Так Лада стала петь в церковном хоре. Это занятие, как ни странно, ей понравилось. Точнее, оно не вызывало у нее внутреннего протеста. Во время общих голосовых единений ей казалось, что она куда-то улетает и парит все то время, что длится песня. В эти минуты она забывала о своих жизненных неудачах. На нее сходило смирение и благодать. Она начинала понимать, как мало нужно человеку, чтобы прийти к согласию с тем, что тебя окружает. Не к гармонии, что вряд ли достижимо, но к осознанному согласию. Собственно, уезжая из Прованса, она имела перед собой цель. Вернуться к тем, кого она считала близкими людьми. – К Али и Егорке. Но ей нужна была передышка, чтобы обрести лицо. Всегда деятельная и жизнерадостная Лада не хотела показываться перед ними в таком расстроенном состоянии духа.

* * *

Тем временем, люди, которые так много значили для нее, сидели за скатертью освещаемой керосиновой лампой, принесенной тюремщиком. Керосин в Баку был дешевле масла. Они уже прикончили один кувшинчик вина и собирались совершить путешествие на дно второго, о котором так предусмотрительно позаботился Егорка. К этой метафоре прибегнул Али:

– Удивительное дело, – сказал он, – как только я даю себе слово больше не пить, появляешься ты, и я радуюсь тому, что обещание мое не звучало во всеуслышание.

– Представь себе, что со мной происходит то же самое, – заявил Егорка, – и я тебе даже больше скажу, я вообще не пил, пока тебя не встретил. Так, изредка. Бражки иль медовухи на праздник какой раз в полгода.

– Это была моя вторая фраза, – заметил Али, – и ты сорвал ее у меня с языка. Но вывод здесь следует только один. Нам надо реже встречаться, а то сопьемся к чертовой матери.

– Посылка была верной, – сказал Егор, – но вывод неправильный. Вывод никуда не годится. Об этом уж позволь мне судить. Как только мы объединяем усилия, перед нами ничто не может устоять. Вместе – мы сила. А вино, ну что вино. Это издержки. Но вино – это благо. Оно от Бога. Как говорят христиане, когда причащаются. Пейте кровь Христову, ешьте…

– Дальше не надо, – остановил его Али, – если ты прав насчет объединенных усилий, то почему же мы опять в тюряге. Три шага влево, три вправо и решетка. Обидно, ничего не сделал, только сошел на берег. И главное, мне город понравился. Есть в нем что-то родное. Мне кажется, я бы здесь прижился.

– Тюряга – это временно, – убежденно сказал Егор, – неужели ты думаешь иначе. В наших силах отправиться отсюда в любую сторону. Хоть вправо, хоть влево, хоть вверх, хоть…

Егорку прервал тюремщик, точнее звон ключей на его поясе. Они извещали о его прибытии. Он заглянул, точнее, прижался лбом к решетке, силясь разглядеть, что там происходит в сумраке башни.

– У нас все хорошо, о сын своего отца, – отозвался Егор, – может быть нам понадобиться еще один кувшин. Так что ты пока не ложись спать. Я надеюсь, что винная лавочка в этом благословенном городе работает допоздна. Иначе это было бы неправильно.

Ответ тюремщику не понравился.

– Послушай, урус, – сказал он, – я не люблю, когда мне садятся на шею. Если я достал для тебя вина, это еще не означает, что я теперь у тебя на побегушках.

– Прости моего друга, о страж ворот. Он не хотел задеть твое достоинство, – вмешался в разговор Али. – Просто он не так хорошо владеет нашим языком. Оттого слова его могли показаться тебе лишенными уважения. На самом деле он, как впрочем, и я, будем тебе безмерно благодарны за оказанную доброту. Не скажешь ли ты, о досточтимый страж нашего узилища, почему меня до сих пор не отправили на допрос?

Обидчивый тюремщик, а бакинцы уже тогда были известны своим вздорным характером, на которого слова Али произвели благоприятное впечатление, смягчился и проронил:

– Допроса сегодня не будет. В Баку прибыл Ширваншах. Не до вас сейчас. Вина, кстати, тоже больше не будет. Я ложусь спать. А вы допивайте то, что у вас осталось, и ложитесь спать. Чтобы я ни звука не слышал. Иначе мы поссоримся. Мне бы этого вина хватило на месяц.

Когда бряцанье ключей на его поясе стихло, Али сказал:

– Друг мой, кажется, ты упомянул три направления. Но в движениях влево и вправо мы ограничены. Вверх я вряд ли сейчас полезу. Хотя подумываю об этом. Остается продолжать наше движение в оставшемся направлении – на дно кувшина с вином. Единственное доступное нам и, наверное, самое разумное, хотя и лишающее разума. Что скажешь?

– А вот здесь ты неправ, хафиз, – возразил Егорка, – я даже удивляюсь неожиданной узости твоего мышления. Я не назвал четвертое измерение, потому что меня прервали, а ты его назвать не захотел. Остается еще движение вниз.

– Нет, – категорически сказал Али, – разве я тебе не рассказывал, что я пережил в кяризах. Я не готов это повторить.

– Это ничего, боязнь замкнутого пространства проходит, – заметил Егор, – а вина у нас еще достаточно. Давай выпьем за свободу.

Говоря это, Егор открыл крышку подземного колодца, а уж потом наполнил кружки вином.

– Зачем ты это сделал? – спросил Али.

– Я хочу, чтобы ты привык к виду этого колодца.

– Лучше попроси меня привыкнуть к виду разверстой могилы, результат будет тот же, – возразил Али.

– Между прочим, – заметил Егор, – по кяризам мы с тобой вместе шастали, кажется, ты забыл.

– В самом деле, – согласился Али, – видишь, у меня провалы в памяти начались. Старею. Куда в моем возрасте по подземным ходам шастать, как изящно ты изволил выразиться. Я почему-то очень хорошо помню этот путь, проделанный с Ясмин. А с тобой нет. Из головы вылетело. Прости.

– Чего тут прощать, ясное дело, с девицей-то поприятнее было, – миролюбиво сказал Егорка, – я не в обиде, было бы с чего. Так что, сигаем? Нет? Ладно. Еще выпьем. А все- таки, что у тебя с этой Сарой? Красивая девка, между прочим!

– С этой девкой у меня то, о чем я тебе сказал уже. То есть, ничего.

– Это хорошо, – сказал Егорка.

– Почему, хорошо? – спросил Али.

– Молла, к которому я ее отвел вместе с Машей, так зыркнул на нее. Прямо ошеломился, сразу суетиться стал. Видать, понравилась она ему. Но, если тебе все равно, то и ладно. Только ты мне вот что скажи! Женщины тебя не интересуют, брать новую жену ты не собираешься. Страха смерти у тебя нет. Верно?

– К чему ты клонишь, сократик?

– Нет, ты вначале ответь. Верно?

– Верно, верно, – ответил Али.

– Тогда, скажи мне, почему ты отказываешься лезть в этот колодец. Для чего ты себя так бережешь?

– Подловил, – сказал Али, – поздравляю.

– Сигаем?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Тогда я один полезу. Где веревка? Посвети мне, пожалуйста. Подержишь?

Егор, в самом деле, допил вино, обвязался веревкой, протянул другой ее конец Али, безмолвно наблюдавшему за этой процедурой, и полез в колодец. Он упирался ногами в стенки колодца, чтобы тяжесть его тела не оказалась непосильной тяжестью для товарища.

– Эй, – окликнул его сверху Али, – кинжал возьми. Мало ли какая змеюка тебе попадется.

– Типун тебе на язык, – глухо отозвался Егор.

– Да, я в переносном смысле. Ну, чего там видно? Спустить тебе лампу?

– Самое время, – сказал Егор. – Есть! – воскликнул Егор. – Я нащупал лаз. Сейчас я его раздолбаю.

Послышались глухие звуки. Егор бил в стену ногой, расширяя трещину, образовавшуюся в замурованном подземном ходе.

– Все, брат, я пролез, – донеслось снизу, – давай лампу.

Веревка, в самом деле, ослабла. Али стал спускать вниз лампу, освещая стены колодца. Он вздрогнул, когда из стены высунулась рука. Потом оттуда выглянула голова и, скалясь, произнесла:

– Ну, ты лезешь или как?

– Как я теперь полезу? – спросил Али. – Себе-то ты все условия создал. А я что в воду прыгать должен? Так что извини.

– Брат мой. Это очень просто. Тяни обратно конец, продень его через решетку и спусти сюда. И сам обвяжись. А я буду держать как противовес.

– Ну, надо же, – обреченно сказал Али, – все предусмотрел, Архимед.

– Ты льстишь мне, брат, – отозвался Егорка, – когда влезешь, закрой за собой крышку колодца. Чтобы они не сразу догадались, где мы прячемся.

Али выполнил все манипуляции. Когда оказался на требуемой глубине, мощная длань Егорки ухватила его за ворот и втащила в подземный лаз, окружностью в несколько локтей. Егор развязал веревку на его поясе и потянул, наматывая ее на локоть. Вскоре вся веревка оказалась у него в руке. В неровном свете лампы видно было, как задорно сверкали его глаза.

– Ну, что дальше? – спросил Али.

– Почему ты меня спрашиваешь об этом? Наша судьба в наших руках, – удивился Егор.

– Я просто вижу, что ты чувствуешь себя здесь, как дома, – заметил Али.

– В таком случае, будь моим гостем, – улыбнулся Егор. – Тут особого выбора нет. Внизу вода. Вверху решетка, посмотрим, куда нас выведет этот подземный ход. Пошли.

– Ты хочешь сказать, поползли, – поправил Али.

– Ну, или так, будем продвигаться, одним словом.

– Может, сначала выпьем, – предложил Али, – ибо неизвестно куда нас выведет эта дорога?

– Что значит выпьем? Ты взял с собой вино? А я думаю, почему ты такой тяжелый. Слушай, не говори мне больше, что ты не любишь выпить. Вот никогда не говори…

– Хватит болтать, – перебил его Али. – Я тут нахожусь, благодаря действию этого вина. Как только я протрезвею, тут же умру от ужаса. Потому что больше всего на свете я ненавижу подземелья. Поэтому я должен пить непрерывно, чтобы этого не случилось.

– В таком случае, я отказываюсь от своей доли, – благородно сказал Егорка, – неизвестно, как долго продлиться наш путь. Надо продлить действие этого лекарства.

– Крайностей я тоже не приемлю, – возразил Али, – пей.

Егор не стал пререкаться, выпил. После этого сделал глоток Али, и они двинулись вперед.

Слово – поползем, произнесенное Али, было преувеличением. Своды подземного хода позволяли передвигаться на полусогнутых ногах. То есть примерно так, как ходили прародители человека, если нам не врут ученые. Более того через десяток другой шагов окружность лаза изрядно увеличилась. Так что Али мог идти почти свободно, немного сутулясь. Егорке же все еще приходилось гнуть спину. Через какое-то время, может час, а может полчаса, кто его разберет под землей, да еще в потемках. Лампа давно уже чадила и едва теплилась. Керосина в ней оказалось совсем немного.

– Привал, – предложил Али.

– Зачем так скоро, ты что устал?

– Хуже, я трезвею.

– Ладно, причина уважительная.

Егор остановился и стал возиться с лампой, пытаясь увеличить источник света. Но добился лишь того, что чадящий фитилек угас вовсе.

– Вот ты молодец, – укоризненно сказал Али.

– Я здесь ни причем, – огрызнулся Егор, – топливо кончилось. Не люблю я эти новшества, масла бы надолго хватило. Но это не беда. Я думаю, что мы почти уже у цели.

– Почему ты так решил?

– Здесь не может быть длинных подземных ходов. Баку, город маленький. Разве можно его сравнить с Дамаском или Табризом.

– Но он не менее красив, – отозвался Али, – однако почему такое неожиданное предположение.

– Просто, если мы у цели, значит, я могу тоже выпить.

– Пей, конечно, – великодушно сказал Али.

Егорка принял кувшин и сделал несколько глотков. Потряс и передал другу.

– Слушай, а здесь еще изрядно вина. Какой емкий кувшинчик.

Он сел рядом, привалившись к стене, закрыл глаза. Затянул какую-то протяжную песенку на русском языке. Про Марусю, которая мыла белые ножки. Допев куплет, неожиданно спросил.

– Слушай, а ты не помнишь, в какую сторону нам надо идти. Нет? Или, может быть, ты помнишь, откуда мы пришли? Нет? Ладно, пойдем туда, в крайнем случае, вернемся к колодцу, воды напьемся. А то у меня чего-то в горле пересохло. Я шучу.

– Довольно странный этот подземный ход, – заметил Али, – сначала узко, а теперь широко.

– А мне странно, что ты вообще удивляешься, – сказал Егор, – подземный ход – сооружение само по себе необычное. Какие тут могут быть правила. К тому же для рытья колодцев и прочих земляных устройств используют в работе людей маленького роста. А после них, при необходимости расширяют стенки. В нашем случае они уперлись в колодец. Поэтому замуровали ход и пошли другим путем. Думаю, что мы еще на перекресток выйдем. Будем, как два богатыря на распутье, ломать голову над тем, куда шаги направить.

– Спасибо, добрый человек – с сарказмом произнес Али, – так все объяснил, словно ты и был производителем работ. Я надеюсь, что эта дорога выведет нас к приличным людям.

Предсказание Егорки частично исполнилось. Им пришлось ломать голову, но не на перепутье, а по другому поводу. Подземный ход неожиданно закончился решеткой.

– Ну, мыслитель, – спросил Али, ухватившись за гнезда, и пытаясь их сотрясти, – что ты теперь скажешь? Нет ли у твоих греков какой-либо мудрости на этот счет?