– Ты слишком умен для раба, – заметил Али, протягивая руку к кувшину.

Пока Сархан тряс мальчонку, упорно не желающего просыпаться, Али наполнил чашу и осушил ее. Оставалась надежда на то, что это запоздалое письмо от купеческой жены. Но на бумаге было написано:

«Завтра возможен арест, дела плохи. Письмо сожги». Подписи не было, но был только один человек в Дамаске, который мог проявить к нему участие.

– Как тебя зовут? – спросил он мальчика.

– Ялчин, – ответил мальчик.

– Кто дал тебе это письмо?

– Какой-то человек, – мальчик пожал плечами, – он хорошо заплатил, поэтому мне пришлось ждать вас до ночи. Мать, там, наверное, с ума сходит.

– А отец?

– Отца нет, он от нас ушел.

Али еще раз взглянул на письмо, и бросил его в жаровню. Подождал, пока бумага вспыхнет. Достал золотой динар, сверкнувший в свете пламени, и дал мальчику.

– Это тебе, – сказал он, – за службу.

– Ух ты, золотой динар, – глаза Ялчина расширились, – вот мать обрадуется. Спасибо дядя, вы такой хороший. Благослови вас Аллах, во всех ваших делах.

– Твои слова дорогого стоят, – ответил Али. – А теперь беги домой, пусть мать успокоится.

Когда за мальчиком закрылась дверь, Али спросил:

– А Сара где?

– Она спит.

– Буди, мы уезжаем.

– Уезжаем? – переспросил Сархан. – Когда?

– Прямо сейчас.

– Может быть, дождемся утра.

– Ни в коем случае. Иди, разбуди ее и сам собирайся.

– Да мне то что собираться. Нищему собраться, только подпоясаться.

Али подождал, пока раб скроется в доме и налил себе еще вина.

– Да, но у меня есть кое-какое имущество, – запоздало сказал он ему вслед.

Юзбаши Егор

В 1233 году конийский султан Кей-Кубад при помощи хорезмийцев отнял у своего бывшего союзника, сирийского султана Малика Ашрафа, город Хилат, ставший, когда-то камнем преткновения между хорезмшахом Джалал ад-Дином и Маликом ал-Ашрафом. Из-за чего единственный мусульманский султан, могущий противостоять татарам, в конечном итоге потерпел поражение. Это вероломство заставило Айубидов объединиться. Владетель Египта, Малик Камил возглавил союз и начал захватывать земли на юге Анатолии. Кей-Кубад начал готовить новый поход против Айубидов, но скоропостижно умер. Глава хорезмийцев Кыр-хан был в группе эмиров, поддерживающих одного из сыновей Кей-Кубада – Кылыдж-Арслана, но престол занял другой сын Кей-Хосров. Последний не простил этого колебаний Кыр-хану. Он был обвинен в измене и заточен в крепости, где умер. Узнав об этом, эмир Баракат-хан увел хорезмийские войска из страны. Кей-Хосров, послал им вдогонку свою армию, но хорезмийцы разбили ее. После этого они поступили на службу к владетелю ал-Джазиры Малику ас-Салиху. При помощи хорезмийцев Малик ас-Салих стал захватывать земли Айубидов. Из предыдущего романа читатель знает, что наши герои встретились с хорезмийцами в тот период, когда они ушли от Кей-Хосрова и, выбирая себе службу, вели переговоры с мусульманскими правителями, в тот момент с Маликом Ашрафом. Стать и сила Егорки не остались незамеченными. Один из войсковых эмиров предложил ему службу. Егорка поначалу отказался, объясняя тем, что его свободолюбивая натура висакчибаши, не терпит подчинения. Эмир предложил ему должность, то есть, десятника, а затем юзбаши – сотника. И дал ему время на раздумье. Вскоре хорезмийские войска ушли из пределов Сирии, Егорка был предоставлен самому себе полгода, в течение которых он изнывал от безделья. Али целыми днями проводил в медресе, а ему занять себя было нечем. Охота в окрестностях Дамаска возможно и была, но гражданским людям оружие носить запрещалось. Когда от эмира пришло повторное приглашение, Егорка согласился. Он взял с собой Мариам (жены в обозе хорезмийцев были обычным делом) и присоединился к отряду. Он участвовал во всех сражениях. Но в его сотне бойцы долго не задерживались. Ибо со своими людьми он не находил понимания в одном вопросе – он не разрешал грабить дома мирных жителей. Мародерства не допускал и сам в этом не участвовал. Требовал платы за службу у эмира, и очень его этим раздражал. В спорах по поводу военной добычи – ганима, Егорка всегда приводил доводы, известные ему со слов Али. О правилах раздела добычи, установленных пророком Мухаммедом. Одна доля пехотинцу и две доли всаднику. И ни слова о грабежах и мародерстве. Спокойная аргументация ставила в тупик начальство, и от него вскоре отстали. Тем более, что это был один из лучших и бесстрашных младших командиров в хорезмийском войске. Когда Малик ас-Салих осадил и взял Дамаск, Егор, помня о своем друге, поспешил, чтобы первым оказаться у дома Али. Но двери оказались заперты. На стук никто не ответил:

– Али, это я, Егорка, – несколько раз крикнул он, думая, что Али заперся из страха за свою жизнь.

Поскольку дом безмолвствовал, Егор выставил оцепление вокруг и открыл дверь своим ключом.

– А, что, юзбаши, нам ждать здесь, пока ты все самое ценное подберешь? – спросил самый дерзкий из его отряда.

Егорка показал наглецу ключ и спросил:

– Что это? Как ты думаешь?

– Это ключ, – ответил смышленый воин.

– Правильно, а почему у меня находится ключ от чужого дома?

– Не знаю.

– Потому что это дом моего брата, и я поспешил сюда, чтобы не дать его разграбить. Наверное, ты, будь на моем месте, поступил бы также. Так что стой, и не говори лишнего.

Егор вошел в дом, закрыв за собой дверь. Комнаты были пусты. Он обошел их одну за другой. Вышел во внутренний дворик, внимательно осмотрел землю под ногами. Она совсем недавно была перекопана. Егор нашел лопату. И отрыл небольшой помост, под которым была пустота. Егор залез туда рукой, пошарив, вытащил небольшой кувшин. Больше в тайнике ничего не было. Этот кувшин принадлежал ему. Когда он решил уйти с хорезмийцами, спрятал в нем деньги на черный день. Егор вскрыл печать и высыпал деньги – все пятьдесят золотых динаров были на месте. «А где же этот умник?», подумал Егор, пряча деньги в поясе. В тайнике еще должны были лежать деньги Али, но их не было, второй кувшин был пуст. Он заглянул в него, потряс, и из него выполз клочок бумаги, на котором было написано: «Спасаюсь от преследования, но ты знаешь, где меня найти». Егор еще раз исследовал уже рукой внутренности кувшина, затем положил его обратно в тайник, зарыл помост и разровнял землю над ним. После этого он закрыл двери дома и увел своих людей. К вечеру Дамаск был полностью в руках хорезмийцев. Суета со сбором войск, перевязкой раненных, захоронением погибших длилась до полуночи. Когда со всеми делами было покончено, Егорка вернулся в лагерь разбитый за городом. Нашел в обозе Мариам, установил палатку, лег и сразу же заснул. Глубокой ночью его разбудил тихий голос жены:

– Кто-то стоит возле палатки, – прошептала она ему в самое ухо.

Егорка, обнажив меч, отдернул полог. У палатки стояло несколько человек. В лунном свете поблескивали их пики.

– В чем дело? – спросил Егорка.

– Юзбаши, тебя требует к себе Кушлу-хан, – объявили ему.

– Я арестован? – спросил Егор.

– Нет.

– Тогда, к чему столько солдат?

– Для безопасности, мало ли что.

– Я могу одеться?

– Конечно.

Егорка задернул полог, сунул жене кошель с деньгами:

– Как только я уйду, постарайся незаметно уйти из палатки. Спрячься и не показывайся, пока я не вернусь. Я не знаю, что у них на уме.

– А, что мне делать если ты не вернешься?

– Действуй по обстоятельствам.

Егорка обнял Мариам и вышел из палатки. Над Дамаском висело зарево пожаров. Со стороны города доносился шум. Солдаты продолжали грабежи, дозволенные командованием. В отсутствии Баракат-хана, штурмом Дамаска руководил Кушлу-хан, пресловутый встретил Егорку словами:

– А-а, урус, проходи, садись. Давно тебя не видел. Как сегодняшний бой? Надеюсь, ты вышел из него как обычно без единой царапины.

– Все в порядке, хан, – ответил Егорка, – благодарю за внимание.

– А много ли ты добычи взял?

Шатер военачальника был просторен и устлан коврами. Горело несколько светильников, освещая внутреннее пространство. Сам Кушлу-хан сидел на небольшом возвышении, подоткнув в бок подушки и сверлил Егорку недобрым взглядом.

– Ты же знаешь, мое правило, – ответил Егор.

Кушлу-хан недоуменно поднял брови.

– Я потому и спрашиваю. Я наслышан о твоих правилах. И был нимало удивлен, узнав, что ты присвоил золото. Нехорошо. Все время твердишь о том, что все общее. Как же так?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– До меня дошли слухи, что ты в одном из домов Дамаска нашел золото, и положил его в карман. Позовите свидетеля.

– В этом нет необходимости, – сказал Егор, – золото, о котором идет речь, принадлежит мне. И взял я его в доме своего друга. Я оставлял его там на хранение.

– Я вижу, что за словом ты в карман не лезешь, – недобро улыбнулся хан. – Но, так ведь любой может положить добычу в карман и сказать, что оставил на хранение. Какие ты можешь привести доказательства. Где твой друг, я пошлю за ним из уважения к твоей доблести.

– Я не нашел его.

– То есть, он не может подтвердить твои слова.

– Не может.

– В таком случае, золото должно быть внесено в общую долю. Дай его сюда.

– Этого не будет, – ответил Егор.

– Ты не оценил уважения, оказанного тебе, – раздражаясь, сказал хан, – ты, жалкий выскочка, осмеиваешься говорить нет мне! Кушлу-хану!

Военачальник повысил голос, свирепея. Он подал знак, и Егорку схватили за руки. Он мог бы вырваться, но почувствовал острие меча у затылка. С него сняли перевязь с пустыми ножнами (меч он оставил перед входом в шатер), обыскали, затем связали руки.

– В палатке смотрели? – спросил хан.

– Там ничего нет, – ответил один из людей хана.

– А жена? У нее спросили?

– Жена исчезла.

– Вот как, – удивился Кушлу-хан. – Да ты оказывается, не так прост, как кажешься. Все предусмотрел. Но ничего, надо полагать деньги у жены, а от мужа она никуда не денется. Привяжите его где-нибудь на видном месте. Чтобы отовсюду было видно. Подождете до полудня, а затем начните бичевать. Посмотри, так ли тебя любит жена, как ты предполагал. Уведите.

Тут в разговор вмешался эмир по имени Сары Келек.

– Хан, а может не следует его унижать на глазах бойцов. Дело уладится, а авторитет юзбаши будет потерян. Лучше запереть его, чтобы его никто не видел.

– Ты прав, – согласился хан, – но сейчас ночь. В темноте его никто не узнает. А его жена где-то рядом, глядишь, и выкупит мужа. Пусть повисит до утра. Я видел на холме подходящую перекладину. Распните его на ней. Ему это понравится. Ты ведь христианин – урус.

– Ты ошибаешься, я не христианин.

– Мусульманин? – удивился хан.

– Нет, у меня свои Боги.

– Уведите, – повторил хан.


Говоря о подходящей перекладине, Кушлу-хан имел в виду дерево на холме, у подножия, которого был разбит лагерь. В него когда-то ударила молния, оно высохло, почернело, растеряло листву и тонкие ветви. И, в самом деле, издали напоминало перекладину. Ствол и две оставшиеся поперечные ветки. Ветки росли на разных уровнях. Поэтому, когда Егорку привязали к нему, одна его рука оказалась выше другой, а тело скособочено. То есть, это была пародия на распятие. Первым дело Егор вспомнил Иисуса Христа, но тут совершенно явственно услышал, как кто-то рядом сказал:

– Не богохульствуй.

Егор покрутил головой – никого. Было довольно ветрено, и он решил, что ему послышалось.

– Что головой крутишь, – услышал он, – не нравится.

Теперь голос доносится снизу. Егор опустил голову. Его сторожили двое, один, ухмыляясь, смотрел на него. Это был тот самый наглый солдат из его сотни.

– Почему же, нравится, – ответил Егор.

– А чего головой крутишь?

– Вид отсюда хороший, любуюсь.

– Ну, ну, любуйся. Будешь знать, как зажимать добычу. Давай поделим деньги, и я тебя развяжу.

– Да, пошел ты, – бросил Егор.

Хорезмиец бесновался внизу, осыпая его проклятиями. Но Егор смотрел в небо, не обращая на него внимания. В прорехах облаков еще виднелись звезды, но небо затягивали грозовые тучи. И кое-где над вершинами гор начинали посверкивать тоненькие полоски молний.

– Все к этому и идет, – сказал вслух Егорка, думая о грозе. До утра было еще далеко. Егор услышал, как охранники устанавливали очередность сна. Вскоре один ушел вниз по склону, где была установлена палатка сторожевого поста, а второй – насобирал хвороста, и запалил костер. Над Дамаском все еще виднелось зарево догорающих пожаров. Основные силы хорезмийцев были сейчас в городе. В лагере за городом находилась ставка командующего, и гарнизон охраны. Сотне Егорки как раз и выпал черед войти в охрану. А если бы не это, то сегодняшнего инцидента, возможно, и удалось бы избежать. Когда бы его бойцу выпала возможность донести командующему на своего юзбаши. Молния сверкнула ближе, а через несколько времени донеслись раскаты грома. Хорезмиец, подняв плечи, опасливо поглядывал на небеса. Усилившийся ветер терзал робкое пламя костерка.