– Чего? – зыркнула на меня Тесса. – Нет. Парня с лакросса зовут Бэн.

И тут я почувствовала, как от ее слов мое сердце упало, словно к нему примотали медное грузило, а затем закинули подальше в море. Я видела, как оно кружилось в воде, видела проблеск металла, поймавшего свет луны при падении. Тогда я отвела взгляд от Тессы в сторону зоопарка. Сад с жирафами теперь опустел, став лишь участком зелёной травы. Он казался таким маленьким.

– А-а, – произнесла я Тессе, но про себя подумала «чёрт!»

И когда я думала об этом сейчас, то чётко осознавала, что уже тогда я почувствовала, что что-то назревало.

Уже тогда я догадывалась, что всё закончится плохо.

Глава 6

Мэг

Август 1991 года

Зайдя в квартиру, я закрыла дверь. Меня всё ещё трясло. Я надеялась, что Фиби, привязанная слингом к моей груди, этого не почувствовала. Малышка всё ещё спала, заснув на детской площадке, и не обратила внимания на стремительную пешую прогулку до нашего дома через два квартала. Хотя я скорее бежала, чем шла, чтобы поспевать за широкими шагами Кирена. Одной рукой он тянул меня, а другой держал Луну, и я видела, что ей не было страшно. Девочка улыбалась мне, свисая с плеча отца. Её волосы светились в лучах почти осеннего солнца, но это не могло успокоить бурю в моей душе.

По дороге домой мы не сказали друг другу ни слова – слишком быстро шли. Сейчас же Кирен усадил Луну в её игровой уголок, а затем подошел ко мне в другую часть комнаты.

– Где ты был? – спросила я. – Ты же сказал, что придешь в три.

Мужчина провёл рукой по волосам как расчёской.

– Интервью затянулось. Я звонил, но ты уже ушла, – ответил он и указал рукой на моргавший огонёк автоответчика, словно тот мог доказать его невиновность.

– Да, ведь мы договорились на три. Я вышла в два пятьдесят.

– Прости, Мэг. Я потерял счёт времени, – произнес Кирен и сел на диван. – Иди сюда.

Я аккуратно села, стараясь не разбудить Фиби в слинге. Мои неуклюжие движения из-за привязанной спереди малышки напомнили мне о беременности. О том состоянии, когда ты словно эдакий дирижабль на ножках, боишься на что-нибудь наткнуться, поэтому перемещаешься как танцовщица, принимающая мышечные релаксанты. Эта большая, светлая, просторная комната напоминала сцену, хотя в тот день мне совершенно не хотелось концертов.

Как только я увидела эту квартиру, то сразу влюбилась в неё: в вид из окна, в открытую гостиную, в кухню и спрятанные спальни. Но сейчас же мне вспомнилось первое впечатление от квартиры: пустота. Она была с голыми стенами – такой мы впервые увидели её, следуя по пятам за риэлторшей в чёрных капронках и на высоченных каблуках. Я была на пятом месяце беременности, на мне была короткая юбка и фланелевая рубашка Кирена. Помню свое отражение в зеркале ванной, и то, как смотрелись мои тяжёлые ботинки на гладком деревянном полу. Всего в двух кварталах, прямо за суши лавкой, располагалась наша любимая пиццерия. Мы частенько наведывались туда, еще, не будучи богатыми и знаменитыми.

– Отсюда до «Сакуры» меньше пяти минут быстрым шагом, – сказал тогда Кирен, обнимая меня руками и зарываясь лицом мне в шею, а затем усмехнулся. – Сойдёт за решающий фактор?

– Вполне, – ответила я. Также подкупал вид из окна на реку, переливавшуюся синим сапфиром и сверкавшую как битое стекло. И, конечно же, увиденная мной из такси детская площадка, где однажды будет бегать и играть мой ребёнок.

С которой мы только что вернулись.

Мы пошли на детскую площадку, потому что я хотела, чтобы Луна покаталась на горке. Девочке было два года, а она так ни разу и не бывала на детской площадке. Я хотела покачать дочь на качелях, и чтобы она узнала, какими прекрасными бывают последние летние деньки.

И всё было действительно замечательно... поначалу. Кирен опаздывал, но меня это не удивляло. Единственными людьми, заметившими нас, были несколько подростков, шедших домой из школы. Какое-то время они просто сидели на скамейке и наблюдали, поэтому вполне могли догадаться, что это и вправду я. Мне было не трудно дать автограф в их тетрадях, когда ребята осмелились подойти, или улыбаться, когда они рассказывали мне про свои любимые песни с нашего нового альбома. Но после них появились два фотографа. «Фрилансеры», – подумала я, потому что те не сказали, на кого работали. Когда один из них попытался залезть своей камерой прямо в лицо Луны, я услышала, как она стала звать меня своим тоненьким испуганным голоском. В те секунды, когда я потеряла дочь из виду, я совершенно не могла дышать, будто кто-то сжимал мою грудную клетку. Будто в мире не осталось воздуха. Другой фотограф стоял в пяти футах от меня, закрыв лицо за камерой.

– Мэг! Можно нам посмотреть на малыша?

Я не сказала «нет». Вообще ничего не сказала, а просто постаралась ухватиться за Луну, но фотограф не давал мне прохода.

– Уйди с дороги, – сказала, точнее, прорычала, я. Луна заплакала, и я смогла проскочить мимо и взять её за руку.

– Ладно тебе, Мэг, – сказал тот фотограф, продолжая щёлкать камерой. – Всего несколько снимков.

Я притянула Луну к себе, как вдруг из ниоткуда появился Кирен и подхватил её на руки. На долю секунды он замер перед фотографами, пока они сверкали вспышками, после чего взял мою руку.

Вспомнив это, во мне начала закипать былая злость.

– Ты им позировал, – обвинила его я.

– Не будь смешной, – отмахнулся Кирен. – Я не позировал, а остановился. Пытался сообразить, куда идти.

– Да куда угодно надо было идти. От них надо бежать.

– Я пытался, – оправдывался Кирен, но я покачала головой.

Сидевшая на полу Луна делала вид, будто читает книгу с фиолетовым енотом на обложке.

– Могло произойти всё, что угодно, – сказала я, чувствуя подступавшие слёзы. – Мне было страшно.

– Мэг, это были фотографы, а не какие-нибудь маньяки.

– Они вели себя как маньяки, – парировала я.

Кирен положил свою руку на мою, но я высвободила её.

– Что, если это было ошибкой? – спросила я.

– Что именно?

– Всё это. То, что думали, что сумеем сохранить и «Shelter», и семью.

Я покачала головой и положила ладонь поверх тёплой пушистой головки Фиби. Малышка всё ещё спала.

– Я не хочу, чтобы девочки так росли.

– Зай, это было всего один раз, – сказал Кирен. Он взял меня пальцами за подбородок и посмотрел прямо в глаза.

– Ну, да. И именно в этот самый раз Луна впервые в жизни была на детской площадке.

– Она это не запомнит, – сказал он. – Мы отведём её туда ещё раз, и всё будет хорошо. Сегодня просто не повезло.

За неделю до этого мы были в Чикаго, пели на фестивале у озера, где был наш первый концерт с тех пор, как родилась Фиби. Ранним вечером мы играли в свете утомлённого солнца, и я очень старалась, но мой голос скрипел, а дыхание сбивалось. Когда мы вернулись в отель, девочки уже спали. Как и Кит, растянувшаяся на двуспальной кровати рядом с Луной. Я не стала её будить.

Утром мы все завтракали блинчиками с черникой и дыней в гостиничном ресторане. Я заметила пару девушек за столом позади нас, лет двадцати с небольшим. Они наблюдали за нами и шептались. Через несколько минут одна из них подошла к нам с листовкой фестиваля.

– Вы не дадите автограф? – спросила девушка.

Я ничего не сказала, но постаралась улыбнуться.

– Конечно, – сказал Кирен и взял у нее ручку. Он черкнул своё имя через весь лист, и передал ручку мне. Я расписалась ниже.

Луна наблюдала за происходящим.

– А ты не хочешь расписаться? – спросила девушка.

Девочка расплылась в улыбке и взяла в ладошку зелёный карандаш, которым недавно рисовала. Внизу листовки она вывела петлеобразную закорючку.

– Спасибо, Луна, – поблагодарила девушка.

Я вздрогнула, когда услышала от незнакомки имя своей дочери, но этого никто не заметил. Девушка вернулась за свой стол, а Кирен – к своему завтраку. Мне же больше не хотелось есть.

– Уже приучаете? – спросила Кит, и в её словах была слышна улыбка. Я удивленно посмотрела на сестру, и она нахмурилась.

Кирен пожал плечами и произнес:

– Такова часть игры.

Я посмотрела на него.

– Наша жизнь – не игра.

– Это просто автограф, – сказал Кирен. – Цена за вход.

«Вход куда?» – хотела я спросить, но не стала.

Сидя сейчас в гостиной, я посмотрела на него и сказала:

– Ты любишь это, – он не взглянул на меня. – Ты любишь то, что нас везде узнают.

Кирен резко повернулся ко мне.

– А ты нет. Ты никогда это не любила.

В свете от окна я могла видеть шрам, который шёл вдоль линии его подбородка, тонкий, как шелковая нить. Во время семейного отдыха на полуострове Кейп—Код он упал с велосипеда. Ему тогда было шесть лет. Эту историю мне рассказала его мать в нашу первую встречу в том самом коттедже, посреди пляжа.

Я почти дотянулась до Кирена, чтобы провести пальцами вдоль шрама, а может, чтобы положить ладонь ему на плечо. Думаю, я хотела убедиться в том, что он всё также реален. Простой человек, а не рок-звезда. Не идол, а плоть и кровь.

Но он вдруг наклонился, чтобы взять со стеллажа свою гитару, и удалился в спальню. Фиби по-прежнему спала, прижавшись головкой к моей груди. Я чувствовала её дыхание, мягкое, как пушок одуванчика. Луна потянулась вперёд и выбрала новую книгу.

Чтобы заполнить пространство над диваном, мы повесили на стену нашу увеличенную фотографию, которую сделал наш друг Алекс. После того, как Кирен передал ее в журнал «Rolling Stone», Алекс увеличил и вставил фото в раму. На нем мы на сцене в Портленде, знакомим народ с альбомом «Sea of Tranquility». Мои волосы светятся ярким янтарным цветом, и я с довольной улыбкой смотрю через сцену на Кирена, а он – на меня, при этом его левая рука держит на гитаре аккорд соль мажор. Мы выглядим так, будто нам безумно весело.

Но здесь и сейчас, на диване, я уже не могла поверить, что всё это было на самом деле.

Глава 7

Небо над облаками было таким ярко-синим, что на него было больно смотреть, поэтому мне пришлось закрыть глаза и слушать гул самолетных двигателей, ощущая через кресло их вибрации. Я летала одна всего два раза, и последний – в феврале, чтобы посмотреть, как живётся Луне в большом городе. И как же мне нравилась анонимность: я могла быть кем угодно, сидя у иллюминатора со стаканчиком апельсинового сока со льдом, пустым пакетом от крендельков и салфеткой. И кроме моих предпочтений в еде больше ничего и никого здесь не волновало.

На полпути в Нью-Йорк, когда виртуальный самолет на мониторе переднего кресла поворачивал на юг – где-то в районе Бингемтон – я достала журнал, хоть и обещала себе не делать этого. Да уж, довольно странно было носить с собой такое старое издание. Будто я какая-то путешественница во времени: прибыла из 1994 года и села в самолёт, предварительно забежав в туалет, чтобы стереть с губ тёмно-бордовую помаду.

Первый раз мы с Тессой увидели издание на веб-сайте журнала «SPIN» в архиве обложек, по соседству с другими выпусками, на которых красовались «Jane's Addiction», «Weezer» и Курт Кобейн, ещё живой (октябрь 1993 года), и после его смерти (июнь 1994 года). Там же была моя мама, такая молоденькая, красивая, но чужая. Для меня этот журнал стал вещественным доказательством того, что мои родители когда-то были вместе, что они вообще существовали и даже сотворили что-то вместе, помимо нас с Луной. Во времена расцвета их группы интернета ещё толком не было, поэтому на сайте нам удалось раздобыть ничтожно мало информации. Да и вообще, мне хотелось держать что-то материальное в руках, что-то, что существовало в одно время с музыкой родителей. Как настоящий антрополог я нуждалась в артефакте той, давно вымершей цивилизации. Поэтому мы около часа рыскали по интернету, но всё же нашли печатный выпуск и купили его с помощью кредитной карточки папы Тессы, которую тот дал ей на всякий случай. Если это и не был тот самый «всякий» случай, то каким он вообще должен быть?

И вот журнал лежал на выдвижном столике, а я пальцами старалась разгладить его смятую обложку. Таким он пришёл – уже немного испорченным, хоть и вложенным в картонный конверт, с указанными на нём моим именем и адресом. Поверх плеч и макушек участников группы были напечатаны разные заголовки. Взгляды почти у всех были сфокусированы на чём-то в отдалении, только отец смотрел прямо в камеру. Мы давно с ним не виделись, но я знала его лицо. Несмотря на пролетевшие двадцать лет, я была уверена, что внешне он не изменился: довольный, невозмутимый, будто бы знал что-то, чего не знала я. Как написать хит, к примеру. Или как уйти и не вернуться.

Мама была совсем не такой. Она, к примеру, запросто могла сделать вид, что не являлась Мэг Феррис, той самой рок-звездой. Какой-нибудь парень мог подойти к ней на рынке возле лотка с морковью – той, что без ГМО, с ботвой! – и сказать: «Привет, а ты не Мэг Феррис?». И мама начинала чётко следовать заранее продуманному сценарию.