Роуан на мгновение опустил голову, измученный и опустошенный. Он приехал в Ланконию, твердо зная, что должен делать, но с каждым днем все больше терял уверенность в себе. Потому что постоянно приходилось доказывать ланконийцам, что он мужчина. Но они уже составили о нем свое мнение, и ничто не могло это мнение изменить. Если он вел себя как храбрец, они заявляли, что это храбрость глупца. Если заботился о своем народе, они считали, что это повадки чужака. Что ему делать? Пытать и убить невинного мальчишку зернас, которого они считали самим воплощением дьявола?!

Он встал. Ноги подгибались от обуревавших его эмоций, но Роуан передохнул и напоил коня, после чего снял пропотевшую одежду, ступил в прохладную чистую воду, нырнул и поплыл. Вода словно смывала гнев и ощущение беспомощности, и час спустя, вернувшись на берег, он почувствовал себя лучше. Надел набедренную повязку и нагнулся было за шоссами, но вдруг насторожился. Откуда-то справа донесся шум, словно кто-то пробирался сквозь кусты. Роуан выхватил меч из висевших на седле ножен и стал бесшумно красться по берегу в направлении шума.

И пропустил нападение неизвестного врага. Кто-то свесился с ветки над его головой, и удар ногой обрушился на плечи Роуана. Потеряв равновесие, он свалился на землю и ощутил холод стали у горла.

– Не шевелись! – приказал женский голос.

Роуан попытался потянуться к упавшему мечу. Но, подняв глаза, забыл обо всем. Его сумела оседлать полуголая женщина, красивее которой Роуан в жизни не видел. Люди его дяди Уильяма часто дразнили молодого человека за монашеское существование. И действительно, у него не было ни малейшего желания повалить крестьянскую девчонку в стог сена. Правда, Роуан встречался с женщинами, но ни одна не воспламенила его чувств настолько, чтобы он возжелал ее больше всего на свете. Если женщина предлагала себя и казалась достаточно чистой, он брал ее и на следующий же день забывал.

До этой минуты.

Разглядывая высокие груди, совершенное лицо и черные, горящие, словно уголья, глаза, он едва не задохнулся от вспыхнувшего в крови пламени. Каждая частичка его существа внезапно ожила, как никогда раньше. Он жадно вдыхал ее запах. Идущее от нее тепло сливалось с его теплом, становясь единым целым.

Он коснулся ее щиколоток, сжал, поражаясь красоте длинных, стройных, мускулистых ног. Лезвие ножа больше не кололо его горло, но Роуан этого не заметил. Он видел и чувствовал только прикосновение этих великолепных ног, и его руки скользили все выше, лаская, разминая ее загорелую, прекрасную, гладкую плоть.

До него вроде бы донесся стон, но кто знает, может, это был стон его собственного сердца, таявшего в экстазе?..

И под его ласками ее колени стали сгибаться, как восковые свечи от яркого пламени. Руки Роуана ползли все выше, поднимая влажную тунику девушки. Под туникой ничего не было, и он увидел ее сверкающую драгоценность, когда сжал твердые, упругие ягодицы.

Она легла ему на грудь, и когда их обнаженные тела соприкоснулись, Роуан затрепетал от желания. Ее кожа была так же горяча, как у него. Словно раскаленное железо в кузнечном горне. Он притянул ее еще ближе.

Ее лицо было совсем рядом: глаза полузакрыты от желания, губы красные, полные и готовые принять его, смуглая кожа безупречна. Он прижался поцелуем к этим губам. Она вздрогнула, как от удара, отстранилась и уставилась на него, очевидно, пораженная тем же изумлением, что и Роуан. Но в следующий момент вдруг обвила руками его шею и стала целовать с такой же страстью, которую испытывал он сам. Он так крепко обнял девушку, что ее ребра чудом не треснули. Не прерывая поцелуя, толкнул ее на спину и впился в губы пылко, исступленно, изливая копившееся годами желание, с которым он ждал именно эту женщину и именно этого момента. Она обхватила ногами его талию, он приподнялся над ней, и его набедренная повязка соскользнула.

– Джура! – позвал кто-то. Но он продолжал кусать ее губы, не в силах насытиться, и поудобнее устроился между ее бедрами. – Джура, с тобой все в порядке?

Женщина, подмятая Роуаном, колотила его по спине кулаками. Но он слишком поглупел от желания, чтобы чувствовать боль.

– Нас увидят, – настойчиво прошептала девушка. – Отпусти!

Но наступи на него сейчас лошадь, он и не заметил бы. Его беспорядочно шарившие руки нашли ее грудь.

– Джура!

Голос был уже совсем близко.

Джура схватила камень и ударила незнакомца по голове. Она вовсе не хотела убивать его, только пыталась привлечь внимание, но он, потеряв сознание, обмяк на ней.

Девушки из женской стражи подходили все ближе. Джура поспешно и с великим сожалением оттолкнула мужчину и несколько секунд оглядывала его великолепное тело. Никогда она не видела более совершенного человека, мускулистого и стройного, идеально сложенного, с лицом, как у ангела Господня.

Она провела ладонью по этому телу, по массивным бедрам, по лицу, поцеловала в губы…

– Джура! Где ты?

Она прокляла глупых девчонок, помешавших свиданию, и встала, чтобы ее видели. Высокая трава скрывала мужчину, лежавшего у ее ног.

– Я здесь! Нет, не подходите, здесь сплошная грязь. Ждите меня на тропе.

– Становится темно, Джура, – пожаловалась самая молодая.

– Вижу! – отрезала девушка. – Идите. Я сейчас вас догоню.

Она нетерпеливо подождала, пока женщины скроются из виду, прежде чем встать на колени перед бесчувственным телом.

Может, ей стоило сгорать от угрызений совести за содеянное, но почему-то Джура ничуть не чувствовала себя виноватой. И снова коснулась его груди. Кто он? Не зернас и не вателл, как Дейр. Возможно, один из фиренов, разводивших лошадей. Они жили в горах и почти никогда не спускались на равнину. Но он слишком велик ростом, чтобы быть фиреном.

Неизвестный пошевелился, и Джура поняла, что нужно как можно скорее ускользнуть, прежде чем он снова посмотрит на нее сводящим с ума взглядом.

Она побежала к берегу, схватила одежду, кое-как натянула и помчалась догонять своих, по-прежнему ощущая прикосновения его губ и рук.

– Джура, ты что-то раскраснелась, – заметила одна из девушек.

– Наверное, потому что скоро возвращается Дейр, – лукаво откликнулась вторая.

– Дейр? – повторила Джура с таким видом, словно никогда раньше не слышала этого имени. – Ах да, Дейр!

При виде Дейра сердце никогда не билось сильнее, а ноги не подкашивались.

– Да, Дейр, – твердо повторила она.

Девушки понимающе переглянулись. Джура стареет и теряет разум.

* * *

– Роуан! Где ты был? – резко спросила Лора.

– Я… я купался.

Он до сих пор не пришел в себя. Ошеломленный, растерянный, он видел только незнакомую женщину, ощущал ее аромат, на губах остался вкус ее губ…

Роуан не помнил, как оделся и оседлал коня.

– Роуан? Что с тобой? – встревожилась Лора.

– Ничего, все хорошо, – пробормотал он. Так вот что такое похоть. То самое чувство, которое сводит с ума мужчин. Побуждает их совершать поступки, на которые они в здравом уме не отважились бы. Если эта женщина попросит убить ради нее, покинуть страну, предать своих людей, вряд ли он станет колебаться.

И тут Роуан ощутил взгляды окружающих. Он оперся на высокую, широкую луку седла, расслабился, слегка улыбнулся, но как ланконийцы, так и англичане продолжали на него пялиться.

Наконец Роуан выпрямился, откашлялся и только потом спешился.

– Поездка освежила меня, – мечтательно пробормотал он. – Монтгомери, возьми моего коня и дай ему двойную порцию овса.

Это драгоценное животное привело Роуана к ней!

Он погладил холку жеребца. Монтгомери подошел ближе.

– Они вообразили, будто вы не сможете позаботиться о себе, – с горечью прошептал он. Роуан потрепал мальчика по плечу.

– Сегодня я сумел бы позаботиться о целом мире, – заверил он и направился к шатру, но по пути остановился рядом с Дейром, высоким, молчаливым парнем с таким же бесстрастным лицом, как у Ксанте. Почему-то Роуану казалось, что Дейр презирает его не так сильно, как остальные.

– Ты слышал о женщине по имени Джура?

– Она дочь Тала, – поколебавшись, ответил Дейр.

– Моя сестра? – в ужасе ахнул Роуан.

– Не кровная. Король удочерил ее еще ребенком.

Роуан едва не заплакал от облегчения.

– Значит, мы не кровные родственники? – уточнил он.

– Нет, – покачал головой Дейр, пристально наблюдая за ним. – Джералт – твой брат по отцу. У него и Джуры одна мать.

А вот это не важно. Главное, что между ними нет кровного родства!

– Она тоже в гвардии? Как Силин?

Дейр снова поколебался.

– Да. Хотя Джура моложе.

– Она в самом расцвете молодости, – улыбнулся Роуан, – сколько бы ей ни было. Спокойной ночи.

Правда, ему долго не удавалось уснуть. Он лежал, подложив руки под голову, глядя в темноту и наслаждаясь воспоминаниями о каждой минуте, проведенной с Джурой.

Он, разумеется, женится на ней. Сделает своей королевой, и они вместе будут править Ланконией… или по крайней мере ириалами. Джура станет его воздаянием за отсутствие веры ланконийцев в своего правителя. И, как повелел Бог, станет ему супругой и опорой в жизни. Он просил Господа о знамении, и тот послал ему Джуру.

Перед рассветом, услышав шум в просыпавшемся лагере, он вышел наружу. На горизонте темнели окутанные дымкой горы. Воздух был свеж и прохладен. Ланкония никогда еще не казалась ему столь прекрасной.

Рядом остановилась Силин.

– Доброе утро. Я иду ловить рыбу. Не хочешь присоединиться?

Роуан долго смотрел на девушку, впервые осознав, что она стоит между ним и Джурой.

– Да, – кивнул он наконец. – Я пойду.

Они направились через лес к ручью.

– Сегодня мы доберемся до Эскалона, – сообщила Силин.

Роуан не ответил. Что, если король Тал будет настаивать на его женитьбе на Силин? Что, если от этого зависит, станет ли он королем?

Все наказания, изобретенные для него Фейланом, вдруг восстали и стиснули горло.

– Можно поцеловать тебя? – резко спросил он.

Силин испуганно вздрогнула и покраснела.

– То есть я думал, если нам все равно предстоит пожениться…

Он осекся, потому что Силин положила руку на его затылок и прижалась губами к губам. Поцелуй показался приятным, но Роуан не потерял головы и не был готов ради него подписать договор с самим дьяволом.

Он осторожно отстранился и улыбнулся ей. Теперь все встало на свои места. Именно Джуру предназначил ему Господь.

Они в дружелюбном молчании добрели до ручья. Роуан, занятый мыслями о Джуре, не замечал, как счастлива Силин. Она считала, что поцеловала будущего мужа, и была вполне довольна будущим браком.

Еще пять часов они ехали на северо-запад, пока не достигли Эскалона. Дорог практически не было, и Роуан поклялся прежде всего заняться именно дорогами. Ланконийцы проклинали четырнадцать телег с багажом, которые везли с собой Роуан и Лора. Они захватили мебель и все необходимое для ведения хозяйства. Кроме городских стен, ириалы не признавали других удобств и, путешествуя, брали с собой только то, что могло уместиться в седельных сумках. Роуан подозревал, что в поездках они крали еду у крестьян.

Эскалон раскинулся на берегах реки Сайар, изгиб которой представлял естественную защиту с двух сторон, а крутые склоны гор – с третьей. Двенадцатифутовая стена окружала город площадью в две квадратные мили. Внутри высилась еще одна стена, огородившая холм, на котором возвышался каменный замок, должно быть, принадлежащий Талу.

– Мы почти дома, – облегченно вздохнула Лора.

Филипп сидел в седле перед матерью. Маленькое личико побледнело и осунулось после многонедельного путешествия.

– Горячая еда, горячая ванна, мягкая постель и умный собеседник… после всех этих болванов, – мечтательно продолжала она. – Как по-твоему, придворные музыканты знают английские песни? Какие танцы здесь танцуют?

Роуан не знал ответа, поскольку Фейлан не считал нужным обсуждать ланконийские развлечения. Кроме того, отныне из всех удовольствий он признавал только прекрасную, восхитительную Джуру, самую совершенную из женщин, самую… Он мечтал о ней всю дорогу до города.

Их процессия почти не привлекла внимания. Город оказался грязным, забитым людьми и животными. Шум стоял невыносимый: стук железных молотков в кузницах, вопли разносчиков, уличные ссоры… Вонь была такая, что Лора поднесла к носу ароматический шарик.

– Где женщины? – прокричала она Ксанте, перекрывая гомон.

– Их нет в городе. Город для мужчин.

– А женщин вы где-то запираете? – бросила она. – Не выпускаете их на воздух и солнце?

Дейр обернулся к ней и удивленно поднял брови.

– Мы роем ямы на склонах гор и держим их там, – с серьезным лицом пояснил Ксанте. – Раз в неделю бросаем им волка. Если им удается убить его, значит, есть чем утолить голод. Если же нет – волку позволено задрать любую из тех, кто на него нападает.