Он всегда чуть грустил, когда возле Машки шелестело напоминание о Юрике.

Еще один раз академик не удержался на заседании научного совета. Она забыла отключить мобильный, Юра позвонил и что-то там требовал, отчитывал. Застигнутая врасплох Машка лепетала оправдания шепотом, прикрыв трубку ладошкой. Кирилл Павлович в этот момент шел к трибуне для чтения доклада и остановился возле нее, сидевшей в крайнем кресле у прохода, положил ладонь на плечо, чуть наклонился к ней и тихо сказал:

– Попросите его преувеличенное высочество позвонить чуть позже.

И величаво двинулся дальше.


– Мы договорились в два часа встретиться в ресторане! – бушевал в трубке «портфеленосец».

– Ты ошибаешься, – спокойно возразила Машка.

Встала, кивнула, извиняясь, Кириллу Павловичу и отошла к двери – все-таки ей было неудобно перед академиком.

– Ты это специально сделала? Да? – сообразил Юрик. – Подчеркнуть свою независимость?

– Да бог с тобой, Юра! – остудила его Машка и глянула быстренько на Янсона. – Мне нет необходимости что-то подчеркивать и демонстрировать тебе. Ты распорядился, а меня твои приказы и распоряжения уже не касаются. Тебе надо в ресторан, ну и будь там! Я-то тут при чем?

– Ты выставила меня идиотом! Я сижу здесь, жду! Это хамство!

Машка просто отключила телефон. Чего ради она должна выслушивать вопли и обвинения чужого человека да еще вступать с ним в дебаты?

Подумала и выключила телефон совсем.

– Машенька, – осторожно спросил Кирилл Павлович. – У вас какие-то нелады в семье?

– Нет! – радостно улыбаясь, сообщила Машка. – Теперь полные «лады»! Я вчера его выгнала с вещами из дома и из своей жизни!

Она вернулась и села на место. Академик помолчал недолго и спросил:

– Помощь нужна?

А Машка подумала, что помощь ей очень даже кстати.

– Да! Мне надо как можно скорее развестись! Вот прямо завтра, а лучше сегодня!

Кирилл Павлович засмеялся добрым приятным смехом.

– Сегодня – это вряд ли, а на днях попробуем.

Он что-то записал на настольном откидном календаре, которым пользовался вместо всяких там новомодных органайзеров и расписаний в компьютере. Расписание в компьютере, конечно, тоже имелось, но в календарике академик Янсон делал пометки личного характера.

– Имущество делить надо? – продолжая писать, спросил он.

– А нет у нас совместно нажитого имущества! – веселилась Машка. – Квартира моя, досталась от родителей, евроремонт в ней тоже мой. Я бабушкину в Севастополе продала года два назад и все деньги ухнула на глобальное изменение интерьера! Мне очень повезло с дизайнером. Необыкновенная женщина Ольга Петровна – энергичная, талантливая, стройная такая, на девчонку похожа, и мудрая, как египетские пирамиды! Она про Юрика все сразу поняла и мои «мужу нравится это и вот это» мягко так, тактично задвинула. И настояла, чтобы квартиру, каждый уголочек, делали под меня. Дипломатично: «Вы ведете все хозяйство и много работаете, и дома работаете по ночам, значит, обстановка вокруг вас должна быть максимально комфортной и уютной для вас во всем, в каждой мелочи!» А во-вторых, она следила за финансами. Я предложила снять со счета сразу большую сумму и ухнуть в стройку. Но она объяснила, что так неправильно, и снимала со счета деньги копейка в копейку по смете и чекам. Я тогда спросила: зачем? А она загадочно отмахивалась: «Пригодится». Спасибо ей огромное, я ведь только в Америке доперла зачем! А вот как раз за этим! Сейчас у меня на руках благодаря ей все документы, подтверждающие, что ремонт и обстановка произведены за мой счет! А прописан он у своей мамы, дабы не потерять собственность, мало ли чего!

– А что ж муж чиновничьи доходы не вкладывал?

– Вкладывал! – радостно отрапортовала Машка. – В себя! Дорогая одежда, курорты, рестораны, развлечения, даже салоны красоты! Ей-богу, не вру! Добавил к оставшимся от ремонта деньгам свои сбережения, накопленные нелегким кресельно-кабинетным трудом, и купил джип. Вот скажите, Кирилл Павлович, зачем ему джип? Все его бездорожье – это одна колдобина на въезде у дома!

– Для престижа! – предположил академик, заразившись Машкиной развеселой бесшабашностью. – Давай-ка, Мария Владимировна, еще по кофейку да с коньячком. – И заговорщицки подмигнул: – За твою Liberty, так сказать!

Отдал распоряжение секретарю по селектору и вернулся в разговор:

– Значит, делить нечего?

– Денежку Юра считать умеет. Он же понимает, что присудят ему полмашины и оплатить половину ремонта и купленных вещей. Машину я и так ему отдам, а вредить «престижу» и «доброму» имени участием в судебных разбирательствах – ни, боже упаси! Ни-зя-я!

– Да уж! – кивнул академик и спросил строго, перестав улыбаться: – Ты твердо решила? Может, вы поругались и ты обиделась?

– Я не могу на него обижаться, Кирилл Павлович, – перестала улыбаться и она. – И обидеться не могу, он чужой мне человек. Посторонний. Я это в Америке поняла, я там очень многое поняла про свою жизнь.

И она рассказала все Кириллу Павловичу под кофе с коньячком и все отключенные телефоны очень занятого, невероятно занятого академика Янсона.

– Так, – выслушав, академическим тоном заключил Кирилл Павлович. – У меня есть замечательный адвокат. Великолепный прохиндей, как и положено в такой профессии. Он сделает все быстро: разведет и бумаги, какие надо, заставит твоего чинушку подписать, тем более ты говоришь, что скандалы могут попортить его салонное лицо.

А Машка чуть не разревелась – хлопала ресницами, загоняя навернувшиеся слезы назад.

Какого такого вселенского одиночества она испугалась до умопомрачения тогда, пять лет назад?! Нет и не было никогда никакого одиночества!

А была обожаемая ею до полного восторженного погружения по самую макушку работа, и академик Янсон был, и сама у себя она была!

А когда человек есть сам у себя, полностью есть – с набором уважения, любви, поощрения, поругивания за глупости и ошибки, балования себя, родного такого, каким уродился, – то нет и быть не может никакого вселенского одиночества!


Юрик надрывался желанием вернуть в стойло взбрыкнувшую женушку, звонил, отчитывал, грозился, требовал немедленной аудиенции для разбора полетов, но Машка отключала телефон, не вступая в переговоры.

На следующий день Маша поздно вечером, ближе к ночи, открывая входную дверь, услышала разливающиеся по пустой квартире трели телефона. Подозревая, кто может ее домогаться посредством телефона, она не торопилась кидаться к трубке. Закрыла дверь, сняла обувь, втайне надеясь, что звонившему надоест ждать.

Не тут-то было!

– Да, – устало отозвалась Машка на долгий призыв поговорить.

– Мария? Что у нас с дверью, я не мог попасть в дом!

За последние двое суток Юрик, видимо, подзабыл, что воспитанные люди здороваются, когда звонят.

– У меня с дверью все в порядке! – порадовала его Машка. – У меня надежная железная дверь!

Прошла босиком в кухню, включила чайник, прижала трубку с неугомонным мужниным голосом внутри плечом к уху, доставая кофе и турку, – еще надо поработать, а спать уже хочется, вошла во вкус здорового сна за полгода-то!

– Ты что, сменила замки?! – потрясенным возмущением полушепотом вопрошал Юрик, не поверив в такую возможность.

– Ну конечно, сменила! А то мало ли кто может прийти!

Новость была трудно перевариваемой для нежного организма российского чиновника.

– Это безумие! – выдавил ударник бюрократического труда. – Что с тобой произошло, Мария? У тебя стресс, или ты так обиделась, или что-то случилось там, в Америке?

«Со мной случилась Liberty по кличке Свобода!»

И, опьяненная этим вирусом, Машка доброжелательно посоветовала Юрику:

– Ты возьми ключи у мамы или у кого ты там сейчас живешь.

– У тебя точно что-то произошло с психикой! – медленно приходил в себя Юрий Всеволодович.

– Коллапс? – предположила, балбесничая, Машка.

– Мария! – тоном ставящего диагноз врача постановил Юрий. – Ты не отдаешь отчет своим действиям! У тебя расшатались нервы!

Машке надоело! Сколько можно-то?!

– Юр, притормози! – жестко, с нажимом остановила она его. – Не советую двигаться мыслью в данном направлении. У меня имеются справки, заверенные российскими и американскими врачами, о полной моей вменяемости и психической нормальности! Они, знаешь, американцы-то, весьма в этих вопросах щепетильны. Это я на тот случай тебе говорю, если вдруг ты решишь, что можно меня и в дурдом пристроить для дальнейшего твоего комфорта и благолепия! Привыкай и осваивай мысль, что мы разведены. Все! Меня больше нет в твоей жизни!

– Что ты такое говоришь! – возроптал страдалец. – Я…

– Юра! – перебила Машка. – Пошел в жопу!

И отключила трубку.

Утром ее сон прервали колокольчатые трели звонка в дверь. Разбуженная, еще не перестроившаяся во временных режимах, Машка сползла с кровати, кое-как разлепив глаза по дороге к двери, и окончательно проснулась, посмотрев в глазок.

Прибыла тяжелая артиллерия в лице свекрови.

«Как это я про нее забыла?» – подивилась Машка и открыла дверь.

Владлена Александровна окинула критическим взором невестку с ног до головы. Похоже, босоногая Машка в коротенькой шелковой ночнушке с помятым лицом и буйной взлохмаченной гривой волос ей не понравилась.

– Десять часов утра, Мария! Ты что, спала?

«Нет, блин, гусей пасла у стен дворца в соответствии с призванием!» – раздражилась влет Машка.

Владлена Александровна царским указующим жестом руки отодвинула с порога невестку-пастушку и вплыла в прихожую. Брильянтово-шелковая, каблучно-голенастая, пластико-хирургически стройная, безморщинная, причесочно-уложенная, и все это в десять непастушкиных часов утра.

– Женщина не имеет права так расслабляться! – двигаясь по направлению к кухне, одаривала мудростью она. – Прибери себя! Нельзя же так!

Ошеломленная неожиданностью нападения, Мария напряглась, но сразу опомнилась.

«Да уж! Пятилетняя дрессировка не проходит так быстро, знаете ли!» – сообщила она кому-то про себя.

И всерьез обдумывала, не предложить ли сразу бывшей свекрови присоединиться к сыну в походе в том направлении, которое она ему вчера указала?

Ну, не до такой же степени, одернула себя Мария Владимировна, не до такой! Опять-таки, пятилетняя муштра даром не проходит, и из уважения к ее морщинам…

«У Владлены нет морщин. При намеке на морщины представительницы этой социальной прослойки тут же бегут к пластическому хирургу. Поэтому уважение к ним проявлять не требуется!»

Проигнорировав предложение «прибрать себя», Машка потащилась за свекровью в кухню, где та уже «царила». Провела указательным пальчиком по столешнице, брезгливо его порассматривала на предмет обнаружения грязи, смахнула большим пальцем увиденное.

Обнаружила или нет, осталось непонятно.

– Свари мне кофе, – повелела императрица.

Машка не шелохнулась, смотрела на нежданную гостью, привалившись плечом к стене.

– И оденься, будь добра!

– Зачем? Вы уйдете, а мне еще поспать надо, – ответила непокорная пастушка.

Владлена на открытый бунт отреагировала приподнятой аристократической бровкой.

– Не надо так явно демонстрировать хамство, Мария. Я пришла поговорить.

«Ну да! А я думала пожелать мне доброго утра!»

Она расстроилась от неизбежности общения и невозможности остановить сабельную атаку свекрови. Пришлось одеться и сварить кофе, и подать к нему сыр и нарезанный прозрачными дольками лимон, сесть напротив и подождать, когда свекровь сделает глоток, оценит мастерство приготовления и качество продукта и приступит к изложению цели своего визита.

Понятную и без изложения.

– Юра мне все рассказал, – приступила Владлена, оценив кофе мимикой где-то на троечку по пятибалльной шкале.

– А именно? – подтолкнула репликой течение разговора Машка.

– Что ты приехала из Америки не в себе, с расшатанными нервами, устроила ему неприличную сцену и выставила из собственного дома!

Машка вдруг развеселилась, как от хорошей комедии, – искренне и беззаботно, откинулась на спинку стула и отпила кофе из своей чашки.

– Это недопустимо, Мария! Если у тебя расшаталась психика, то ее надо лечить! Я утром созвонилась с одним моим знакомым, специалистом в этой области, мы обсудили твою симптоматику. Он готов тебя принять и назначить курс реабилитационного лечения. Нельзя же распускаться! Женщина обязана сохранить семью, заботиться о муже и не имеет права опускаться до вульгарных скандалов! Ты и так-то с трудом справлялась со своими обязанностями, а Юра терпел. Но вести себя столь неподобающим образом!

Машка уже не задавала себе безнадежно непродуктивных вопросов, как ее угораздило вляпаться в эту семейку, а раздумывала над более насущными в данный момент делами.

А именно: послать Владлену сразу, рубанув по-рабоче-крестьянски, подтверждая свекровины многолетние подозрения в Машкином плебейском тупоумии, или вступить в диалог и как-то интеллигентно все ей растолковать?