Dave Admirer - Девочка. Книга первая

Барретт тут же пошевелился и выйдя из меня откинулся на спину, успокаивая дыхание и вытирая себя моими порванными трусиками.

По наитию, неосознанно, мое тело потянулось к нему, но сейчас, когда он пришел к завершению, я чувствовала, что он вновь разорвал наше пространство, оставляя меня одну.

Я хотела пойти в ванную, чтобы смыть с себя остатки его отравляющего уранового извержения, но как только я немного подтянулась к краю кровати, чтобы встать, меня придавила его тяжелая рука.

— Нет, — коротко отрезал он, и я, вспомнив, что он запретил мне мыться после секса с ним, вновь опустила голову на подушку и свернулась калачиком, ощущая его запах на себе, словно я вся была пропитана им.

Прислушавшись к своим ощущениям, я отметила, что вновь чувствовала себя опустошенной, будто он напился вдоволь моей энергии, оставляя меня без сил. Правда, в этом был один плюс — мои веки быстро отяжелели и я провалилась в небытие.

Проснулась я от трезвонившего в спальне телефона. Открыв глаза, я увидела, как Ричард, резко сев на кровати, взял лежавший на тумбочке сотовый, и ответил на звонок. Выслушав собеседника, он лишь тихо бросил “понял” и дал отбой, а уже через минуту, натянув на себя боксеры, вышел из спальни, на ходу набирая номер. Повернув голову к стеклянной панели, я обнаружила, что на улице все еще было темно — скорее всего, раннее утро. Приподнявшись в постели, я немного напряглась, но вспомнив, что это не первый ночной звонок Барретта вновь опустила голову на подушку. “Вероятно, опять дела”, - мысленно пожала я плечами, но как только я об этом подумала, в спальню вошел Барретт и жестко бросил:

— Собирайся, мы возвращаемся в Сиэтл.

* * *

* В английском языке нет вежливой формы ВЫ, но для русского варианта я все же решила обыграть этот переход с ВЫ на ТЫ.

** Стейк Кобе — мраморная говядина премиального качества, получаемая от быков японской чёрной породы разновидности тадзима, выращенных в префектуре Хиого.

* "Сестра Кери" роман Теодора Драйзера. Главную героиню звали Кери, сокращенно от Каролина.

** Малиновый торт "нежный поцелуй"

— Что-то случилось? — тревожно спросила я, догадываясь, что Барретт мог прервать поездку только по каким-то форс-мажорным обстоятельствам.

— Иди к себе. Дуглас сейчас зайдет за твоими вещами. Мы вылетаем через час, — отдал он очередное короткое распоряжение.

В руке Барретта опять зазвонил телефон, и он вновь вышел из спальни, на ходу отвечая на звонок.

— Ты уже на месте?.. — последовала короткая пауза и вновь его жесткий голос: — Понятно, что это диверсия. Сандерс, поднимай всех своих и найди мне этих ублюдков…

Барретт еще что-то говорил, но я уже не слышала, потому что он ушел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Включив ночник, я нашла в постели свою скомканную “пижаму” и, быстро ее надев, по инерции начала искать свое нижнее белье. Тут же наткнувшись глазами на разорванную испачканную ткань, лежавшую на полу, я вспомнила, как Барретт сперва наматывал на ладонь мои порванные трусики, а затем ими вытирался. Зажав порванную ткань в руке, я натянула майку пониже на бедра и вышла из хозяйской спальни без нижнего белья, надеясь, что никого не встречу по дороге.

Пока я собиралась, внутри меня свертывался клубок из двух противоположных эмоций, путаясь светлыми и темными оттенками: яркая шелковая нитка вырисовывала слово “свобода”, дававшее мне чувство облегчения, словно снятые с меня путы, и от этого на душе становилось радостно и комфортно. Но рядом путалась узлами темная нить, вырисовывая слово “диверсия”, и я ловила себя на мысли, что мне было неспокойно за Барретта, отчего я удивлялась самой себе, не понимая, по какой причине меня тревожили его проблемы.

Приведя себя в порядок, я быстро начала бросать вещи в сумку, морщась от того, что одежда была сложена неаккуратно, а взглянув на шелковое платье, одиноко висевшее на вешалке, я на мгновение остановила сборы и, нежно пройдясь ладошкой по ярким бабочкам, будто прощаясь с ними, так и оставила полюбившийся мне наряд в гардеробной — это платье я никогда не считала своим, скорее, оно было взято на прокат.

Надев джинсы, я застегнула под самое горло ворот белой льняной блузки и, разгладив ладошками закругленный воротничок и рукава-фонарики, была готова ехать.

Но Барретт все еще говорил по телефону в кабинете, а я, не зная, чем себя занять начала заправлять постель. Внезапно послышался стук в дверь, и после моего разрешения в комнату вошел Дуглас, как всегда собранный и готовый к любым неожиданностям.

— Доброе утро, мисс Харт, — поздоровался он и, подхватив мою сумку, добавил: — Следуйте за мной к машине.

Через полтора часа мы втроем, Барретт, Дуглас и я, сидели в салоне частного джета, набирающего высоту.

Я кинула прощальный взгляд на Нью-Йорк, который становился все меньше и меньше под крылом нашего самолета, и повернула голову в сторону Барретта, который сидел напротив в удобном кожаном кресле и был погружен в работу, стуча по клавишам своего ноута.

Украдкой рассматривая его лицо, я пыталась понять по его состоянию, насколько велика была проблема с диверсией, но он, как обычно, был спокоен, и от него не исходило ни агрессии, ни злости, ни тревоги, отчего казалось, что у этого человека было все под контролем, несмотря на неожиданный отъезд.

За все время поездки к аэропорту он ни разу не посмотрел в мою сторону и не заговорил, отчего я укреплялась в мысли, что по возвращению в Сиэтл меня отпустят домой. Барретт четко обозначил срок моего наказания — на поездку в Нью-Йорк, и то, что эта командировка прервалась, было не моей виной.

Сейчас, когда суета, связанная со срочным отъездом, улеглась, у меня наконец появилось время подумать о том, что меня ждало в Сиэтле. Я закрыла глаза, и мысли потекли своим чередом.

Сегодня была пятница, а значит, начиная с понедельника мы с отцом должны были морально готовиться к получению официального уведомления из суда.

От этой неприятного факта на душе стало совсем неуютно, и я вновь спрятала эти мысли как можно глубже, принимая эту неизбежную реальность как данность, с которой я должна была смириться.

Бесшумно вздохнув, я постаралась успокоиться и переключить свое сознание на более приятную тему.

Внезапно я услышала тихий баритон, отдававший распоряжение, чтобы принесли минералки, и я украдкой бросила взгляд на Барретта: он сидел без пиджака и галстука, в кипейно-белой накрахмаленной рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц, и по-прежнему был погружен в работу.

Я вновь закрыла глаза, и мой мозг тут же нашел новую тему для анализа, но приятной я бы ее тоже не назвала — я по-прежнему не представляла, как мне относиться к мужчине, сидевшему напротив меня, вернее, как мне относится к моей реакции на этого мужчину, к тем эмоциям и тому чувству подсознательного доверия, которое он вызывал в моменты нашей близости. Вспоминая нашу последнюю ночь, его агрессию воина-завоевателя, его уверенный взгляд и властное поведение захватчика с нотками собственника, я в очередной раз ловила себя на мысли, что в те минуты, находясь во власти его уверенных рук, мне хотелось принадлежать ему и только ему. Это было настолько правильно, словно так и должно было быть всегда, и я в очередной раз пыталась найти определение этому странному состоянию своей души. Безусловно, я его не любила, просто не могла полюбить за такой короткий срок, но за те несколько дней нашего знакомства он полностью перевернул мой мир, и теперь мне нужно было как-то с этим жить. Но сейчас делать какие бы то ни было выводы было невозможно — я была сонная, уставшая и вновь опустошенная после ночи проведенной с ним. Приеду домой, и в тишине своей любимой комнаты, наедине с собой, без подавляющей мое сознание энергетики этого мужчины я во всем разберусь — и в своих мыслях, и в своих чувствах.

Приняв такое решение, я открыла глаза и неожиданно встретилась со взглядом серых, как сталь, глаз.

Барретт повернул голову к Дугласу, сидевшему по другую сторону прохода, и телохранитель, не проронив ни слова, встал и направился в переднюю часть самолета, где был небольшой отсек наподобие “парадной”, а через несколько секунд я услышала закрывающуюся дверь в кабину пилота.

Барретт прошелся взглядом по моему лицу и фигуре, отчего я мысленно поежилась, и внезапно тихо приказал:

— Подойди ко мне.

— Зачем? — немного насторожилась я и почувствовала, как от Барретта пошла холодная волна — ему определенно не понравилось мое неповиновение.

— Девочка, не нарывайся на неприятности, — тихо, но более жестко продолжил он.

Понимая, что своим сопротивлением нарвусь на агрессию, я расстегнула ремень безопасности и медленно подойдя к его креслу, остановилась в паре шагов от него.

— Ближе… — последовал все тот же голос.

Не понимая, что он от меня хочет, я сделала два аккуратных шаг вперед, а он внезапно поднял руку и провел ладонью по моей блузке в районе груди. Мой чувствительный сосок моментально сжался в горошину, рельефно проступая под блузкой, и я тут же вскинула руки, пытаясь прикрыть его ладонями.

— Ты без белья… — тихо констатировал он, не обращая внимания на мою реакцию.

— Я торопилась и не хотела никого задерживать, — покраснев, ответила я, прижимая руки к груди, но он одним умелым движением опустил мои предплечья и вновь провел ладонью по моей груди, большим пальцем массируя сосок, который еще сильнее проступил через хлопчатобумажную ткань.

— Расстегни блузку, — приказал он.

Понимая, что если я сама не расстегну ее, он это сделает за меня, и не факт, что достойным для меня образом, я потянулась холодными пальцами к пуговицам, но вновь остановилась в нерешительности — в нескольких ярдах от нас за дверью находились посторонние люди, которые в любой момент могли войти.

— Я стесняюсь. Вдруг кто-нибудь войдет, — неуютно пожав плечами, честно призналась я, и вновь бросила тревожный взгляд в сторону кабины пилота, где скрылся телохранитель.

Внезапно Барретт встал, отчего я резко сделала шаг назад, но он, крепко зафиксировав мою поясницу, повел меня в хвостовую часть самолета. Не понимая, куда мы идем, я тихо запаниковала и замедлила шаг, но он, видя мое сопротивление, больно сдавил мою талию, и я в очередной раз осознавая, что сейчас лучше не вызывать недовольство Хищника с острыми зубами своим сопротивлением, попыталась успокоить колотившее о ребра сердце и ускорила темп.

Внезапно Барретт надавил на гладкую поверхность стены, и она отъехала в сторону, открывая мне еще один отсек, который оказался просторной спальней класса люкс с отполированной до блеска черной мебелью и огромной постелью.

Закрыв за собой дверь, он прошел к кровати и, сев на на краю, поставил меня перед собой. Плотно обхватив коленями мои ноги, он медленно начал расстегивать мою блузку. Я чувствовала через ткань жар его ладоней, и иногда мне казалось, что очередная пуговица сейчас треснет под его сильными пальцами. Расстегнув мою кофточку, он спокойным жестом раздвинул ее и по-хозяйски прошелся ладонью по моей груди и животу, вызывая на моей коже теплую зыбь.

Ладонь Барретта проследовала к поясу моих джинсов, и я машинально схватила его предплечье, но, почувствовав, как недовольно напряглись его мышцы, отпустила, давая ему расстегнуть молнию.

— Сними свои тапочки, — приказал он, давая мне немного свободного пространства, и как только я разулась, он, подцепив большими пальцами мои джинсы, спустил их вниз.

Бросив поодаль мои брюки, таким образом он завершил процесс моего раздевания, оставляя меня стоять в трусиках и расстегнутой блузке.

От смущения я подогнула пальцы ног под себя, немного косолапя, и он перевел взгляд сперва на мои босые ступни, а следом на стоящие рядом балетки.

— Обувь ты тоже в детском отделе покупаешь… — то ли спросил, то ли констатировал он.

— Нет, — нахмурилась я, не зная, что на это ответить.

“Я не виновата, что у меня маленький размер обуви”, - уже хотела добавить я, но мои размышления прервали его руки на моей талии, разворачивающие меня на сто восемьдесят градусов. Внезапно я почувствовала, как Баррет встал и, немного притянув меня к себе, начал сжимать ладонью мою грудь, будто играясь ею, как своей личной вещью. Мне стало дискомфортно — моя гипер-чувствительная грудь, и без того нывшая последние несколько дней, начала болеть, и я, напрягшись, попыталась убрать его руки. Но это не помогло — игнорируя мою реакцию, он продолжал эгоистично сминать соски своими большими ладонями, отчего я начала чувствовать внизу живота какие-то странные ощущения — приятные и дискомфортные одновременно, — словно он он играл на моей оголенной чувствительности.