив мою руку и оттянув в сторону. Она помотала головой.

Развернувшись и сойдя на тротуар, она направилась в сторону метро.

– Мы уходим?

Я всё ещё стояла на крыльце и смотрела на Луну. Её красный шарф развевался по плечам.

– Я просто хотела посмотреть.

Я не стала пытаться переубедить её и, спустившись с лестницы, пошла за сестрой. Миновав то кафе, мы спустились в метро и на нём вернулись в общежитие. Мы и потом не говорили об этом. И что больше всего меня смущало – почему она пошла туда со мной? Она столько времени жила в Нью-Йорке, что могла бы сходить одна, и никто бы не узнал. Но нет, она повела меня в это странное паломничество, чтобы просто постоять на крылечке, после чего развернуться и пойти обратно. Может, отца там даже не было.

С Арчером всё казалось иначе, потому что риск был меньше. Если отца там нет или даже он там есть, мне не придётся переживать о том, что подумает Луна. Я ведь даже не обязана рассказывать ей об этом.

В Арчере ощущалась какая-то надёжность, начиная с того, как он шёл рядом со мной в одном темпе, даже когда мы шли молча. И только сейчас я осознала, что когда ходила с Луной по всем этим городским улицам, меня не покидало ощущение, что я отстаю от неё на полшага, даже, несмотря на мои старания идти максимально быстро.

Идя рядом с Арчером, мне хотелось взять его за руку, но что—то сдерживало меня. После вчерашнего разговора с Луной в голове всё ещё крутились Тесса с Бэном. Неужели Тесса права, и я даже не могу взять его за руку? Я вообще знаю, что делаю?

Мы уже подошли к улице, на которой жил отец, как мой телефон дзынькнул. Я достала его из сумки и увидела, что это было сообщение от Луны: «Давай скорей. Можем сходить за продуктами, я тогда сделаю пасту на ужин». Я остановилась, чтобы написать ответ: «Хорошо». Арчер стоял рядом со мной и ждал, пока я сориентируюсь на местности и покажу на дом отца.

– Это здесь.

Дом выглядел таким же, каким я его запомнила: старое промышленное здание с огромными окнами и коваными перилами, ведущих вдоль четырёх ступеней к четырём разным дверям. Я узнала ту, рядом с которой мы с сестрой стояли в том году.

– Нам обязательно это делать? – спросил Арчер.

Должно быть, он почувствовал моё волнение, раз подал мне руку и ждал, когда я её приму, и нежно сжал мою ладонь. Держась за руки, мы направились к двери.

Паника сковала всё моё тело, словно лёд. Я почти три года не видела отца, и вот пришла, без Луны, но с Арчером, и я даже не знала, какие у нас отношения. Арчеру я могла довериться больше, чем кому-либо ещё, за исключением Тессы. Пусть он и не знает всего. Я не стала говорить ему, что отец этим вечером должен играть в концертном зале «Боуэри Болрум», и я собиралась напроситься на это выступление.

Но Арчер так и держал мою руку, и не успела я и глазом моргнуть, как мы уже стояли на крыльце, а мои пальцы нажимали на звонок. Над кнопкой всё так же была прилеплена зелёная этикетка, и я смотрела на буквы в папином имени, пока не отворилась дверь.

Глава 29

Мэг

Июнь 1994 года

Только когда Кирен включил лампу, я осознала, что уже давно сидела в темноте. Моя гитара лежала передо мной на полу, но я не притрагивалась к ней как минимум час. Я ведь даже купила новенькую тетрадь в магазине неподалёку, но и это не помогало.

– Нам крышка, – сказала я.

Кирен сел на подлокотник дивана.

– Не знаю, о чём писать, – я закрыла тетрадь. – Уже три песни забраковали.

– Ну и ладно, что переживать?

– Им, видите ли, слов слишком много. Не цепляет, – я скинула на пол то, что прислал Рик. – Ты в курсе, что у Рика кошмарный почерк?

Кирен засмеялся.

– Думаю, не стоит ему об этом говорить.

Вздёрнув подбородок кверху, я посмотрела на Кирена.

– Наверное.

– Расслабься.

Он опустился на колени позади меня и принялся массировать пальцами мои плечи. В этот момент я почувствовала, какими напряженными были мои мышцы. Я вздохнула и опустила подбородок на грудь.

– Не так я себе это представляла.

Я провела пальцем ноги по царапине на деревянном полу. Она осталась после того, как несколько месяцев назад Кирен провёз по ней своим усилителем. Тут пришла Пэтти Смит, наша кошка, чтобы потереться о моё колено, и я погладила её.

– Значит, так. Тебе нужно перестать пытаться всё делать самой, мы же команда, так? Покажи, что ты написала.

Я передала ему тетрадь.

– «С края неба падая на землю», – прочитал он. – Неплохо.

– Ага, только не знаю, что дальше?

Кирен нашёл мою ручку и начал писать. Добавив несколько слов, он вернул мне тетрадь.

– «На которой всё теперь иначе», – прочла я.

Он ждал моей реакции, и я улыбнулась.

– У тебя тоже кошмарный почерк.

Но мне понравилось то, что он сочинил.

Кирен пожал плечами.

– Не зря же Леннон с МакКартни вместе написали свои лучшие песни. Давай и мы будем следовать этой традиции, Пол, – и он ткнул меня в плечо.

– Ну, нет, я буду Ленноном. Ты же у нас мистер сентиментальность.

– Хорошо, – мы встали, и Кирен притянул меня к себе. – Я не против, в этом всегда было моё преимущество.

– Серьёзно? Вот уж не знала.

Он покачал головой, широко улыбаясь.

– Да ну тебя, – сказал он и поцеловал меня.

Глава 30

Когда отец открыл дверь, то выглядел почти так же, как всегда. Он был в тёмно-синей футболке и джинсах. С шеи свисали чёрные наушники, провод от которых был намотан на руку как лассо. У него была более короткая стрижка, чем обычно, но всё равно нельзя было сказать, что он мог быть чьим-то отцом. Да, в общем-то, так и было. Какой из него отец?

Увидев меня, он сразу сощурился, словно пытаясь идентифицировать или, может, убедиться в том, что это действительно я. А может, он выискивал на мне какие-нибудь знакомые метки подобно тому, как я пыталась найти ямочку на его правой щеке, зеркально отражавшуюся от моей. Я чувствовала себя упавшим к нему под дверь микробом, согласным на исследование под микроскопом. Но тут его лицо расплылось в улыбке.

– Фиби! Я и не знал, что ты приехала.

«Естественно, как бы ты узнал?» – подумала я.

– Она-она. Кто ж ещё. Ничего, что я зашла?

От волнения я нервно сжимала и разжимала правую руку. Я выпустила руку Арчера ещё до того, как открылась дверь, и теперь я словно оказалась одна на волнах открытого океана. Отец кивал, улыбаясь как ни в чём ни бывало.

– Конечно, нет, – сказал он очень доброжелательным тоном. Казалось, что не было ничего особенного в том, что после долгой разлуки к нему вдруг пришла дочка. Словно мы недавно виделись.

– Сам открываешь дверь? Я уж приготовилась объяснять, кто я.

– Нет, – он тряхнул головой. – Ко мне иногда заходят другие звукачи, но сейчас я один. Записываю Прю Донахью.

При этом он качнул головой немного назад, будто я должна знать, кто это такая, но я, естественно, не знала.

Я взялась за кованые перила с моей стороны. Они были тёплыми и гладкими.

– А мы не помешаем?

– Мы как раз заканчиваем. Входите.

Я вступила в прихожую. Отец перевёл взгляд с меня на Арчера, и тут до меня дошло, что его-то я не представила.

– Это мой друг Арчер.

Я указала на него, развернувшись к нему.

– Здорово, Арчер.

Папа подал руку, и тот пожал её.

– Он из группы Луны, – добавила я.

– А, ну да, ты ведь на басу? Я видел вас в Мадруме.

И отец повёл нас по узкому коридору прямо в студию. Ровной линией вдоль стен висели обложки альбомов в рамках. Четыре папиных сольных альбома в хронологическом порядке на одной стене, и незнакомые мне альбомы – на противоположной.

– Я помню. Спасибо, что пришли.