– Верно, – я провела ногой по траве, поддев носком клевер.

– Но, если возможность сама представится, то ничего плохого не случится, если ты попробуешь с ней поговорить, – мама открыла дверь автомобиля и начала рыться в вещах на заднем сиденье. – Тебя она послушает, – её речь стало сложно разобрать, когда женщина с головой нырнула в машину, поэтому я подалась вперёд. – Просто попроси её рассмотреть вариант этой осенью вернуться к учебе.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я внезапно осознала, насколько мне было не по себе. Всё, чего я хотела всё лето — уехать, но сейчас былая уверенность покинула меня.

– Мне и без Луны забот хватает, – сказала я.

Мама обернулась ко мне, после чего протянула руку, чтобы заправить прядь волос мне за ухо. Я почувствовала неожиданный прилив слёз к глазам.

– Знаю, лето выдалось тяжёлым, – сказала она. – Но всё наладится, когда ты снова пойдёшь в школу.

– Вряд ли, – ответила я. – Пока гуляла, напоролась на Тессу. Разговор явно не задался.

Мама знала лишь часть истории: о том, что я хранила тайну, которая, как я думала, могла навредить Тессе, но которую надеялась исправить. Мама не знала, что случилось на самом деле. Она не знала о Бэне, и о том, что мои друзья Эви и Уилла тоже всё лето не звонили мне.

Я протянула скульптуру маме. Казалось, вещь была сделана из свинца. Без преувеличений.

– Ты можешь забрать её?

Женщина уже успела развернуться к заднему сиденью и достать две полоски упаковочной плёнки с пузырьками. Одну из них она выдала мне.

– От стресса, – пояснила она. Я прислонилась к машине и начала лопать пузырьки, да так сильно и быстро сдавливая, что Дасти подбежала ко мне узнать, что же я делаю, и может ли она это съесть.

Мама оторвала от мотка чёрной изоленты длинный кусок.

– Ты возишь изоленту в машине? – спросила я. – Это же фишка всех похитителей людей. И если бы в сериале «Закон и Порядок» ты числилась подозреваемой, то тебя бы точно повязали только за одну эту ленту.

Мать пожала плечами, закрепляя изолентой пузырчатую плёнку вокруг скульптуры.

– Никогда не знаешь, когда она может пригодиться.

Через ткань платья ощущался жар, исходивший от машины. Я переминалась с ноги на ногу.

– Ладно. Попробую. Но ничего не обещаю.

– Вот и умничка, – мама передала мне запакованную скульптуру – воздушную из-за пузырьков, но тяжёлую, как плотное ядро. Прям как комета.

– Мам, меня из-за этого из самолёта вышвырнут, – я протянула вещь обратно. – Во время сканирования они примут её за оружие. За очень аккуратно упакованное оружие. Оружие-реликвию.

Женщина широко улыбнулась, в точности как Луна.

– Тебе надо будет проверить свой чемодан, не весит ли он тысячу футов. В любом случае, при подходящих обстоятельствах, почти всё можно было бы использовать как оружие.

– Говорит мне женщина, которая каждый день изготавливает колюще-режущие штуки из металла, – я покачала головой. – Ты точно была бы подозреваемым номер один в «Законе и Порядке».

Я расстегнула молнию чемодана, совсем немного, и попыталась впихнуть свёрток внутрь. Когда я снова подняла глаза наверх, мама пристально смотрела на меня взглядом, который Луна называла «мамина печаль». По-видимому, пришло время для торжественного прощания. И лучше уж здесь, чем в аэропорту.

– Не знаю, что я буду делать без тебя, – произнесла мама. Она пригладила растрепавшиеся локоны, и солнце блеснуло в её серебряном кольце.

– Это всего на неделю, – ответила я. На одну чудесную неделю, когда мне не придётся приходить домой с работы в кофейне и пахнуть кофейными зёрнами и кексиками. Когда мне не придётся, стоя за кассовым аппаратом, слушать от ещё одного сорокалетнего мужичка в костюме а-ля «я адвокат» и в обручальном кольце, что у меня красивые глаза. На неделю, когда мне не придётся смотреть на окно Тессы и видеть пустой стеклянный квадрат. К тому же, несмотря на печальные глаза матери, ей не так уж и тяжело было меня отпускать. Она знала, что, в отличие от Луны, я вернусь.

– О, совсем забыла, – сказала мама. – Вот это я сделала для тебя.

Она сняла тонкий серебряный браслет со своего запястья и надела мне на руку. Он был тёплым от её кожи и волнистым по форме, похожим на поверхность пруда в ветреный день.

Мы с Луной часто шутили, что придёт время, когда мама выкует нам по паре одинаковых бирок, как у собак, чтобы мы никогда не забывали, кому принадлежим. Многие годы нас тянули к земле цепочки, серьги, браслеты, стягивавшие запястья и свисавшие с лодыжек. И всё же Луна как-то умудрилась сбежать, вопреки всем этим железякам-утяжелителям. Может, она просто сняла их. Тогда почему я не могу сделать то же самое?

Мама закрыла крышку багажника и, оперевшись на него руками, уселась сверху. Было видно, что она что-то задумала.

– Нам стоит обсудить правила, – сказала она.

– Правила?

– Всего парочку.

– Жду не дождусь их услышать, – я прислонилась к краю машины.

– Хорошо, – начала мама. – Правило первое: быть осторожной.

– Так.

– Не пить, – продолжила она. – Или... не много пить.

– Без проблем, – мы с алкоголем не особо дружили, и я не спешила налаживать с ним отношения.

– Никаких музыкантов.

После этих слов в моём сознании бегущей строкой пронеслась надпись: «МУЗЫКАНТОВ С СОБАКАМИ БЕЗ ОБУВИ НЕ ОБСЛУЖИВАЕМ».

– Уж что-что, а музыканты там будут, – ответила я. – Твоя дочь, например.

Мама помотала головой.

– Я не об этом.

– Хорошо, – сказала я, – тогда о чём ты?

Мне, конечно, был хорошо понятен подтекст, но хотелось услышать это от неё.

– Я о том, что тебе нужно быть предусмотрительной.

– Но не все же такие, как отец, – сказала я. – По крайней мере, я надеюсь. Вот Джеймс классный. Ах да, Луна же встречается с музыкантом?

Ну да, для сестры действует свой набор требований. А, может, Луна всегда играет только по своим правилам?

Мама нехотя кивнула.

– Мне нравится Джеймс, хотя меня вовсе не радует то, что он поддержал Луну в решении бросить университет.

– Ты знаешь, что она делает только то, что сама хочет, – парировала я. – Ты хоть до возвращения коров в стойло её придерживай, только ей будет пофиг.

– Коров? – мама вскинула брови.

– Неважно. Ты ведь меня поняла, – я запрокинула голову и увидела белые пушистые облака, плывшие надо мной как воздушные шарики, сбежавшие из огромной связки.

– Впрочем, с мальчиками я пока завязала. Проблем и без них выше крыши.

– Резонно, потому что мальчики – это проблемы, – сказала мама и улыбнулась, блеснув белыми зубами, словно жемчужинами. Но я знала, что она говорила серьёзно. Это был один из её основных жизненных принципов: девчонки – лучше всех, а от мальчишек жди беды. Как-нибудь мама напишет эту надпись на майке, первую часть – спереди, вторую – на спине. Главный вопрос состоял в том, почему после разгоревшегося сыр-бора с отцом она не собрала девчачью группу типа «The Bangles» или «Sleate-Kinney» или не стала выступать сольно, как Лиз Фэр? Тогда она могла бы забить вообще на всех людей. У неё бы всё могло получиться.

По правде говоря, в свете последних месяцев я бы первой встала в очередь за этой идиотской майкой. Я бы купила её всех цветов и носила целую неделю.

Мама нагнулась, подняла мой рюкзак, лежавший на траве рядом с лестницей, и заглянула в него.

– Ты положила себе еду в дорогу?

В один стремительный прыжок я оказалась возле неё, чтобы выхватить рюкзак из её рук. Спасибо всевышнему за десять тоскливейших лет занятий балетом. Приземлившись у края дорожки, одним лёгким движением я выхватила рюкзак.

– Да! – ответила я, и, ощутив необходимость объяснить свою прыткость, добавила: – И она не для тебя.

Я прижала рюкзак к груди.

Мама посмотрела на меня, будто у меня поехала крыша, но развивать эту тему не стала, так как времени до отъезда оставалось всё меньше.

Я улыбнулась одними губами, потому как не хотела, чтобы мама увидела то, что я прятала: выпуск журнала «SPIN» от февраля 1994 года. Того самого, что мы с Тессой купили на её кредитку.

Несмотря на лёгкую потрёпанность, журнал был в довольно хорошем состоянии для двадцатилетнего глянцевого издания. Девушка на обложке была одета в чёрное платье с длинными рукавами, её губы подчёркивала помада сливово-фиолетового цвета, а глаза – густая чёрная подводка. На ногах красовались рваные серые колготки и сапоги со шнуровкой до колен. На лице была не то, чтобы улыбка, скорей, она выглядела так, будто была готова улыбнуться в случае удачной шутки. Так что, уж простите меня за слова из песни Мадонны, но: «Кто эта девушка?»

Бум! В точку!

Девушка на обложке – моя мать, а закрывавший её колени фиолетовый заголовков гласил: «Мэг Фэррис, первая девушка на Луне». Позади виднелась бледная серебряная Луна, прямо как с обложки альбома «Shelter» для журнала «Море спокойствия». Слева от девушки стояли остальные члены группы: басист и ударник, Картер и Дэн, не забывавшие наведываться к маме, проезжая Баффало. Они были для нас с Луной эдакими добрыми дядями: привозили нам записи и концертные постеры, и всегда таскали нас в пиццерию.

На обложке также был гитарист – красивый, высоченный, в чёрной футболке и джинсах – мой отец, Кирен Феррис. С недавних пор злостный неплательщик алиментов, человек-загадка, а также автор двусмысленных странных песен про лето.

В саду пышными кустами цвели тёмно-розовые лилейники, а также желтоглазые ромашки, яркие как звёзды. Я уеду, а моя мать так и останется здесь, прореживая кусты роз и снимая слизней с георгинов. За неделю, что меня не будет, она сделает три или четыре маленькие скульптурки, каждой из которых суждено оказаться в гостиной какого-нибудь богача. И она будет ждать меня, чтобы услышать, как отреагировала Луна на ее сообщение.

Я развернулась к машине. Мама забралась на водительское сиденье, и из динамиков раздались «Smiths». Дасти сидела сзади, прижавшись носом к окну с моей стороны, и бешено махала хвостом.

– Позаботься тут о маме, – сказала я ей через стекло, как, если бы собака была кем-то вроде той собаки-няньки из «Питер Пэна». Хотя я знала, что Дасти могло хватить только на перебранку с мотоциклами, проезжавшими по нашей улице с односторонним движением, а ещё на отваживание кроликов от сада. Но она точно не смогла бы усмирить Мэг Феррис. Я подошла к маминому окошку.

– Поехали! – сказала мама и надела солнцезащитные очки. – Ноги в руки, сматываем удочки, или как там ещё?

– Чтобы уехать-то? Давай без этого, – попросила я. Обойдя машину, я на минуту остановилась, чтобы написать сообщение, пока не забыла: «Я подгоню слова друг к дружке, как жемчужины на нить, чтобы запомнить, как придётся, а о случившемся забыть».

– Фиби! – рявкнула мама.

Я нажала на «отправить» и открыла дверь, прижимая сумку к себе так, словно в ней был котёнок, или младенец, или еще кто-то, требующий нежного обращения и защиты от мира и от самого себя. Этот журнал символизировал собой смысл моего существования, а также Тессу и то, как я подвела нашу дружбу. Поиск этого журнала, возможно, стал последним добрым делом Тессы для меня, потому что последнее доброе дело, которое я пыталась сделать для неё, приняло совсем не тот поворот.

Глава 5

В апреле, еще, будучи друзьями, мы с Тессой пошли на вечеринку в большой старый дом на другом конце города. Это был один из первых приятных весенних деньков в Баффало, а нам так опостылела зима, что мы были счастливы оказаться на свежем воздухе. Каждая травинка казалась нам маленьким чудом, так же, как и сочные гладкие листья на деревьях, как и запах травы, совершенно вскруживший мне голову. Хоть я и не горела желанием идти на ту вечеринку, я всё же надела джинсы со свитером и выкатила из гаража свой велосипед, чтобы вместе с Тессой колесить по погрузившимся в темноту улочкам. И так до самого Делоуэрского парка.

Огромный фиолетовый дом Викторианской эпохи находился за полквартала от зоопарка, около которого мы и оставили наши велосипеды, рядом с вольером с жирафами. Мы хотели прийти туда пешком: не оставлять же велосипеды перед домом. Может для них вообще не найдется места, чего так боялась Тесса. Когда мы проходили мимо жирафов, то видели, как те медленно прогуливались по территории. Такие величавые, они словно парили над землёй. Один из них опускал к земле свою голову так медленно и осторожно, будто строительный кран стрелу, и всё равно ему пришлось согнуть ноги, чтобы достать до травы.

Я прислонилась на мгновение к забору, чтобы подольше понаблюдать за животными, но Тесса уже пошла дальше. Это ей хотелось пойти на ту вечеринку, устроенную одним знакомым парнем из академии Альфреда Дельпа, которая находилась по соседству со школой Сент Клэр. Я знала, что там будет кучка выпендрёжников, попивающих пиво и вино, смешанное с соком, пытаясь делать это как можно тише, чтобы соседи не вызвали полицию. Уж точно не предел моих мечтаний.