Мистер Сенг скользнул взглядом по моей руке и обратился к Барретту:

— Рубин от "Cartier" в двадцать два карата достойный камень, но обещай, что следующее украшение ты купишь для своей девушки у нас.

— Заглянем, — коротко ответил Барретт, а Марта в очередной раз мило улыбнулась, словно радушная хозяйка, приглашавшая нас в свой дом, и вторая статуэтка Оскара за лучшие спецэффекты ушла вслед за первой.

— Как ты думаешь, что бы подошло мисс Харт? — обратился муж к Марте, а мне пояснил: — У моей жены талант — она безошибочно может подобрать украшение любому, даже самому придирчивому клиенту.

Марта внимательно окинула меня взглядом, а я в это время пристально следила за ее лицом, ожидая увидеть злую иронию, но ничего, кроме профессионального интереса и искреннего желания подобрать для меня украшение, я не нашла. Сегодня эта женщина, определенно, владела своими эмоциями — что ж, третий Оскар за лучшую драматическую роль был ее по праву.

— Мисс Харт подойдет жемчуг, — выдала она свою оценку и внезапно посмотрела на Барретта.

Она, определенно, намекала на "Никки", где меня помнили Жемчужинкой, и хотела увидеть реакцию Ричарда на мою глупую выходку с бесшабашным танцем и киданием босоножек.

— Прекрасный выбор, — ничего не подозревая, произнес мистер Сенг.

— Спасибо за совет, — улыбнулась я, как можно радушнее, давая понять, что тоже могу владеть эмоциями, Барретт же никак не отреагировал, не проявляя интереса к жемчугу.

То ли от волнения, то ли от неимоверного желания докопаться до истины, но теперь уже и я хотела увидеть его реакцию, правда не ту, которой добивалась Марта.

Я отчетливо помнила, как при нашем ночном разговоре Барретт был недоволен моей эскападой, но мне хотелось понять другое — какие именно отношения связывали этих людей, как Ричард меня позиционирует перед Мартой вне официоза. Я осознавала, что сейчас ставила на карту слишком многое, но я не хотела очередных иллюзий и всегда предпочитала истину.

Для смелости я бесшумно сделала глубокий вдох, будто перед прыжком в воду, и подняла глаза на Ричарда.

— Как ты думаешь, мне подойдет брошь в виде Черного Лебедя с черным жемчугом? — спросила я, делая акцент на "кодовых словах" — ведь Алек в Твиттере меня назвал именно "Черным лебедем", и я почему-то была уверена, что Барретт знал об этом имени.

Я ждала ответ, не отводя взгляда от стальных глаз, а мое сердце выбивало жесткий ритм, чувствуя момент истины. Если он сейчас скажет "нет", значит он покажет Марте свое недовольство моим поведением, а значит, между этими людьми есть какая-то связь.

— Черное тебе к лицу, — констатировал он.

— Спасибо, Любимый, — улыбнулась я, мысленно облегченно выдохнув.

Его ладонь сдавила мою поясницу, что говорило о том, что я еще отвечу за эту самодеятельность, но мне было все равно — я узнала, что хотела: как бы Барретт не относился к моей эскападе, здесь и сейчас он не вытолкнул меня за пределы своего пространства, здесь и сейчас именно я была частью его мира.

— Какая красивая пара! — внезапно услышала я голос немки и повернула голову.

Она широко нам улыбалась, радуясь нашему счастью, но то ли ее пальцы чрезмерно сжимали руку мужа, то ли ее улыбка казалась слишком радушной, но мне казалось, что она злится.

— Да, напоминают нас в медовый месяц, — умилился мистер Сенг нашей "идиллии", погладив предплечье жены, и углубился в воспоминания о свадебном путешествии в Париж.

Провожая взглядом семью Сенг, я пыталась понять, почему Марта, так превосходно владеющая эмоциями и, определенно, знавшая суть Барретта, считала его своим, несмотря на то, что была замужем. Барретт не был похож на мужчину, раздававшего авансы, а она совсем не походила на потерявшую голову женщину.

Продолжая задаваться этим вопросом, я внезапно почувствовала на себе пристальный взгляд и подняла глаза — к нам направлялся Назари.

Глава 36

В черном костюме, белоснежной рубашке, с легкой улыбкой на лице и бокалом в руках, Назари напоминал коршуна.

Моя интуиция тут же начала выбивать тревогу, но Ричард, увидев араба, оставался все так же спокоен и, приветствуя очередного дорого гостя, лишь растянул рот в улыбке. Я же гордо выпрямила спину и ласково посмотрела на Ричарда, тем самым показывая арабу, что я люблю другого мужчину.

— Вас нетрудно найти, — констатировал Назари, глядя на мой яркий наряд.

— Мы не прячемся, — кивнул Барретт.

— Не боишься, что тайцы тебя посчитают оппозицией, а китайцы женихом на собственной свадьбе? — растягивая рот в хитрой улыбке, спросил Назари, а я скептически приподняла бровь, услышав "жених" в отношении Барретта.

— Я известный космополит, — надменно скривил рот хозяин "Нарушителя", — не яхта, а филиал ООН.

И я с ним была согласна: придерживаться традиций и политических убеждений какой-то одной страны на Косатке-Космополите было бессмысленно. Здесь собрались люди многих национальностей, сторонники разных партий и даже конкуренты, о которых упоминал мистер Чоенг.

— В этом смысле "Нарушитель" можно назвать Ноевым Ковчегом, — невольно произнесла я свою мысль вслух и увидела, как Назари с интересом посмотрел на меня, а Барретт повернул голову в мою сторону.

Как человек замкнутый, я не любила столь пристального внимания к себе, но, загнав поглубже свое желание спрятаться в раковине интроверта, улыбнулась мужчинам.

— Может быть, и мне подберется пара на этом ковчеге? — философски заметил араб, обводя взглядом гостей, будто говоря, что он более не претендует на меня.

— Дерзай, — воодушевил его Барретт, — здесь много одиночек.

— Надеюсь, мой подарок ведет себя подобающе? — неожиданно перевел взгляд Назари на меня.

— Она очаровательна, спасибо, — искренне улыбнулась я, вспоминая любопытную мордашку и ласковый игривый нрав Лекси.

— Рад, что угодил, — склонил голову Назари. — Вы придумали ей имя?

Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы ответить на этот вопрос, но резко остановила себя — мне не хотелось, чтобы этот человек знал обо мне больше, чем Ричард.

— Решила не торопиться. Имя должно соответствовать, — слукавила я.

— Признаться, я хотел подарить тигренка, — продолжал Назари. — Но решил, что подобный подарок могут вернуть, посчитав опасным для мисс Харт.

— Правильно решил, — кивнул Барретт.

"Да, три тигра на одну меня — это был бы перебор", — усмехнулась я про себя, представив эту картину.

— Лили, чем вы занимаетесь? — не отставал Назари.

— Я студентка факультета истории искусств, — в сотый за сегодня раз произнесла я, уверенная, что он уже знал об этом.

— А я, признаться, страстный коллекционер предметов искусства, — и я вспомнила слова Алека по этому поводу. — Недавно приобрел умиротворяющий сельский пейзаж Писсарро.

— Вам по душе сельские воздушные пейзажи? — немного удивилась я.

— Я слышу сомнения в вашем голосе, — усмехнулся Назари.

— Я пошла на поводу своих стереотипов, — извинилась я. — Писсарро один из величайших мастеров импрессионизма и…

— О, вы правы, — остановил меня араб, — сельская тематика не для меня, я приобрел его на перепродажу, — улыбнулся он и, посмотрев на Ричарда, продолжил: — И если мистер Барретт не будет возражать, я бы хотел узнать у вас, какая тема ближе мне по вашему мнению?

— Не возражаю, — сказал Барретт, и мне показалось, что в его глазах промелькнула вспышка интереса к тому, что я отвечу.

Чёрт. Как раз на этот вопрос я хотела отвечать меньше всего. Но оба мужчины смотрели на меня, а я, стиснув зубы, улыбалась Барретту, желая пребольно наступить ему на ногу, так как у меня были подозрения, что он-то как раз знал ответ.

"Что ж, мистер Барретт, раз вы хотите затронуть эту тему…"

— Ваша тема в искусстве — это женщины, — коротко ответила я.

— Покорен вашей проницательностью, — слегка склонил голову Назари.

— И как же я вижу женщину в искусстве?

На этот вопрос я хотела отвечать еще меньше, но тема уже была затронута, и ее нужно было продолжать.

— Скорее Махой обнаженной, нежели одетой.

— Браво, — блеснул улыбкой Назари, — эротизм женщины, запечатленный гением художника или скульптора, одна из самых волнующих тем, вы не находите?

— Безусловно, — согласилась я, — Рубенс, Курбе, Лотрек… эти художники открывали мужской взгляд на суть женщины, то, какой они ее видели. Но… — и я попыталась сформулировать свою мысль, чтобы тактично уйти от этой темы.

— Но… — эхом повторил Назари и замер в ожидании ответа.

— Иногда, если это не касается литературного или античного сюжета, не обязательно изображать обнаженное тело, чтобы показать сексуальность.

— Ибо истинная женская красота и эротизм это то, что невозможно скрыть, а не то, что выставляется напоказ, — подхватил мою мысль Назари.

Я кивнула в знак согласия и облегченно выдохнула, уверенная, что мне удалось закрыть эту щекотливую тему, но как оказалось, рано радовалась.

— Лили, а какой видите себя на полотне ВЫ? — ошарашил меня вопросом Назари, и я почувствовала, как он скользнул взглядом по моему ажурному, но закрытому наряду.

Мне стало совсем неуютно, я ждала, что Ричард вмешается в разговор, но, судя по его спокойному взгляду и расслабленной руке на моей пояснице, он занял позицию зрителя и лишь наблюдал за происходящим на сцене, будто проверяя, как далеко может нас завести тема женского эротизма.

— Мне сложно судить, я не представляю себя в образе Данаи, Венеры или Годивы, — ушла я от ответа.

— Давайте уйдем от популярных образов и мифологии, — возразил Назари. — Какое полотно вы взяли бы за основу, чтобы раскрыть вашу женственность?

Нет, ответ на этот вопрос был слишком личным, предназначенным только для моего мужчины.

— Я не могу ответить на этот вопрос однозначно. Талантливых художников много, равно как и интересных направлений в искусстве, — отказала я в ответе в очередной раз и резко развернула тему на сто восемьдесят градусов: — Мистер Назари, как так получилось, что человек, занимающийся судостроением, так хорошо разбирается в искусстве? Это с рождения, или вам кто-то привил эту любовь?

— Красивый вопрос, — в очередной раз слегка склонил голову араб и, немного помедлив, будто задумавшись над ответом, произнес: — Можно сказать, эта любовь впитана с молоком матери.

— Значит вы давний гость Сотбис и Кристи, — скорее не спросила, а констатировала я.

— Свой первый набросок Дега я приобрел на Сотбис десять лет назад, — кивнул Назари, — так сказать юбилей. И, пользуясь случаем, приглашаю вас с Ричардом посетить мой гостеприимный дом, чтобы показать некоторые из лотов моей скромной коллекции.

— Постараемся быть, — наконец услышала я голос Барретта и поняла, что с этого момента внимание Назари он забирает на себя.

Продолжая вести светские беседы о делах и жизни, мужчины шутили, вели себя непринужденно, а рука моего Дьявола безмятежно покоилась на моей пояснице. Увлеченные разговорами, мы отошли нашей скромной компанией к самому борту, и, казалось, ничто в этой ситуации не говорило о том эпизоде в "Никки", в центре которого я очутилась. Может быть, и правда инцидент был исчерпан, проблема решена цивилизованно, и Назари в знак примирения преподнес мне такой милый подарок. Но несмотря на дружеский тон беседы, моя интуиция с такими выводами была не согласна и продолжала гнать тревожную волну.

Почему я не верила в умиротворенность Барретта и радушие Назари? Почему мне казалось, что все происходящее сейчас было ничем иным, как умело разыгранным спектаклем, где араб взял на себя роль дружелюбного гостя, а Барретт гостеприимного хозяина? И безучастное молчание Барретта на протяжении всего разговора о женской сексуальности только укрепляло мои подозрения. Я внимательно следила за поведением, взглядами и даже жестами собеседников, но таланта носить светские маски этим двум хищникам было не занимать — они вели себя совершенно естественно и непринужденно, и я уже сама начала путаться, где игра, а где истина, упрекая себя в чрезмерной подозрительности и бурной женской фантазии.

Как только мы распрощались с Назари, Ричард протянул мне сок в черном бокале, а я облегченно вздохнула, считая тему араба закрытой хотя бы на сегодня.

Внезапно я почувствовала, как пальцы Барретта едва заметно прошлись по моему позвоночнику, оставляя дорожку из легких нежных прикосновений и аромата его дорогого одеколона, скользнули ниже по моей пояснице и неожиданно больно сжали ягодицу именно в том месте, где был укус. Резкий перепад от нежности к боли ударил по вискам, и я, ощутимо вздрогнув, подняла глаза на своего Дьявола.