— Да.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да.

— ОК. Не забудь плотно поужинать. Тебе понадобится энергия, — проинструктировал он, и я услышала его удаляющиеся шаги, а затем и характерный щелчок закрывающейся в шкафу двери.

Я, все еще сидя на полу ванной, посмотрела на Тигра и спросила, поглаживая его по маковке:

— Почему ты не любишь Макса? Ты его подозреваешь?

Тигр промолчал, и вместо ответа сперва потерся о мою руку, а потом все же легонько цапнул меня за предплечье.

— Посмотри, как быстро он прибежал, почувствовав опасность.

Но мой Агрессор только обошел меня с другой стороны и улегся на мои ноги, стуча об пол длинным хвостом.

— Понимаю твой скептицизм. Может быть, он втирается ко мне в доверие, и сейчас ему просто не выгодно красть меня, пока Ричард в коме.

Тигр шевельнул своим обгрызенным ухом, что, вероятно, означало "вот именно".

— Знаешь, мне кажется, если он отдаст мне пистолет с полным магазином, это можно будет посчитать за дружеский шаг. Зачем жертву сперва учить самообороне и стрельбе, отдавать ей пистолет, а затем вооруженную и обученную пытаться украсть?

Тигр же лежал на моих ногах и слегка порыкивал — приведенные мной резоны, определенно, ему не нравились, но скорее всего, ему не нравился сам Хакер.

— Ты доверяешь только Ричарду и защищаешь его комнату… по этой причине тебе так не симпатичен Макс, да?

Тигр и на это не ответил, а лишь положил мордашку на мои голени и вздохнул. Я погладила его бронзовую шубку и ответила ему таким же тихим печальным вздохом.

Как только вечером на пороге моей комнаты появилась Эльза, первый мой вопрос был о плеере.

— Сандерс позволил оставить iPod с Ричардом?

— Он позволил передать плеер Лату, — грустно улыбнулась Эльза.

Я кивнула и была рада и этому немногому — если не дадут слушать, то хотя бы в ладонь вложить можно, ведь руки Ричарда были под простынью.

— Это хорошо… да… хорошо… — опустила я глаза, скорее убеждая саму себя.

— Кстати, я привезла "Завтрак у Тиффани"! — бодро произнесла Эльза, пытаясь поднять мне настроение любимым фильмом. Она, определенно, чувствовала мое состояние.

Как только зазвучала до боли знакомая мелодия, я вспомнила послание Ричарду, картинка его худого бледного лица с синяками ярким пятном встала у меня перед глазами, и я сглотнула, чтобы ослабить напряжение в горле. Эльза, вероятно, все же услышав мой короткий вздох, резко развернулась и выключила фильм.

— Прости меня, старую дуру, хотела тебя порадовать любимым фильмом, но не подумала, что он тебе напоминает о маме.

— Мгм, о маме, — кивнула я.

— Ты с такой теплотой говорила об этой картине и о своих воспоминаниях, что я решила…

— Нет, все в порядке… честно… — кивнула я.

Я не желала никому показывать своей слабости — если миссис Хоуп рассказывала Ричарду обо мне, я хотела, чтобы он слышал только позитив, — никаких умирающих лебедей в слезах Ричард не должен был видеть в своем сне. За все время своего пребывания в этом бункере я держалась бодро и не раскисала при посторонних. Единственный раз, когда я дала волю эмоциям на людях, — это был первый день моего пребывания на базе, когда я узнала о состоянии Ричарда.

— Может, почитаем про Джулию Ламберт? — бодро спросила Эльза.

— С удовольствием, — улыбнулась я, радуясь возможности успокоиться и привести свои мысли в порядок.

Я попыталась заблокировать все эмоции и переключилась на миссис Хоуп, которая уже взяла книгу с журнального столика.

И она начала читать.

Ее голос звучал удивительно красиво и выразительно, перенося меня в зрительный зал "Театра". Своими мелодичными интонациями она проводила меня по интригующему миру английской богемы и аристократии, и казалось, что в этот момент Эльза перевоплощалась в примадонну лондонского театра Джулию Ламберт — блистательную и непревзойденную. Я видела, как в ее голубых глазах иногда зажигался лукавый огонек, как растягивались ее чувственные губы то в коварной, то в доброй улыбке, как она приподнимала свои тонкие слегка подкрашенные брови, или поправляла волосы изысканным движением руки, и понимала, насколько эта женщина была прекрасна в своей утонченности и искренности.

Когда она дошла до диалога Джулии с сыном, которому объясняла, что такое любовь, я замерла, не в силах отвести от нее взгляда. Мне казалось, что сейчас Эльза обращалась к сыну напрямую. Словно она уже когда-то объясняла Максу значение этого сложного, иногда противоречивого чувства.

"Любовь — это боль и мука, стыд, восторг, рай и ад, чувство, что ты живешь в сто раз напряженней, чем обычно, и невыразимая тоска, свобода и рабство, умиротворение и тревога", — эмоционально говорила она, то с ноткой грусти, то с оттенком страсти в голосе. Сколько честности было в этих словах, и сколько своей личной правды Эльза вложила в эту фразу. Сейчас она не играла, сейчас она жила и признавалась сыну, что испытала на себе всю радость и горечь этого чувства, дававшего крылья свободы и заковывавшего в кандалы рабства. Она, так же, как и я, не боялась любить, не боялась впустить в свое сердце чувство, приносившее не только счастье полета, но и боль падения.

Между тем Эльза, продолжая жить на сцене "Театра", то переходила на кокни, пародируя Иви, — необразованную, но верную служанку, "Старую Корову", как ее называла сама Джулия, то становилась чопорной аристократкой Долли, с ее строгой английской речью, и в этот момент для меня не существовало другого мира, кроме того, в котором жила звезда лондонской сцены.

Эльза так искусно играла жизнь Джулии, что я, полностью погрузившись в этот спектакль, не заметила, как пролетел вечер. И только когда она сказала мягким тихим голосом "пора спать", я словно вернулась в реальность, в свою комнату, в свои мысли с изображением Ричарда перед глазами. Пока я переодевалась ко сну, я внимательно наблюдала за Эльзой, которая, словно очистив лицо от театрального грима Джулии Ламберт, стала опять Эльзой Хоуп — маленькой и уставшей от жизни женщиной, взвалившей слишком много забот на свои хрупкие плечи. Я была благодарна Эльзе — чувствуя мое смятение, она отвлекла меня от горя, увлекая за собой в волшебное закулисье "Театра".

— Спасибо, — тихо прошептала я, прижавшись щекой к ее плечу.

Она, улыбаясь, подоткнула под матрас одеяло и, поцеловав меня в лоб, ушла к себе, унося с собой остатки праздника по имени "Театр".

Как только я осталась одна, улыбка сошла с губ, и я поежилась от озноба, будто с уходом Эльзы в комнате стало прохладнее на несколько градусов.

* * *

Ровно в час я ждала Макса у открытой двери шахты в удобном спортивном костюме, шапке и перчатках, готовая начать свой первый урок по самообороне. Макс не заставил себя ждать — секунда в секунду он появился на пороге двери, в очередной раз протягивая мне руку. Поправив на себе шапку и перчатки, я обхватила его крепкую ладонь, но прежде, чем сделать шаг вперед, услышала его ироничный голос:

— Надеюсь, ты не взяла сегодня с собой колюще-режущих. Они будут мешать тренировке.

— Не беспокойся, я об этом подумала, — парировала я, закрепляясь на лестнице.

Я уже сделала шаг вверх, но Макс остановил меня:

— Нам вниз.

— Разве мы не на верхнем уровне будем тренироваться? — насторожилась я.

— Зачем лишний раз светиться? Тир нам был нужен, а спортзал мы можем устроить в любом помещении. Моя нора достаточно просторная для этих целей.

В его словах был резон. Выходить на первый уровень только для того, чтобы попасть в просторное помещение, не было смысла.

— Тебе понадобятся силы. Ты хорошо поела-поспала? — спросил он тоном врача.

— Да, — скривилась я, вспомнив, как с трудом проглатывала ужин.

Макс больше ничего не сказал, и мы молча продолжили путь в "святая святых" Хакера.

Зайдя в кабинет, я остановилась от неожиданности — обстановка комнаты изменилась: диван и столик были смещены в сторону, в центре лежало несколько матов, и лишь стол Хакера пауком распростерся на полкомнаты и грозно наблюдал за всем происходившим, как молчаливый страж и хранитель тайн.

— Мне тоже нужно разуться? — наблюдала я за Максом, который начал расшнуровывать большие кроссовки.

— Желательно.

— А носки?

— В них ты будешь скользить.

Я кивнула и, оголив ступни, ступила на "ринг".

Развернув плечи в строгой осанке, я стояла на мате и ощущала пятками прохладный мягкий материал, от волнения поджав пальцы ног, как обычно немного косолапя. Макс бросил взгляд на мою худую фигурку в спортивном костюме, на мои ступни, и я тут же выправила их. Хакер медленно подошел ко мне и осторожным движением снял с меня шапку, высвобождая косу.

Он молча начал обходить вокруг "ринга", на ходу скидывая кожаную куртку и, бросив ее на журнальный столик, остановился передо мной. Краем глаза я тут же зафиксировала на накачанном бицепсе часть рисунка татуировки, выглядывавшей из-под натянутого до предела рукава.

— Что такое самооборона? — внезапно спросил Хакер.

Я удивилась этому вопросу, но ответила своему учителю:

— Умение защищать себя в случае опасности.

— Спрошу по другому. Что для тебя является самозащитой?

Это был хороший вопрос. Я не представляла себя в роли воительницы Зены, которая могла в случае чего и челюсть кулаком сломать.

— Для меня лично… наверное, это умение уйти от врага или защититься от его удара.

Макс кивнул с видом "я так и думал", и, судя по всему, мой ответ его не устроил.

— Ударь меня, — внезапно приказал он.

Я отрицательно покачала головой.

— Я не могу ударить человека, тем более просто так.

— Правильно, потому что ты не видишь во мне врага. А если я сейчас на тебя нападу? — резко сделал он шаг вперед, хватая меня одной рукой за плечо.

От неожиданности я вскрикнула и отскочила назад, уворачиваясь от его ладони.

— Реакция — "хорошо". Мышление — "плохо", — дал оценку Макс. — Разрыв дистанции хорош только там, где есть выход. Например на улице. Ты сейчас в замкнутом пространстве. Рано или поздно я загоню тебя в угол. Защищайся, а не отступай. Еще раз, — скомандовал он и сделал быстрый выпад, хватая меня за плечо.

Я резко увернулась от него всем корпусом в сторону, защищая себя обеими руками. И у меня получилось!

— Опять неверно.

— Но я ведь не отступила и ушла от твоей руки, — нахмурилась я, не понимая, чего он от меня хочет.

— Нет. Я позволил тебе уйти. Не надо недооценивать противника, — Макс быстро, но не больно вывернул мне руку за спину и, склонившись над моим ухом, произнес: — Запомни. Нельзя защитить себя, если ты не умеешь отразить удар и вырубить противника. Это один из принципов самообороны. Этому я тебя и буду учить, — резюмировал он, отпуская мое предплечье.

— То есть я должна научиться отражать удар врага, — нахмурилась я, разворачиваясь к нему лицом.

— Измени мышление, Крофт. Ты можешь сделать хороший защитный блок руками, но если ты не поставишь удар и контратаку, ты проиграла. Скажем так: это все равно, что я пошел бы на войну с одним бронежилетом и не взял с собой оружие.

Я кивнула, вспоминая, как в момент опасности инстинктивно схватила скальпель, готовая защищаться. Но вспомнив, как ловко Макс меня обезвредил в медпункте, я все же скептически ответила:

— Как-то я смутно вижу себя в роли Зены, — осматривала я свою щуплую фигуру и широкую грудь Макса.

Хакер внимательно посмотрел на меня и серьезно произнес:

— Поэтому я научу тебя основным принципам крав мага.

— Что это такое? — вскинула я голову, услышав необычное слово.

— Это рукопашная израильского спецназа.

— Почему именно ей? Чем она отличается от других видов?

— Девиз этого боя — минимум правил, максимум эффективности. Короткие быстрые удары по болевым точкам: глаза, горло, пах, колени. Тебе не нужно учиться перебрасывать противника через корпус или заучивать сложные приемы. В крав мага акцент ставится на рефлекторные удары руками, ногами, всем корпусом.

— Ну да… — кивнула я. — Как любит говорить моя подруга Джулия: "бей в пах — у них там Ахиллесова пята"*.

Макс иронично усмехнулся и скомандовал:

— Попробуй ударить меня.

Я замахнулась и попыталась нанести удар кулаком.

— Ты делаешь блок от удара, — и Макс в замедленном режиме всем корпусом навалился на мою замахнувшуюся руку и плечо, хватая мое запястье, — одновременно атакуешь в пах, — и он приставил свое колено к моему животу, — и резко ладонью вверх по подбородку, — и он прикоснулся рукой к моему лицу, слегка запрокидывая мой подбородок вверх, — и пока противник корчится от боли, разрываешь дистанцию, если ты на улице, или вырубаешь полностью, — и Макс отошел.