– Та самая, – подтвердил Юсуф.

– Надо же, ничего не изменилось, – вздохнула Лада.

Пока Юсуф пытался понять, что она имеет в виду, Лада спросила:

– А моего брата здесь не было? Вы же знали моего брата, Егора, с ним еще девочка была.

– Конечно, знал. Он ушел с хорезмийцами. Так сказал господин Али. После этого появился один раз. Это было во время нападения хорезмийцев на Дамаск. Я слышал, что его казнили, распяли на кресте. На холме за городом. И он таинственным образом исчез с креста. Ну, прямо, как Иисус Христос. Простите, если я вас расстроил, – желая успокоить плачущую Ладу, добавил, – но тела его никто не нашел.

– А девочка с ним была?

Маклер развел руками. Он набрал воду из колодца, а затем ушел купить Ладе еды. Дожидаясь его возвращения, Лада вымыла пол в своей комнате. Все это время она размышляла над тем, что ей делать дальше. Ситуация была безнадежной. Она не могла сидеть и ничего не делать. От этого ей было только хуже. Когда человек находится в процессе какого-либо действия, у него начинает работать защитный механизм, своего рода душевная терапия. Невыносимо было сидеть, сложа руки, осознавая, что все кончено, и она совсем одна в этом жестоком мире. «Наверное, надо было остаться при дворе императора», – подумала Лада. Она не знала, как ей быть дальше. Оставаться в Дамаске одной без средств к существованию было невозможно. Благородный Фридрих снабдил ее деньгами в дорогу. Кошелек с динарами ей передали рыцари, сопровождавшие ее до границы с Сирией. Но эти деньги подходили к концу. Если жить скромно, можно протянуть еще пару месяцев. Но что будет дальше?

Вернулся Юсуф с соломенной корзиной, полной свертков. Увидев Ладу с грязной тряпкой в руках, всполошился:

– Ну, что вы, ханум-эфенди, зачем же вы сами? Я бы прислал кого-нибудь для уборки дома.

– Не надо, – сказала Лада, – мне достаточно одной комнаты. Сколько я вам должна?

– Пустяки, не стоит даже говорить об этом, – замахал руками маклер.

– Спасибо. У меня будет к вам еще одна просьба.

– К вашим услугам, ханум-эфенди, – с готовностью воскликнул Юсуф.

– Мне надо узнать, куда отправился Али?

– Нет ничего проще. Я спрошу у караванщика, и он скажет, куда он его отвез. Не волнуйтесь, найдется господин Али. Человек не иголка.


Через несколько дней Лада отправилась с караваном в Мосул, а затем в Ирбил. Ей уже был понятен замысел Али, она судила по направлению, в котором он двигался. В каждом городе, на постоялых дворах, она расспрашивала караван-баши, купцов и погонщиков верблюдов. Караван-баши, с которым она начала свой путь в Дамаске в Мосуле выяснил, кто из караванщиков взял Али и куда направился. Таким образом, следующий город, в котором она оказалась, был Ирбил. Иной раз Ладу охватывал страх от мысли, что она на ложном пути. Потому что зашла она довольно далеко, и дороги назад уже не было. В самом большом караван-сарае Ирбила сразу вспомнили благородного ходжу, проигравшего в кости несколько серебряных дирхамов. Спустя месяц после выезда из Дамаска, Лада оказалась в Бендер-Энзели. Слова о какой-то странной казни брата Егорки она пропустила мимо ушей. Не придала этому значения. Она отложила свое горе до того времени, пока Али не подтвердит этот слух. А пока предпочла не думать об этом и не верить. Первым делом Лада отправилась в ближайшую баню, благо в ней был женский день, где провела два часа, отдавшись на растерзание мойщицам и терщицам. Двенадцатилетний мальчик, которого она наняла в носильщики и провожатые в караван-сарае, ждал ее снаружи. Когда Лада, наконец, вышла в новом платье, посвежевшая, с подкрашенной седой прядью, мальчик, его звали Рустам, не сдержался и присвистнул от восхищения, обронив:

– Вы ли это, госпожа, очень вы похорошели и помолодели лет на десять.

Лада довольно улыбнулась.

– Только, – добавила мальчик.

– Что только? – насторожилась Лада.

– Здесь женщины не ходят с открытыми лицами. Вы видно нездешняя.

– Вот за это спасибо, – сказала Лада, закрывая лицо, – я все время забываю.

– А сейчас куда? – спросил мальчик.

– В порт, – коротко ответила Лада.

Мальчик безропотно взвалил на спину поклажу и пошел вперед.

На пристани он поставил баул на землю и сказал.

– Все, дальше уже море. Я плавать не умею.

Но Лада шутку не оценила, без улыбки сказала:

– Иди, найди мне судно, отплывающее в Баку.

– А вы никуда не уйдете? – опасливо спросил Рустам.

– Разве я похожа на обманщицу?

Рустам пожал плечами.

– Сначала заплатите мне, а то в наше время, – глубокомысленно сказал он, – никому нельзя доверять.

– Мне можно, – сказала Лада, – иди, умник, не бойся.

Рустам не по-детски вздохнул и отправился выполнять поручение. Вскоре он вернулся с неутешительными вестями.

– Только одно судно плывет в Баку, – сообщил он – но капитан пассажиров не берет. Похоже, он вот-вот отчалит.

– Пошли к нему, бери вещи, – приказала Лада.

Но мальчик вдруг заупрямился.

– Сначала рассчитайтесь со мной.

Лада взглянула ему в лицо и поняла, что на этот раз он не уступит.

– Вы мне должны один дирхам, – твердо сказал Рустам.

– Вот тебе дирхам, – сказала Лада, протягивая монету, – отнеси мой баул к этому кораблю. А, если он меня возьмет, я еще добавлю.

Рустам схватил вещи и пошел к причалу. Матрос разматывал канат, готовясь бросить его на палубу, где стоял второй матрос. Рядом с ним находился коренастый человек с бородой, в чалме.

– Вот эта женщина, Селим, – закричал мальчик, – она гость в нашем городе, возьми ее, чего тебе стоит. Не позорь гилянский народ.

– Иди своего отца поучи, щенок, – огрызнулся капитан.

– Капитан, сколько стоит проезд до Баку? – спросила у него Лада.

– Она что говорит по-нашему? – спросил у мальчика капитан.

– А ты, что, глухой, сам не слышишь?

– Ну, подожди, – пригрозил капитан, – попадешься ты мне в руки.

И, обратив наконец внимание, на Ладу, сказал:

– Ханум-эфенди, простите, но корабль зафрахтован под груз. Пассажиров не берем.

– Я всего-навсего спросила, сколько стоит проезд, – сказала Лада, – неужели вам так трудно ответить.

– Ханум, мне не трудно, только что это изменит. Проезд стоит десять дирхамов с человека.

– То есть, один золотой динар, – уточнила Лада.

– Ну, это, смотря по какому курсу. Если бербери, то девять с половиной. А, если фарси, то одиннадцать.

– Я заплачу десять динаров. Это вам принесет выгоду. Поеду я одна, а заплачу за десять человек.

– Селим, – не унимался мальчик, – возьми ее. А не то я буду всем рассказывать, что ты бросил женщину в беде. Разве ты не видишь, что ей в Баку надо позарез. А представь, что твоя жена или сестра бы так просила кого-нибудь.

– Рот закрой, – рявкнул Селим, – а не то сейчас сойду на берег и тебе не поздоровится!

– Не сойдешь, это плохая примета. Отдав концы, с корабля не сходят.

– Эй, ты, – крикнул капитан матросу, готовящемуся убрать трап, – подожди, пусть эта ханум поднимется на борт. Возьми ее вещи.

Проходя мимо довольного мальчика, Лада сунула ему два дирхама и потрепала по щеке.

Волны бились между сваями деревянного причала. Снизу, сквозь крупные щели вылетали брызги морской воды. Лада с опаской шагнула на мокрый трап и поднялась на борт.

– Вам, наверное, еще каюту отдельную подавай, – проворчал капитан.

– Да, – твердо сказала Лада, – мне необходимо выспаться.

– Идите за мной. Море неспокойно. Не очень-то выспишься. Качает.

– Это ничего. Я меж верблюжьих горбов качалась целый месяц. Я привыкла.

– Кого-то вы мне напоминаете, – неожиданно сказал капитан, оглядываясь на идущую следом Ладу, – только никак не могу понять кого.

Он привел ее на верхнюю палубу и указал дверь.

– Вот ваша каюта.

Матрос занес вещи и удалился. Капитан топтался рядом, не думая уходить. Лада вопросительно взглянула на него.

– Хорошо бы заплатить, – сказал капитан, – за проезд.

Лада протянула ему стопку монет.

– Здесь половина, остальное в Баку.

– Ладно, – легко согласился капитан.

После этого он ушел, а Лада заперлась изнутри и сразу легла на деревянное ложе. Хотя до ночи еще было далеко. Только заснуть ей не удалось. Сколько бы она не закрывала глаза, ей представлялся караван, с которым она прибыла в Бендер-Энзели. Корабль качался на волнах, а ей казалось, что она по-прежнему сидит на верблюде. И дорога все не кончается. И конца этому пути нет. Она слышала крики, которыми обменивалась команда, лязг цепи, когда выбирали якорь. Из порта корабль выбирался на веслах. Потом видимо подняли паруса, так как судно словно напряглось и ускорило ход. В открытом море их встретил дождь. Моросить он начинал еще в порту, но здесь набрал силу и полновесность. На лицо девушки упала капля. Лада открыла глаза и в сумраке вечернем разглядела темное пятнышко в потолке. Крыша протекала. Лада подобралась и переместилась в сухой угол. И здесь, как ни странно в неудобном положении сразу заснула. То ли от звука дождя, барабанящего по всем поверхностям, то ли ее скрюченная поза уменьшила кровоток в какой-то вене, снабжающей голову кровью, проснулась она от сильного стука в дверь, глубокой ночью.

– В чем дело? – спросила Лада, обнажив кинжал.

– Выходите, ханум, – услышала она, – у нас большие неприятности. Мы в руках пиратов.

– Идите к черту, – ответила Лада, – я заплатила за проезд. Выйду только в Баку.

От сильного удара отлетела щеколда, и в каюту заглянул свирепого вида человек с мечом в руке.

– Выходите, ханум, – хрипло бросил он, – а то хуже будет.

Лада подчинилась. Накинув шаль, она вышла на палубу и увидела с десяток вооруженных до зубов людей. Гребцы перегружали товар на пристыковавшееся пиратское судно. Капитан, наблюдая за все этим, рвал на себе волосы.

– Что я скажу владельцу товара! Второй случай за месяц!

На палубе было довольно светло от множества факелов, горящих в руках пиратов.

– Кто она? – спросил главарь пиратов у капитана.

– Откуда я знаю, пассажирка. Будь я проклят. Зарекался же брать пассажиров. Вспомнил! – воскликнул он, – Вспомнил, кого она мне напоминает. Того человека, которого я вез месяц назад. И попал в руки пиратов. Та же ситуация. Как же я сразу не догадался.

Главарь пиратов сказал.

– Подойдите поближе, ханум, нам надо обсудить цену вашего выкупа.

Лада повиновалась. Под шалью она прятала руку, сжимавшую кинжал, готовясь вонзить его в первого, кто протянет к ней руку.

– Эй, вы, с факелами, посвятите, – сказал пират.

Он долго вглядывался в ее лицо, затем низко поклонился и сказал:

– Хвала Всевышнему, государыня, вы вернулись!

* * *

– Как вы себя чувствуете? – спросил Егор у моллы Панаха, когда они наутро подъезжали к Баку.

– Меня мучает совесть, – признался молла.

– Вообще-то я имел в виду ваше физическое состояние, голова не болит?

– Нет, все хорошо, спасибо.

– Странно, и у меня не болит, хотя выпили мы немало. Вы даже заснули у колодца, я потом перенес вас в дом.

– Прошу вас, не рассказывайте никому об этом, – попросил молла и добавил, – у нас здесь хороший воздух, морской. Если спать на чистом воздухе, голова никогда не будет болеть.

– Возможно, – согласился Егор, придерживая коня на перекрестке, – куда теперь?

– Налево, – ответил молла, – а ваш друг сдержит слово?

– А что он вам пообещал? – спросил Егор.

– Как, – испугался Панах, – разве вы не помните? Я про девушку, о его обещании отдать мне ее в жены.

– Ах, это. Конечно, сдержит. Почему у вас зародилось сомнение. Разве Али дал вам повод?

– Нет, что вы. Но мы все были пьяны. Чего не пообещаешь, будучи навеселе.

– Это не про него сказано, – заверил Егор, – хоть вы правильно подметили. Возможно, трезвый он не согласился бы отдать Сару. Но, коли, согласился, от своего слова не откажется. Слово, как говориться не воробей, вылетит, не поймаешь. Эти стены впереди – Баку?

– Верно, только, как вы появитесь в городе? Вас же могут схватить, не лучше было бы остаться за городом. В моем доме, пока все прояснится.

– Все предельно просто, – ответил Егор, – само собой ничего не сделается, устраниться от проблемы, не всегда лучшее решение.

– Позвольте мне высказать некоторое соображение, – сказал Панах, – собственно, эта мысль принадлежит вам. Вы ее выдали вчера, правда, в иной форме. В самом деле, как только я женюсь на Саре, мирза Джамал, кто бы он ни был, какой бы пост ни занимал его дядя, потеряет моральное право преследовать эту девушку. Есть законы мусульманские, не светские. Противостоять Корану никто не в силах. Что вы скажете на это?

– Я думаю, что вы знаете, о чем говорите. В таком случае, дождемся сегодня Али и сделаем брачную запись – кэбин. Пусть моя жена побудет еще сегодня у вас. А я поеду к себе домой и проверю, нет ли там засады.