Как только Эльза пошла к себе, я тут же забралась на удобную кровать и с замиранием сердца включила лэптоп. Но к сожалению, ничего, кроме своих файлов, я там не нашла. Чтобы отвлечься и успокоиться, я надела наушники и включила на полную громкость тему "Ghost" ("Призрак"), которую я слушала все чаще в последнее время.

Оставив ноутбук включенным, я отодвинула его в сторону и опять погрузилась в стихию свободного ветра и совершенства скорости.

"Он был полон сил и лишь слегка дрожал от радости, он был горд, что сумел побороть страх. Не раздумывая, он прижал к телу переднюю часть крыльев, подставил кончики крыльев — маленькие уголки! — ветру и бросился в море. Пролетев четыре тысячи футов, Джонатан достиг предельной скорости, ветер превратился в плотную вибрирующую стену звуков, которая не позволяла ему двигаться быстрее. Он летел отвесно вниз со скоростью двести четырнадцать миль в час. Он прекрасно понимал, что если его крылья раскроются на такой скорости, то он, чайка, будет разорван на миллион клочков… Но скорость — это мощь, скорость — это радость, скорость — это незамутненная красота."*

Я, как и Джонатан, сейчас чувствовала себя на вершине отвесной скалы, в полной готовности бесстрашно "подставить кончики крыльев ветру и броситься в море", ощутить всем телом и сознанием радость запредельной скорости.

Внезапно краем бокового зрения я увидела, как мой монитор ожил. Я быстро отложила книгу и с замиранием сердца посмотрела на черное окно с бегущим по нему курсором. Друг начал, как всегда, с главного:

"Есть проблемы?"

"Да, мне нужна ваша помощь", — молниеносно отозвалась я.

Друг ждал. Если он и вправду хотел мне помочь, это было для него хорошей возможностью проявить себя.

Мои уверенные пальцы лежали на клавиатуре, готовые к нападению, пока я еще раз обдумывала тактику поведения. Можно было использовать один из нескольких разработанных сценариев, чтобы подвести к своей просьбе. Но я не желала интриговать с этим человеком. Несмотря на то, что я его не знала, до конца не доверяла и воспринимала его как друга и врага одновременно, я хотела быть с ним честна. "Честность — лучшая политика", — в сотый раз повторила я, вдохнула, словно перед прыжком со скалы, и быстро напечатала:

"Помогите мне достать пистолет для самообороны"

Ответ последовал мгновенно:

"Нет"

Я ожидала такой реакции:

"Я понимаю, что вы действуете инкогнито, но нам необязательно встречаться, просто оставьте мне пистолет в условленном месте"

"Нет"

Опять все шло не по моему сценарию. Он даже не спрашивал, зачем мне оружие. Хорошо, зайдем с другой стороны.

"Вы даже не спросите, грозит ли мне опасность?"

"Ты под надежной охраной, тебе никогда не придётся самообороняться"

"Необходимость есть лично для меня. Так мне будет спокойнее"

"Возможно"

"Так вы мне поможете?"

"Нет"

"Вы не можете или не хотите мне помочь?"

"Ты цепкая"

Нет, это не то, что я хотела "услышать". Он будто отвлекал меня от моей основной идеи.

"Это и хорошо. Значит я сумею справиться с оружием"

"Нет"

Но я атаковала:

"Но вы же хотели мне помочь"

"Я не дам тебе пистолет, Лилит, и это не предмет для обсуждения"

"Не обсуждается", — вспышкой выдала мне память фразу Барретта, и мое сердце ухнуло вниз. Я почувствовала, как по моему телу побежало нервное возбуждение, будто я выпила залпом бокал вина. Кровь стремительно понеслась по венам с удвоенной скоростью, наполняя меня теплом и энергией, вселяя в меня жизнь. Я хорошо знала своего Дьявола — его лаконичные ответы и это его вечное "не обсуждается". Я смотрела на черное окно, но видела за этой темной бездной пронзительный взгляд его злых холодных глаз и любимые черты лица: упрямый изгиб бровей, высокий лоб с морщинкой, жесткий подбородок, резко очерченные скулы и плотно сжатые губы.

"Ричард?" — пронеслись мои пальцы по клавиатуре, и я замерла в ожидании ответа.

* * *

* Р.Бах "Чайка по имени Джонатан Ливингстон"

Глава 12

На экране высветилось короткое "ты ошиблась", и черное окно исчезло.

Я блуждала глазами по пустому монитору и лихорадочно соображала, включив последние остатки логики и пытаясь усмирить сошедшие с катушек эмоции. Нет, я не хотела верить этому "ты ошиблась", я, как маленький ребенок, желала моей сказке хорошей развязки и требовала свои "долго и счастливо". Но нужно было признать, что строить свои умозаключения на таких мизерных фактах было абсурдным. Я могла опираться только на свои ощущения и написанное Другом имя "Лили". А ощущения были болезненно странными и противоречивыми. Моя душа уцепилась за эту маленькую фразу, как за последнюю надежду, и не хотела ее отпускать, желая верить, что это мой Ричард, что с ним все в порядке, что он жив и здоров. Но мой холодный разум резал на куски мои иллюзии безжалостной действительностью, выдвигая весомый аргумент: сам факт этой переписки был не в характере моего Дьявола. Я никогда не питала иллюзий на его счет, Барретт был жестким холодным человеком, и этот поступок был слишком сентиментальным для него. Даже если на секунду представить, что Ричард не в коме, ему не было никакого смысла выходить со мной на связь. Он легко мог удостовериться, что я в полной безопасности, физически здорова, и ему этого было бы достаточно.

Но мое сердце не хотело слушать зова разума и выставляло свой сентиментальный контраргумент: Ричард подставился под пули из-за меня, а это выходило за рамки его холодной логики. И последняя фраза Друга "это не предмет для обсуждения" крутилась в голове, не давая уступить доводам рассудка.

Когда, наконец, эмоции немного улеглись, я закрыла крышку лэптопа и, откинувшись на подушку, задумалась. Кто бы ни был этот Друг, он вселил в меня сомнения относительно состояния Ричарда.

Допустим, он вышел на связь инкогнито, при этом для всех окружающих и в первую очередь для врагов он официально находится в коме. Информация о реальном положении дел известна только избранному числу лиц, и я не вхожу в их число. Почему? Да потому, что Барретт мне не доверяет. В порыве эмоций я ослушалась его, тем самым поставив под угрозу и свою, и его жизнь. Он меня считает слишком эмоциональной и импульсивной. Даже я понимала — доверие нужно заслужить.

Сейчас, имея на руках это предположение, я должна была докопаться до истины. И начать нужно было с Эльзы. У меня не было оснований не доверять этой женщине. Я видела ее искреннюю заботу и беспокойство обо мне. Но она тоже воспринимала меня, скорее, как эмоционального ребенка, не умеющего скрывать свои чувства. Она бы не доверила мне столь опасную информацию, раскрытие которой ставило под угрозу всю операцию, жизнь Ричарда и многих других, кто в ней задействован. Нет, Эльза будет молчать до последнего, как бы она меня ни любила. Даже я понимала, что мое беспокойство о Ричарде ничто по сравнению с реальной угрозой жизни любого из этих людей.

Если Друг прав, и я ошибаюсь, мне нужно было получить доказательства того, что Ричард лежит в больнице, но если по реакции Эльзы я пойму, что она от меня что-то утаивает, я буду знать на все сто процентов, что со мной разговаривал мой Призрак.

Я не спала практически всю ночь и только к утру задремала, полностью выбившись из сил от эмоционального и нервного подъема, в котором я пребывала вот уже несколько часов. Утром, когда Эльза пришла меня будить, я была во всеоружии, чтобы начать разговор.

— Что-то ты выглядишь невыспавшейся и бледной, — поцеловала она меня в лоб.

— Все хорошо, — успокоила я Эльзу, внимательно изучая ее открытые добрые лицо.

— Надо тебе прописать кислородные коктейли… скорее бы все это уже закончилось… — бурчала она под нос. — Кошмары больше не беспокоили?

— Нет, не беспокоили, — ответила я, наконец дождавшись нужной темы, — но мне снился сон… хороший сон.

— Это приятная новость. И о чем был этот сон?

— Мне снилось, что Ричард здесь, на базе, жив и здоров, — начала я издалека.

Эльза, совершенно никак не отреагировав, кивнула и тут же пояснила:

— Это неудивительно. Ты желаешь этого больше всего на свете.

— Да, вы правы, — согласилась я с ней. — Я очень по нему скучаю, Эльза.

Она отрицательно покачала головой, понимая, куда я клоню.

— Нет, Лили, мы уже об этом говорили.

— Я не прошу поехать к нему, но у меня нет даже его фотографии, может быть вы мне его сфотографируете или покажете по камере в телефоне…

— Нет, моя хорошая, об этом не может быть и речи, — спокойно ответила Эльза.

— Почему?

— Во-первых, это противоречит медицинской этике. А во-вторых, и для меня это даже более важно, я не хочу, чтобы ты смотрела на Ричарда в таком состоянии. Это только усилит твой стресс, — в ее тоне ничего не изменилось, и пока она заплетала мне косу, рука ее не дрогнула.

— Я бы выдержала… — нахмурилась я, понимая, что и здесь я наткнулась на глухую стену.

— Эльза, его жетон… где он? — тихо спросила я, все еще надеясь докопаться до истины.

— С ним, конечно, — не раздумывая, ответила миссис Хоуп и посмотрела на меня.

Осознав, к чему я веду, она отрицательно покачала головой и спокойно произнесла:

— Жетон солдата передается в руки близким только в одном случае — когда тот погиб. Второй кладется с ним при погребении. Я очень суеверна в этих вопросах и жетон я тебе не передам, сама понимаешь почему.

— Да, конечно, пусть он остается при Ричарде. Простите за глупый вопрос, — покраснев, ответила я, и вновь задумалась.

Эльза своим поведение никак не дала мне понять, что на связь со мной мог выходить Ричард. И я в очередной раз склонилась к выводу, что, вероятнее всего, я принимаю желаемое за действительное, и Друг был прав — я ошиблась.

— Предлагаю позавтракать и посмотреть один из фильмов моей юности, — прервала Эльза мои размышления. — Надеюсь, я тебе еще не надоела со своими далеко не современными вкусами.

— Нет-нет, — успокоила я Эльзу, — мне нравятся старые фильмы, в них есть некая романтика и утонченность. Моя мама очень любила старые фильмы и мы с ней пересмотрели их огромное количество.

— Какой ее любимый фильм?

— "Завтрак у Тиффани", — тут же ответила я, вспоминая мамины радость и переживания за Холли Голайтли, и как каждый раз, когда Пол произносил свое знаменитое "люди хотят принадлежать друг другу, потому что это единственный шанс стать счастливыми", мама сжимала мне руку.

Эльза перевела взгляд на семейное фото, стоявшее на тумбочке, и грустно улыбнулась.

— Вот кого вы с твоей мамой мне напоминаете. Одри Хепберн. Тот же открытый взгляд и детская улыбка. Сочетание хрупкости и характера. Женщина-ребенок.

Я воссоздала в памяти мамин образ, ее нежную улыбку и ласковый взгляд.

— Да, насчет мамы вы правы, — кивнула я. — Вы знаете, она часто мне пела "Moon River", как колыбельную.

— Уверена, у нее был красивый голос.

— Да, мягкое сопрано, — кивнула я, вспоминая "Лунную реку" в ее исполнении. — Она любила петь и, наверное, передала эту любовь к пению и мне. Каждое рождество мы разучивали какую-нибудь песню и устраивали маленькое представление. Это было нашей семейной традицией.

— Уверена, ты хорошо поешь.

— Меня хватает только на душ, — пошутила я.

Эльза на это ничего не ответила и лишь некоторое время молчала, внимательно изучая мое лицо.

— Ты интроверт по натуре, — наконец прокомментировал она. — Очень стеснительная и любишь закрываться. Но это неправильно. Нельзя всю жизнь прятаться в своей раковине. Ты должна научится жить в гармонии с внешним миром, не только с внутренним.

Я удивленно посмотрела на нее и вновь улыбнулась, отмечая, как причудливо играла со мной судьба, послав мне Эльзу Хоуп.

— Мама мне говорила то же самое. И всегда старалась "вытащить меня из раковины во внешний мир", как она это называла.

Как только Эльза уехала в больницу, я тут же включила ноутбук в надежде увидеть заветное черное окно, но Друг "молчал". Я глушила в себе мысль, что на связь мог выходить Ричард, но иногда даже мой разум воспалял мое воображение, мучая меня одним вопросом: если это не враг, и не Ричард, то какой смысл был в этой переписке?

Ответа я найти не могла.

Днем Зет принес обед, и я заметила, вернее даже почувствовала какую-то искру в его глазах — внешне в его поведении ничего не изменилось, но все же, что-то было не так. "Может быть он и есть этот злополучный Друг", — усмехнулась я, провожая парня взглядом.

Но скоро "загадочности" Зета был найден ответ. Через час ко мне зашел Сандерс и с места в карьер удивил меня.