Dave Admirer - Девочка Дьявола. Нарушитель.

На звонок ответил Алехандро. Его голос звучал низко, но спокойно.

- Как она? - тихо спросила я, блуждая взглядом по синей поверхности.

- Сейчас спит.

- Насколько всё серьезно?

- Лечим отит. Но пока непонятно. Держится высокая температура. Врач назначил повторно КТ и дополнительные анализы, - голос был спокойным, но я чувствовала, что Алехандро сдерживал тревогу за сестру.

- Она спрашивала про меня?

- Да.

- Я могу тебя попросить…

- Я наберу тебя, когда она проснется и спросит о тебе.

- Спасибо, Алехандро.

- Ты приедешь? - голос звучал ровно, без нажима и уговоров, но я чувствовала - Алехандро, как и его мать, просил меня приехать к Исабель. Я знала, что не буду там лишней.

- Я… Я не знаю. Мне нужно подумать… - я не стала говорить ему, что на завтра заказан джет, и я должна была улетать в Азию.

- Хорошо, - он по-прежнему не давил, не уговаривал, не рисовал страшные картины болезни Ибби, но я знала, что малышка в плохом состоянии.

На заднем плане послышался женский голос, и спустя пару секунд донья Летисия произнесла в трубку:

- Мы будем признательны, если вы приедете.

Я нахмурилась - ее повторная просьба только подтверждала мою мысль о состоянии Ибби.

Ни Алехандро, ни его матери я не дала конкретного ответа и, завершив разговор, вздохнула - однажды мной было принято скоропалительное решение, и из этого ничего хорошего не получилось. Я не могла объяснить Алехандро, что моя поездка в Мадрид будет дорого мне стоить. Я уже раз сделала выбор в пользу любви к ближнему, а не любви к своему мужчине, и потеряла Ричарда. Ситуация повторялась. Я могла тысячу раз убеждать себя в том, что в случившемся виноваты взрослые - Алехандро, который полез, куда не следовало, Барретт, который показал, что его трогать не стоит; понимала, что у ребенка есть родители, хорошее мед.обеспечение, но истина была проста. По одну сторону стояла маленькая девочка, которая нуждалась в моей поддержке, а по другую - Ричард с его рациональным, не склонным к сантиментам мышлением.

Я должна была найти выход из этой ситуации. Должна была хотя бы попытаться. Ведь есть телефон, смс, facetime, скайп в конце концов. Я повторяла и повторяла эту мысль, стремясь себя в чем-то убедить, а время между тем поглощало меня бездной, заполняя все вокруг темнотой.

Сидя на полу, я смотрела в одну точку и этот темно-синий цвет продолжал заполнять мой мир. Прошла минута, а может быть и час, когда в моей руке завибрировал телефон, возвращая меня в реальность. На экране отобразилось имя “Ибби”, и я сжала смарт, словно утопающий соломинку, надеясь, что смогу выйти из этой ситуации без потерь.

- Ибби, хорошая моя, как ты?

- Приезжай ко мне, пожалуйста, - слабо прошептала она, и от этого голоса у меня сжалось все внутри.

- Ибби, я с тобой, я буду на связи… ты можешь мне звонить в любое время дня и ночи. И я тебе буду звонить.

Молчание, словно она пыталась осознать услышанное.

- Ты ко мне не приедешь? - голос звучал глухо и очень слабо.

- Я… я с тобой, на связи… - выдавила я из себя, всё еще надеясь выпутаться и уйти от выбора.

- Ты ко мне не приедешь? - слабо повторила она, и в этот раз в ее голосе прозвучали нотки страха, перечеркивающие мою надежду найти еще один путь решения дилеммы. - Приезжай, пожалуйста, с тобой не будет так болеть… - тихо просипела она, и сердце сжалось еще болезненней. Я ей верила. Как любила повторять моя мама, когда вспоминала начало их с папой отношений: “Самым лучшим лекарством оказался Фрэнк”.

В трубке слышалось тяжелое детское дыхание, глаза жгло солью Соляриса, на грудь давила толща воды, и я понимала - пришел момент истины, когда нужно сделать выбор. Третьего не дано.

По одну сторону от меня стояла Исабель и ждала моей поддержки, ждала, что я помогу ей справиться с болезнью.

Я не знала, почему она, находясь в окружении семьи, звала меня, но понимала ее привязанность ко мне и не снимала с себя ответственности за сложившуюся ситуацию - слишком близко я подпустила ребенка к себе, слишком сильно окутала ее своей нерастраченной нежностью. “Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили”.

По другую сторону от меня стоял Ричард. Он даже не смотрел на меня - как обычно, он разговаривал по телефону, решая очередной производственный вопрос.

Он меня не звал, был самодостаточен, мог вполне меня заменить, но он был моим мужчиной, моей судьбой, без которого я чувствовала себя однокрылой птицей.

Любовь к ближнему или любовь к мужчине. Поступить правильно с точки зрения установок социума - оказать помощь ближнему, тому, кто в ней нуждался и просил, или поступить эгоистично - сохранить для себя отношения.

И чем больше я думала об этом, тем яснее вырисовывалась картина. Сейчас выбора, как такового, не существовало - я его уже сделала много ранее, когда согласилась идти по судьбе своего мужчины. Сделав шаг в его сторону, я приняла Ричарда и его мир полностью, иначе нужно было отказаться вовсе. Третьего не дано.

- Я не смогу приехать, - тихо, но уверенно проговорила я в трубку.

- Почему?

Я закрыла глаза и горько усмехнулась. Насколько нелепыми были оправдания. Я не могла сказать ребенку, что отказываю ей в помощи из-за поездки на свадьбу, потому что вполне могла пропустить это мероприятие - уверена, Нари меня бы поняла. Я не могла сказать, что во мне нуждались, что я была незаменима, потому что это было не так - в случае моего отказа Барретт вызвал бы Марту. Я даже не могла сказать Ибби, что возникли обстоятельства или форс-мажор, которые мешают моему приезду в Мадрид, потому что это было ложью. Возможность была - меня никто насильно не держал, и мне ничего не угрожало, иначе Барретт не заверил бы меня лично, что опасности нет, усилил бы охрану, ограничил мои передвижения, или вообще отправил бы домой в Штаты, когда началась история с Алехандро и его отцом. Всё это означало, что я беспрепятственно могла прилететь к малышке в Мадрид. Уверена, скажи я о своем намерении Алехандро, он и его мать организовали бы для меня воздушный коридор в течение получаса.

- У меня есть обязательства перед моей семьей, и я не могу их нарушить…Я буду на связи, я есть, я с тобой… - тихо, но уверенно проговорила я и, сглатывая ком в горле, добавила: - Рядом твоя семья, мама, папа и любимый брат. Они тебя очень любят и не позволят случиться с тобой ничему плохому.

Мне хотелось верить в эти слова, но я понимала, что мой отказ ребенку - лишь тщедушные попытки оправдать себя и свой выбор.

- Но ты не приедешь… - тихо просипела она, и ее слова звучали осознанно и по-взрослому.

- Я буду звонить тебе так часто, как ты этого захочешь, - повторила я, но Ибби не ответила.

Она не звала, не упрекала, не плакала, но я отчетливо видела, что своим выбором я сделала больно детской душе. Принимая сторону Ричарда, входя в его мир, я отказала в помощи невинной душе. Подобных испытаний и следовало ожидать, когда я пошла по судьбе своего мужчины. Я не питала иллюзий, осознавала всю тяжесть последствий для себя и была готова к таким поворотам, но это не означало, что мне не было больно жить с этим выбором.

Но боль я воспринимала правильно - так я чувствовала себя живой, не потерявшей себя в холодном, рациональном, жестком и временами жестоком мире моего мужчины.

- С тобой все будет хорошо, рядом твои близкие, - будто доказывая что-то, ответила я, но мои слова утонули в пустоте - разговор был окончен. Чуть позже я еще раз позвонила, но мне ответила донья Летисия с просьбой больше не беспокоить Ибби, и я ее понимала.

Я убеждала себя в том, что мой отказ был на пользу, так малышка переключится на свою семью, найдет в ней защиту и поддержку, это их сплотит, но перед глазами вставала бледная Ибби из моего сна, ее холодные объятия и слабый шепот. Я гнала этот образ из головы, но он каждый раз возвращался. “С тобой не будет так болеть...” - слышался тихий голос Ибби и накрывал меня тяжелой волной. Сны я всегда считала диалогом с моим ангелом-хранителем, каналом связи с ним и не могла игнорировать этот посыл.

Я вспоминала тяжелое детское дыхание и осязала пальцами холод сделанного мной выбора, и он давил на меня тяжестью болезни. Я даже слышала медицинский запах больницы, который навсегда въелся в мое сознание могильным холодом после ухода мамы и инфаркта отца. Так уж сложилось в моей жизни, что слово “Болезнь” было для меня не только триггером в прошлое, но и синонимом к слову “Последствия”. Я осознавала, что могла преувеличивать тяжесть состояния Ибби. Ну кто в детстве не болел отитом или ОРВИ? Но я вновь вспоминала сон, бледную Ибби, и моя чертова интуиция била по вискам, не давая мне отпустить ситуацию.

Я лишь надеялась, что Ибби, находясь в надежных руках лучших медиков и в кругу семьи, будет в порядке. “Она не одинока, я ей не нужна”, - в тысячный раз гнала я образ из сна, но где-то глубоко в сознании жил страх последствий.

Так и произошло… Болезнь Исабель дала тяжелые осложнения, что в свою очередь привело к параличу левой стороны лица и глухоте, будто Высшие Силы наказали не только всю семью Медины, но и показали мне всю жестокость сделанного мной выбора. Каждый раз, возвращаясь к тому дню, я задавалась лишь одним вопросом - дала бы болезнь Исабель такие тяжелые последствия, если бы я тогда пришла ей на помощь, как она и просила. Но жизнь не знает сослагательного наклонения - выбор был сделан, и я продолжала с ним жить.

- Добрый вечер, Алехандро, - я официально улыбнулась и направилась навстречу ему.

Я не видела Алехандро с того самого злополучного Хэллоуина. От Сиены и Паломы я знала, что еще прошлой зимой Ибби увезли в Израиль, на лечение в одну из частных клиник, а Алехандро ушел в академку, чтобы сопровождать маму и сестру. Лично он на связь со мной не выходил, но подруги меня держали в курсе новостей. После операции удалось восстановить слух на правое ухо на 20%, что было очень большой радостью и надеждой, но восстановление лицевого нерва требовало гораздо больше времени. Также от подруг я узнала, что недавно Алехандро вернулся в Мадрид, чтобы закончить магистратуру.

Сейчас я отметила, что во взгляде Алехандро появились зрелость и сдержанность, которых не было год назад. В его походке и повадках проявлялась жесткость и исчез юношеский налет. Что ж, для него школа Барретта тоже не прошла бесследно. Он, определенно, повзрослел. Мы все повзрослели.

- Рада видеть тебя на выставке, - улыбнулась я, скрывая удивление. Он мог знать от Паломы, что я сейчас в Мадриде организую выставку, и, значит, пришел сюда целенаправленно, чтобы увидеть меня. Но зачем?

Он тепло улыбнулся на мое приветствие, но от него веяло холодом. Скрывает свою неприязнь ко мне, надев маску политика? Не похоже.

Вся эта ситуация казалась неправильной и запутанной.

- Благодарю за приглашение.

В его руке блеснул конверт с надписью “Добро пожаловать на выставку”, и мне вновь пришлось скрывать свое удивление - в списке приглашенных и клиентов галереи не значилась семья Медина, но, учитывая пристальный взгляд, брошенный на меня Кейт при появлении Алехандро, я догадалась, откуда дует ветер.

Кэтрин. Это произошло две недели назад на одном из благотворительных приемов. Разговор зашёл о политике и победе Медины на выборах, и кто-то заметил, что политик в течение всей кампании появлялся на публике один, без жены и детей.

Я промолчала, но кто-то из присутствующих прояснил ситуацию, рассказав о проблемах с дочерью политика. Я не помнила, чтобы в официальных СМИ где-то упоминалось о здоровье Исабель, но в кулуарах бомонда это не было тайной.

Казалось, я выстояла этот экзамен, не показывая чрезмерных эмоций, но кто-то обронил фразу, что ребенку десяти лет безусловно нужна поддержка матери и семьи, а я машинально поправила.

“Ибби всего шесть… вернее уже семь” Все заохали, но Кэтрин бросила на меня внимательный взгляд, и я поняла, что прокололась. Проницательная Кейт все-таки уловила пусть и мимолетную, но глубокую, больше чем просто сочувствие, эмоцию на моем лице. Позже она спросила, знакома ли я с семьей Медина, и мне пришлось сказать, что они наши соседи на побережье.

Сейчас, рассматривая, приглашение в руках Алехандро, я понимала - Кэтрин не любила загадок, не любила, когда ее водят за нос, всегда докапывалась до сути, поэтому в очередной раз сыграла свою игру, как несколько лет назад, когда столкнула меня в клубе с Барреттом. Что ж, мне с ней предстоит серьёзный разговор.

- Хорошо, что ты приехал, - поймала я его внимательный взгляд и спросила с надеждой в голосе: - Как Ибби?

- Все еще в Израиле с мамой, - кивнул он, и я вздохнула. Если бы лечение дало положительные результаты, он бы поделился со всеми этой радостью.