Шейла Бишоп

Девица на выданье

Часть первая

ДЕРЕВЕНСКИЕ СОСЕДИ

Глава 1

Уордли-Парсонейдж, дом приходского священника, располагался в, парке, окружавшем Уордли-Холл. Он стоял между Довер-Хаус, домом, предназначенным для вдовствующих матерей баронетов-наследников, и церковью. Вид из утренней гостиной ничем не оправдывал славу исключительно живописного места – никаких сводчатых арок, никаких низвергающихся потоков, во всяком случае, в его поле зрения. Но преподобный Тео Кейпел, смотревший в окно в то апрельское утро 1811 года, был вполне удовлетворен картиной, открывающейся его взору: зеленая трава, раскидистый орешник и дорога, бегущая прямиком к импозантным воротам с нарядной каменной сторожкой.

– Думаю, тебе стоит позавтракать, любовь моя, – произнесла жена, сидевшая за столом.

Он отошел от окна и присоединился к ней: мужчина могучего сложения, тридцати трех лет от роду, с честным, открытым лицом, которое свидетельствовало, что его хозяин имеет пристрастие к свежему воздухе. За два часа до завтрака он уже обошел приход, в то время как супруга его занималась домашними делами. Муж и жена нежно смотрели друг на друга поверх стола, накрытого белой крахмальной скатертью.

Луиза Кейпел была мала ростом и хороша собой. У нее были голубые глаза и густые блестящие волосы, покрытые чепцом. Эта особа держалась весьма уверенно, поскольку не только являлась женой пастора, но также благодаря целому ряду обстоятельств обладала громадным авторитетом и значимостью в приходе и привыкла с ловкостью управлять жизнью большинства его обитателей, включая собственного мужа.

Она встревожилась, услышав легкий стук в дверь, за которым последовало какое-то движение в прихожей.

– Кто бы это мог быть в такой час? И почему Хаттон позволил им войти? Надоедливые создания, они никогда не оставляют тебя в покое.

Дверь гостиной приотворилась, и веселый голос произнес:

– До чего же вы сердиты, Луиза! Мне что, уйти?

– О, это ты, мой дорогой друг! – воскликнул пастор. – Позавтракаешь с нами?

– Но меня еще не пригласили, – возразил его старший брат, входя в комнату. – И вряд ли Луиза сжалится надо мной, ведь она не одобряет, когда прихожане вторгаются в твое жилище в столь ранний час.

– Что за глупости вы говорите? – произнесла Луиза, улыбаясь, и зазвонила в колокольчик. – Мы не виделись с понедельника, садитесь же и расскажите нам новости. Хаттон, будьте так добры, принесите сэру Ричарду чашку и блюдце, – обратилась она к вошедшему слуге.

Сэр Ричард Кейпел сел на стул рядом с ней. Он был выше своего брата и исключительно хорош собой, с волосами цвета воронова крыла и великолепным профилем. В юные годы это был настоящий Адонис, а сейчас, в тридцать семь, пережив смерть жены, последовавшую после долгой болезни, он прибавил к своей внешности твердость и исключительную силу характера – эти качества ясно читались на его лице. Он был восьмым баронетом – его баронетство восходило ко временам гражданской войны, – членом парламента и патроном прихода, который он девять лет назад подарил Тео.

Теперь, поскольку он жил в Уордли-Холле со своими детьми, сэр Ричард довольно много времени проводил в обществе брата и невестки.

– Вы спросили меня о новостях, – сказал он, отпивая кофе. – Их у меня две. Во-первых, Верни уже в пути. Он может прибыть к обеду.

Тео бросил на него быстрый взгляд и спросил:

– Как ты думаешь, почему он приезжает?

– Полагаю, у него ветер свистит в карманах. Надеюсь, вы не станете напоминать мне, что я не должен его принимать? Он мот, конечно, но не умирать же ему с голоду?

– Я бы никогда не осмелился учить тебя, Ричард, – сказал пастор, заметно вспыхнув. – Тебе следовало бы это знать.

– Ты прав. Приношу свои извинения.

– Что до меня, я считаю это возмутительным, – заявила Луиза. – Бесстыдство Верни не знает пределов. И притом – ни тени раскаяния.

– Это верно, – холодно согласился Ричард. – Даже ребенком он никогда не мог сказать, что сожалеет о своих поступках. И все же будь к нему справедлива, Луиза. Уордли все еще его дом, и у него не было другого с тех пор, как ему пришлось оставить полк.

– Он мог бы перевестись в другое место. Ему не следовало уходить в отставку.

– Не думаю, что армия пошла бы ему на пользу.

Дело было в том, что его младший брат, служивший в гвардии в Лондоне, представлял собой собрание практически всех безрассудств, одолевающих младшего офицера в маленькой части, где нечем заняться, как только приятно проводить время. В конце концов, он ухитрился нарушить неписаный армейский закон, соблазнив жену одного из товарищей по оружию.

Будучи человеком молодым, он имел право на некоторое количество безумств, но этот случай был совсем особым и весьма бесчестным. Луиза нисколько не сочувствовала Верни и не очень-то хотела видеть его. Ни намека на скандал не было в семействе Кейпел на протяжении последних трех поколений. ( Хотя в былые годы их предки, разумеется, вели себя не менее отвратительно, чем любые другие предки, впрочем, на свой, аристократический манер.) Луиза полагала, для Верни было бы гораздо лучше послужить солдатом где-нибудь в дальней части Англии или даже в Испании, пока все не забудется, и уже собиралась высказать свое мнение, когда Тео сменил тему:

– Ну а какова же твоя вторая новость, Ричард?

– Кое-что приятное. Боуер нашел нового арендатора на свои владения в Белл-коттедже.

– Нового арендатора? Значит, ему не придется закладывать свою собственность?

– Разумеется, нет. Когда он был в Лондоне, собираясь отплыть в Вест-Индию, он встретил каких-то старых друзей своей матери, которым не терпелось поселиться в этой части страны, – старую деву и ее компаньонку. Сейчас они ведут переговоры с Ковердейлом.

– Как странно, – подала голос Луиза. – Выбрать дом, который они никогда не видели.

– Мисс Джонсон родом с севера, и ей посоветовали поменять климат на более мягкий. Полагаю, они хотят поскорее где-нибудь осесть.

– Осмелюсь сказать, такие соседи будут нам полезны, – заметил пастор. – Может быть, они станут помогать тебе в твоих добрых делах, моя дорогая.

Счастливая догадка пронзила Луизу.

– Или смогут играть в вист с генералом.

– Надеюсь, что смогут, – смеясь, отозвался Ричард. – Это был бы настоящий акт благотворительности.

Вскоре после этого разговора сэр Ричард оставил пасторский дом, красивое строение из камня, выветрившегося от времени, не такое старое, как церковь, но значительно старше основательного, солидного Довер-Хаус. Мать сэра Ричарда умерла, и последние десять лет во вдовьем доме жил генерал Сент-Джон Бойс со своей женой и внучкой. Неподалеку от Довер-Хаус и располагался Белл-коттедж – нарядный маленький домик, жилище фермера-труженика, с крытым черепицей и очаровательным круглым экером. Из-под плоской крыши портиком выглядывали оконца с частым переплетом, а среди спиральных дымовых труб возвышалась миниатюрная башенка.

Капитан Боуер, друг Ричарда по флоту, вел здесь мирную деревенскую жизнь за половинную плату; теперь он был назначен командовать кораблем, отправляющимся в Вест-Индию, и коттедж несколько недель пустовал. Ричард отпер низкую калитку и пошел по узкой дорожке (все в коттедже было очень маленьким). Он заметил, что водосточный желоб забит листьями и одно из оконных стекол разбито, а дорожку захватили бледные, пронзительно пахнущие примулы на зеленых стеблях. Действительно, выглядит несколько странно, думал он, – незнакомая леди желает снять дом в глухой деревушке, которую она никогда не видела. Обойдя коттедж кругом, сэр Ричард вышел в сад, примыкающий к задней части дома, и обнаружил, что он не один.

На железной скамейке под мокрым ясенем сидела высокая, довольно-таки пухлая девица в ярко-розовой мантилье, деловито рисовавшая что-то в альбоме для набросков. Это была внучка генерала Бойса из вдовьего дома, и звали ее Харриет Пайпер.

Завидев хозяина поместья, она вскочила на ноги:

– О, сэр Ричард, доброе утро! Я посягнула на... но я надеюсь, вы не возражаете...

– Пока коттедж не занят, вы можете приходить сюда, когда захотите, Харриет, конечно, если не боитесь простудиться в такую неподходящую погоду.

– Я никогда не простужаюсь, – заверила она его, ее большие карие доверчивые глаза источали дружелюбие. – Правда, что Верни наконец возвращается домой? Он пробудет здесь все лето?

Ричард не слишком стремился подогревать интерес Харриет к его шалопаю брату. Он сдержанно сказал, что, хотя Верни ожидают еще до обеда, не похоже, чтобы он надолго задержался в деревне.

– Он никогда не бывал здесь с тех пор, как вступил в армию, вы же знаете.

– Но ведь он вышел в отставку, разве не так? Дедушка говорит... – Харриет замолчала, и Ричард с некоторым удивлением отметил, что даже она, при всей своей непосредственности, не решается повторить комментарии деда о молодом человеке, который отверг военную карьеру, хотя мог бы убивать французов.

– Да, Верни забрал свои бумаги, – сказал он бесстрастным тоном, который делал невозможным дальнейшие расспросы. – Я должен идти в конюшни. Приятного утра, Харриет.

Глава 2

После того как фигура сэра Ричарда исчезла за углом Белл-коттеджа, Харриет стала размышлять об их короткой беседе, с неудовольствием сознавая, что он счел ее вульгарно-любопытной и, вероятно, даже нахальной. Всю жизнь ее ругали за то, что она выбалтывает вещи, о которых лучше было бы помолчать. Ну что ж, сделанного не воротишь, нет смысла рыдать над пролитым молоком. Она снова уткнулась в свой альбом для набросков. Ей всегда хотелось нарисовать Белл-коттедж именно под этим углом. Прелестная густая тень, которую отбрасывали двери столовой, придавала всей композиции восхитительную загадочность.

Рисование входило в школьную программу, но, в отличие от большинства молодых леди, для Харриет рисование было истинным удовольствием, она любила его даже больше, чем чтение. Когда она рисовала или писала, то никогда не чувствовала себя одинокой, хотя на самом деле такой и была, потому что большую часть времени проводила одна. У нее не было настоящих друзей – дедушка с бабушкой таковыми считаться не могли.

Генерал Сент-Джон Бойс участвовал в войне против американских колоний, воевал также и в других местах, но ни известности, ни славы не заслужил. Обе леди обошли его своим вниманием. Он любил праздную жизнь и, хотя у него был определенный доход, вполне довольствовался жизнью в Уордли под крылом сэра Ричарда Кейпела, дабы избежать утомительной ответственности за какую-либо собственность. Его жена интересовалась свой внешностью, своим спокойствием и своим питанием, и, к тому времени как Харриет с нею познакомилась, мало что еще занимало ее ум.

Харриет была старшей дочерью их единственного ребенка – Генриетты, которая, будучи прелестной девушкой семнадцати лет, страстно влюбилась в купца из Ист-Индии, вдвое старше ее. Следует отдать должное Бойсам – они не были корыстными. Им не слишком нравилась партия, но Генриетта твердо решила стать богатой, и она сделала жизнь своих родителей столь невыносимой, что они быстро сдались. Выйдя замуж за своего набоба, Генриетта оказалась совершенно несчастной. Она все больше и больше ненавидела своего мужа, и это, к сожалению, повлияло и на ее чувства к маленькой дочери. Когда Пайпер скончался в 1798 году, она оставила ребенка на попечение матери и опять вышла замуж, на этот раз по любви. Ее второй муж был солдатом; она следовала за ним по всему свету, таская с собой подрастающую орду детишек, но всегда находились причины, почему Харриет не могла воссоединиться со своей матерью: их теперешний дом слишком мал, полковое общество – неподходящее место для незамужней девушки, ну и тому подобное. Как раз теперь они были в Ирландии, и миссис Фелтхэм нашла новую отговорку: Харриет необходимо остаться в Уордли ради спокойствия ее бабушки.

Харриет давным-давно поняла все эти увертки. В восемь лет она заявила: «Мама меня не любит». Гувернантка наказала ее за то, что она – злая и неблагодарная, так что девочка научилась помалкивать по этому поводу, но она очень хорошо знала, что мать ее не любит, что бабушка и дедушка просто терпят ее присутствие, их не слишком заботит, есть она или нет. Они никогда не относились к ней плохо – просто равнодушно. Ее отправили в дорогую закрытую школу в Бате, за которую платили ее опекуны, черпая деньги из немалого состояния, завещанного ей отцом. Теперь она превратилась во взрослую молодую леди, школа осталась позади, и дни в Довер-Хаус казались ей иногда очень долгими.

Она вернулась домой около часу дня, набросок был окончен, но ноги оледенели, потому что она долго просидела на холодном весеннем ветру. Дедушка, худой, очень сутулый человек, сидел в своем кабинете и читал газету. Он спросил, где она была, только чтобы спросить что-нибудь, а не потому, что ему хотелось это знать.