— На каком этаже вы живете? — внезапно спросил он.

— На первом, но там все же высоко, — сказала подруга, всхлипывая и глубоко вздыхая, отчего декольте ее топика раздвинулось еще шире.

— Вместо того, чтобы превышать скорость и нарушать правила дорожного движения, создавая угрозу безопасности на дороге, вам следовало позвонить в службу "911", — тоном профессора отчеканил офицер. — Рисковать, доставая кота с карниза, тоже не выход. Это может закончиться для вас плачевно. Подобными вещами должны заниматься специалисты.

— Я уже доставала его несколько раз с карниза. Это совсем несложно. Зачем же отвлекать полицейских от более важной, нужной и действительно опасной работы! — искренним и в тоже время торжественным тоном произнесла Джулия и опять вздохнула, приподнимая свой бюст. А я же, наблюдая за этим театром одного актера, в очередной раз отметила, что в Джули однозначно умерла великая актриса, ей нужно было поступать не на экономический, а ехать в Голливуд.

На мгновение на лице офицера Брауни проявилась некая эмоция, что можно было считать заслугой Джулии и ее талантливой игры, но уже в следующую секунду полицейский тоном, не терпящим возражений, произнес:

— Согласно закону штата Вашингтон, вы нарушили как минимум четыре правила дорожного движения, создали на дороге аварийную и опасную для жизни окружающих ситуацию, что было зафиксировано видеокамерами и что дает мне право выписать вам штраф, который вы должны оплатить в течение месяца.

Сказав это, он выписал квитанцию так быстро, что Джулия даже не успела ничего произнести, как бумага была уже у нее в руках. Но на этом офицер не закончил:

— Также ваши сегодняшние правонарушения будут зафиксированы в вашем деле водителя и номера вашей машины внесены в особый список. Если вас еще раз поймают на превышении скорости или на любом другом правонарушении на дороге, вас лишат прав как минимум на год и как максимум пожизненно, что будет решать уже суд.

Джулия опять не успела ничего сказать в ответ, как офицер протянул ей документы. Но и это, как оказалось, был еще не конец.

— Сейчас вы поедете домой, следуя за мотоциклом, — безапелляционно заявил офицер Брауни.

— Мы практически приехали и через несколько кварталов уже наш дом. Вы можете не сопровождать нас, — произнесла я как можно спокойнее.

— Нет, — твердо ответил полицейский. — Вы поедете в моем сопровождении. Я обязан убедиться, что вы больше не нарушите правила, торопясь к своему питомцу.

Сказав это, офицер направился к своему мотоциклу.

Подруга метала глазами молнии, сжимая изо всех сил руль, и ее ногти с идеальным маникюром впивались от злости в ладони. Джулию не раз останавливали на дороге, и женские хитрости, наряду с артистичностью и яркой внешностью всегда работали безотказно, но сегодня что-то пошло не так — первый раз в жизни ее чары не сработали, и игра не удалась.

Правда, надо было отдать должное Джули, она играла до конца — это была Королева в печали, незаслуженно осужденная Мария Антуанетта, которую везли на казнь. Она была хороша в своем горе.

Я же соображала, как быть дальше и что говорить, если офицер Брауни захочет проверить, все ли в порядке с нашим котом, зайдет к нам домой и обнаружит, что наш очаровательно милый кот похож скорее на наглую рыжую бестию, что он вовсе не милашка, а боец с отгрызенным ухом и загипсованной лапой, и уж тем более не требует помощи от "любимой хозяйки" — Джулии, которую в реальности он готов был съесть, была бы его воля.

Мы медленно следовали за мотоциклом, который плелся со скоростью двадцать миль в час, и наконец припарковавшись рядом с нашим домом, присоединились к полицейскому, уже снявшему шлем и внимательно смотревшему на наш дом.

— Где ваши окна? — сердито спросил он.

Джулия, все еще находясь в образе, трагично подняла руку и указала на первое попавшееся открытое окно на нашем этаже.

— Скорее всего кот вернулся в квартиру, — тоном Марии Антуанетты перед казнью произнесла подруга.

Офицер более не произнеся ни слова, официально с нами попрощался и уехал, а я с облегчением вздохнув, повела расстроенную Джули домой — самым неприятным для нее было то, что теперь она не могла гонять на своем любимом автомобиле. Мне было очень жаль подругу, и я понятия не имела, как ей помочь. Единственное, что я могла для нее сделать — приготовить для нее чай и сэндвич. И уже через полчаса, наскоро вместе поужинав, мы в минорном состоянии разошлись по комнатам.

Зайдя в спальню, я увидела, что Тигр спит на моей подушке, оставив мне ровно половину, и судя по его ровному дыханию, он был спокоен и умиротворен. Это был хороший признак — кот шел на поправку.

Но, в отличие от Тигра, мне не спалось — то ли от сегодняшнего происшествия, то ли от того, что я переживала за подругу, то ли от начавшегося дождя, который выбивал унылый ритм, но я чувствовала подавленность, тревогу и грусть. Я ворочалась с боку на бок и никак не могла понять, почему же у меня так тяжело на душе. Но это было полбеды — как только я опускала веки, перед глазами тут же вставал Тигр, которого я ранее видела во сне, а затем мое сознание рисовало образ Барретта, его жесткие черты лица и завораживающая ртуть во взгляде. Словно в моем сердце уже дали корни и проросли глубоко внутрь, переплелись в некий узор его голос, его запах, его руки, его глаза. Чтобы отвлечь свое сознание, я решила почитать — выбрав на полке "Прощай, оружие!", я открыла наугад и мои глаза побежали по строчкам.

— Сильный дождь.

— А ты меня никогда не разлюбишь?

— Нет.

— И это ничего, что дождь?

— Ничего.

— Как хорошо. А то я боюсь дождя.

— Почему?

Меня клонило ко сну. За окном упорно лил дождь.

— Не знаю, милый. Я всегда боялась дождя.

— Я люблю дождь.

— Я люблю гулять под дождем. Но для любви это плохая примета.

— Я тебя всегда буду любить.

— Я тебя буду любить в дождь, и в снег, и в град, и… что еще бывает?

— Не знаю. Мне что-то спать хочется.

— Спи, милый, а я буду любить тебя, что бы ни было.

— Ты в самом деле боишься дождя?

— Когда я с тобой, нет.

— Почему ты боишься?

— Не знаю.

— Скажи.

— Не заставляй меня.

— Скажи.

— Нет.

— Скажи.

— Ну, хорошо. Я боюсь дождя, потому что иногда мне кажется, что я умру в дождь.

— Что ты!

— А иногда мне кажется, что ты умрешь.

— Вот это больше похоже на правду.

— Вовсе нет, милый. Потому что я могу тебя уберечь. Я знаю, что могу. Но себе ничем не поможешь.

“И здесь идет дождь”, - вздохнула я, перечитывая диалог.

Я любила дождь, для меня он был символом очищения, но сегодня он был тяжелым, неуютным, с примесью свинца. Так и не разобравшись в своем состоянии, я закрыла книгу и погрузилась в тревожный сон, не зная, что мне принесет следующий день.

****

Утро началось с кофе и побудки Джулии. Сегодня мы обе выходили на работу в первую смену, и я поймала себя на мысли, что мне нравилось сегодняшнее утро — это была та часть моей повседневной жизни ДО Барретта, которая своей обыденностью давала мне возможность найти точку опоры в мире, которого я лишилась.

Выкладывая на тарелку Джулии ее любимую глазунью, я внезапно услышала шум из моей комнаты, дверь медленно открылась и на пороге появился Тигр в своем конусе.

— Надо же, сам уже спустился с кровати, — удивилась и обрадовалась я одновременно.

— А ему идет, — усмехаясь, сказала подруга, имея в виду пластиковый воротник.

Тигр взглядом сообщил Джулии "твоя очередь тоже придет" и проследовал в туалет, а я, улыбнувшись, пошла одеваться на работу.

Так как кофейня находилась всего в паре кварталов от нашего дома, обычно я шла туда пешком. Но сегодня, пока я подбирала одежду, чтобы прикрыть свои запястья и в то же время чтобы не растаять от августовского солнца, я рисковала опоздать. Я не хотела тревожить Джулию, которая начинала свой рабочий день немного позже, просьбами меня подвезти, но на мою удачу позвонил Крис, чтобы узнать о моих планах, и его предложение заехать было как нельзя кстати.

Бросив взгляд через окно и увидев подъехавший старенький форд Криса, я улыбнулась — одна из стен моего мира, частичкой которого был мой напарник, начинала выстраиваться, кирпичик за кирпичиком.

С Крисом мы познакомились год назад в кофейне, куда я пришла устраиваться на работу, и мы как-то, день за днем общаясь и находя все больше общих тем, стали хорошими приятелями. Он учился в академии искусств и пробовал себя в качестве художника. Как все творческие люди он был эмоционален, немного ветренен и взбалмошен, но чувствовался в нем некий стержень и желание добиваться поставленных перед собой целей.

У Криса была яркая внешность и многие наши официантки, да и посетительницы иногда бросали на него заинтересованные взгляды, но как говорил сам Крис, “мимо” — у него был бойфренд Ксавье, с которым он познакомился на какой-то модной бомондовской вечеринке полгода назад. С тех пор они то встречались, то вновь расставались, и каждый раз после очередного разрыва Крис в сердцах заявлял, что вот на этот раз навсегда, а я, видя огонь в его глазах, понимала, что их очередная ссора лишь добавляла масла в огонь их отношений.

— Ты другая, — подметил Крис, как только я села в машину, и мы тронулись с места.

— Просто немного устала, — возразила я.

— Нет… В твоем взгляде что-то изменилось, — заметил острый глаз художника, и я, не зная, что ответить, лишь пожала плечами и перевела тему:

— Как ты сам? Как Ксавье?

— Все настолько гладко и сладко, что можно повеситься от скуки, — усмехнулся напарник. — Поймал себя на мысли, что тоскую по нашим скандалам и хочется сделать какую-нибудь глупость.

— Глупости до добра не доводят, — вздохнула я, вспомнив свой печальный опыт с наручниками, и в машине повисла тишина: каждый думал о своем.

Через минуту я увидела угол нашей кофейни, и, рассматривая витиеватые металлические столики и витрину, декорированную сдобой, улыбнулась — еще один кирпичик моего мира встал на свое место.

Я была рада окунуться в суету утра. Зайдя в подсобное помещение, я нашла в своем шкафчике чистый фартук и, привычно накрутив его вокруг своей фигуры, была готова к работе. Но тут в моей сумке послышался звук пришедшего СМС.

“Доброе утро, мисс Харт. Вас ждет сегодня доктор Митчелл в 18.00 в медицинском центре Virginia Mason. Центральный вход. Кабинет № 303. Подтвердите, пожалуйста, встречу. С уважением, П.Р. Уоррен.” — гласило послание от референта Барретта.

Время было удобным — будто Пол точно знал, когда я освобожусь и специально подгадал график. Так как я сегодня работала в первую смену, я должна была освободиться уже к пяти часам, и у меня были все шансы попасть к доктору к шести.

К тому же, наблюдая утром, как мой кот спускался сам с кровати и уплетал корм за обе щеки, я ушла на работу со спокойным сердцем — Тигр определенно шел на поправку и мог до вечера позаботиться о себе сам в случае, если я задержусь.

С одной стороны я не хотела ехать — это означало вновь соприкоснуться с миром Барретта, который я так старательно хотела забыть. Мне казалось, что чем меньше будет напоминаний о нем, о его окружении, тем быстрее я выстрою по новой стены собственного мира, которые с такой легкостью были сломаны Барреттом. Но в то же самое время, по той же самой причине — вновь прикоснуться к миру этого непростого мужчины — я желала встретиться с доктором Митчеллом, бывшим прямым напоминанием о военном прошлом Барретта.

Я крепко сжимала телефон, перечитывая уже в десятый раз сообщение от референта, не зная, как поступить — подтвердить встречу или сослаться на занятость — как внезапно меня отвлек голос Криса, стоявшего сзади:

— Какую дилемму века решаешь?

Я резко обернулась к нему, отмечая, насколько точно он подметил мое состояние.

— Решаю, быть или не быть, — вздохнула я, в очередной раз перечитывая послание.

— Бедный Йорик, — по-театральному вздохнул Крис и внезапно продолжил: — Кстати об искусстве. Я сегодня после работы еду в нашу галерею. Вчера было открытие новой выставки, и там выставляется один мой знакомый. Не знаю, решит ли это твой вопрос, но если хочешь, можем завалиться туда вместе.

Мне вдруг показалось, что предложение Криса было хорошей альтернативой моей поездке к доктору, будто Вселенная подсказывала мне правильный выбор.

Я изучающе посмотрела на греческий профиль напарника и, улыбнувшись, спросила:

— Ты веришь в Знаки?

— Бывает, — растянул он губы в голливудской улыбке.

— Я с удовольствием пойду сегодня с тобой на выставку, — согласилась я и, уже не колеблясь, набрала послание референту Барретта: