— Выпейте вот это, — скомандовал голос.

Она сделала небольшой глоток и передернулась.

— Я не пью крепкие напитки, — начала было она, но стакан еще крепче прижали к ее губам.

— Выпейте немного, — проговорил все тот же голос. — Вам это пойдет на пользу.

Гардении ничего не оставалось, как подчиниться. Бренди горячей волной разлилось по телу, туман перед глазами рассеялся, и она увидела, что стакан держит тот самый англичанин. Она даже вспомнила его имя — лорд Харткорт.

— Извините меня, — сказала она, заливаясь краской, когда до нее дошло, что, должно быть, именно он отнес ее на диван.

— Все в порядке, — ответил он. — Полагаю, путешествие утомило вас. Когда вы ели в последний раз?

— Давно, — промолвила Гардения. — Я не могла себе позволить тратиться на еду в поезде, а на станции мне не хотелось выходить.

— Так я и думал, что в этом все дело, — сухо произнес лорд Харткорт.

Он поставил стакан, который держал у губ Гардении, распахнул дверь комнаты, и она услышала, как он с кем-то разговаривает. Она огляделась, и ей стало понятно, что это кабинет или библиотека, дверь из которой вела в холл.

С усилием она села, руки взлетели к растрепанным волосам. Лорд Харткорт вернулся в комнату.

— Не двигайтесь, — сказал он. — Я велел принести еды.

— Не могу же я лежать здесь, — слабым голосом проговорила Гардения. — Мне нужно найти тетушку и объяснить ей, почему я приехала.

— Вы действительно племянница герцогини? — поинтересовался лорд Харткорт.

— Да, я ее племянница, — ответила девушка, — хотя ваш друг и не поверил мне. Почему он вел себя так странно? Мне кажется, он был пьян.

— Наверное, он действительно был пьян, — согласился лорд Харткорт. — Такие вещи иногда случаются на приемах.

— Да, конечно, — сказала Гардения, вспомнив, как мало приемов видела, а на тех немногих, которые ей удалось посетить, джентльмены не напивались до бесчувствия, а дам не носили за руки — за ноги.

— Вы сообщили тетушке, что едете сюда? — поинтересовался лорд Харткорт.

— У меня не было возможности, — ответила Гардения. — Понимаете… — Помолчав, она добавила: — Были причины, которые вынудили меня отправиться к тетушке незамедлительно. Не было времени, чтобы дать ей об этом знать.

— Позволю себе заметить, что она удивится, увидев вас, — тихо проговорил лорд Харткорт.

Что-то в его голосе заставило Гардению горячо воскликнуть:

— Я уверена, тетя Лили будет рада меня видеть!

Лорд Харткорт собирался еще о чем-то спросить, но в этот момент дверь открылась, и вошел лакей с огромным серебряным подносом, заставленным разнообразными блюдами. Здесь были и заливные трюфели, и перепела, украшенные спаржей и печеночным паштетом, и омар под желтым майонезом, и множество других самых диковинных и изысканных кушаний, названий которых Гардения не знала. Лакей поставил поднос на маленький столик рядом с ней.

— Но я же не смогу все это съесть! — воскликнула она.

— Съешьте то, что сможете, — посоветовал лорд Харткорт. — Вам сразу станет лучше.

Он отошел в дальний угол комнаты, встал около письменного стола и начал нервно перебирать расставленные на нем изящные безделушки.

Гардения не могла с уверенностью сказать, что руководило им, когда он отвернулся от нее: либо он проявил тактичность, решив не смущать ее и дать ей спокойно поесть, либо вид человека, с жадностью накидывающегося на еду в столь поздний час, был неприятен ему. Однако она была так голодна, что села и, не обращая ни на что внимания, принялась за еду. Она начала с омара, потом перешла к перепелам. Но справиться со всем не смогла: еды оказалось слишком много.

Как лорд Харткорт и предсказывал, немного утолив голод, Гардения почувствовала себя бодрее. Она с благодарностью отметила, что на подносе стоит стакан воды.

Сделав пару глотков и отложив нож с вилкой, девушка несколько вызывающе обратилась к стоящему позади нее мужчине.

— Я чувствую себя много лучше, — сказала она. — Благодарю вас за то, что вы приказали принести мне поесть.

Он отошел от стола и вернулся к ней, встав на коврик возле камина.

— Не позволите ли вы мне дать вам совет? — спросил лорд Харткорт.

Гардения не ожидала подобного вопроса и поэтому подняла на него удивленные глаза.

— Какой совет? — В ее словах сквозило любопытство.

— А вот какой, — ответил лорд Харткорт. — Вам следует вернуться назад завтра утром. — Он заметил, что она удивлена, и продолжил: — Ваша тетушка занята. У нее здесь много гостей. Это неподходящий момент для приезда родственников, как бы рады им ни были.

— Я не могу этого сделать, — сказала Гардения.

— Почему? — настаивал он. — Вы можете остановиться в приличном отеле, или это вам не подходит? Я мог бы отвезти вас в монастырь, который, как мне известно, находится здесь поблизости. Монахини с удовольствием окажут любую помощь нуждающемуся.

Гардения почувствовала, что вся напряглась.

— Я уверена, что вы, лорд Харткорт, действуете из самых добрых и честных побуждений, — сказала она, — но я совершила такое путешествие специально для того, чтобы приехать в Париж и повидать тетушку, и я уверена — когда она узнает о моем приезде, она будет рада.

Гардения еще не успела договорить, как у нее появилось неприятное ощущение, что, возможно, ей вовсе не будут рады. Сидя в поезде, она не раз пыталась убедить себя, что тетя Лили сойдет с ума от радости, когда увидит ее. Теперь же она подобной уверенности не испытывала, но она не допустит, чтобы лорд Харткорт догадался о ее сомнениях. Кроме того, если отбросить в сторону все эти предположения, разве может она сказать незнакомому мужчине, что у нее нет денег? Ее кошелек был практически пуст, за исключением двух-трех франков, которые она обменяла в Кале.

— Я останусь, — твердо проговорила она. — Сейчас, когда я чувствую себя лучше, я могла бы, возможно, подняться наверх и поискать тетушку. Боюсь, дворецкий — или кем он здесь является — не передал ей, что я здесь.

— Я могу только предупредить вас, что это было бы ошибкой, — сказал лорд Харткорт.

— Вы близкий друг моей тетушки? — спросила Гардения.

— Не могу похвастаться такой честью, — ответил лорд Харткорт. — Я, конечно, знаком с нею — ее знает весь Париж. Она очень, — он замялся в поисках слова, — гостеприимная.

— Тогда я уверена, что она распространит свое гостеприимство и на свою племянницу, — заключила Гардения.

Она встала, подняла упавшую на пол шляпку.

— Премного вам благодарна за то, что вы были так добры и перенесли меня сюда, а также за то, что вы позаботились о еде для меня. Я попрошу тетушку, чтобы завтра она также выразила вам свою благодарность, — продолжала она и, так как лорд Харткорт ничего не ответил, протянула ему руку. — Мне кажется, что вы собирались уезжать, когда я так некстати упала в обморок. Пожалуйста, лорд Харткорт, разрешите мне больше не задерживать вас.

Лорд Харткорт взял руку Гардении и отрывисто, голосом, на удивление лишенным малейших эмоций, произнес:

— Не позволите ли вы мне приказать, чтобы слуги проводили вас наверх и показали вашу комнату? Утром, когда ваша тетушка проснется, она проявит гораздо больше радости по поводу вашего прибытия, чем в настоящий момент.

— Мне кажется, вы слишком много берете на себя, — холодно заметила Гардения. — Я совершенно не намерена красться по черной лестнице, как вы предлагаете, я собираюсь увидеть тетушку немедленно.

— Прекрасно, — сказал лорд Харткорт. — В таком случае я пожелаю вам спокойной ночи. Но прежде чем сделать какой-нибудь опрометчивый шаг, подумайте, что, если вас увидят в этом вот платье, у людей может возникнуть впечатление, подобное тому, что возникло у графа Андре де Гренеля.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.

Гардения изумленно посмотрела ему вслед. Смысл его слов, звучавших, по ее мнению, как оскорбление, наконец дошел до нее. Она прижала руки к пылающим щекам. Как он посмел насмехаться над ней? Как он посмел глумиться над ее одеждой, над ее внешностью? Она чувствовала, что ненавидит его, этого английского аристократа со стоячим воротничком, с холодными манерами и цинично искривленным ртом. Какая дерзость — предположить, что ей будут не рады в доме ее тетушки или что она окажется недостаточно хороша для ее красивых друзей, которые производили такой шум наверху!

Но тут гнев испарился так же неожиданно, как и вспыхнул. Ну конечно же, он был прав! Ее возмутила только его манера говорить. Ей показалось, что между ними происходила борьба: лорд Харткорт был твердо уверен, что она не должна видеться с тетушкой, а она в той же степени была уверена, что должна. Если так — он выиграл, потому что он затронул самый волнующий для женщины вопрос — ее внешность.

Те же ужас и паника, которые она испытала, когда руки графа обхватили ее и она поняла, что его рот ищет ее губы, опять завладели всем ее существом. Как он мог представить, что она всего лишь актриса мюзик-холла, которая приехала для того, чтобы развлекать гостей наверху? Что он там говорил о том, что она залезет в сундук?..

Она заткнула пальцами уши, как бы стараясь спрятаться от звучавшего в ее голове голоса лорда Харткорта. Она так хотела забыть выражение его глаз. Но, если она не пойдет к тетушке, что же ей остается делать? Лорд Харткорт прав! Ее появление наверху, в бальном зале, в дорожном платье произведет сенсацию, станет предметом сплетен и пересудов.

Возможно, Гардения была резка с лордом Харткортом, потому что ее обидело его отношение, но она поняла — теперь, когда он уже ушел, — что струсила, не решившись сделать все так, как намеревалась.

«Итак, единственное, в чем я уверена, — сказала она себе, стараясь рассуждать здраво, — я не могу больше оставаться в этой комнате».

Гардения раздумывала над тем, стоит ли пойти в холл и обратиться за помощью к мажордому, потом она вспомнила, что своим поношенным платьем она уже вызвала у того презрение и удивление.

«Если бы у меня были деньги! — в отчаянии думала она. — Я бы могла дать ему чаевые. Это заставило бы его, по крайней мере, уважать меня».

Однако девушка понимала, что несколько франков, завалявшихся в ее кошельке, ничего не будут значить ни для мажордома, ни для другого напыщенного лакея в напудренном парике.

Она подошла к камину и позвонила. Шнур звонка представлял собой красивейшую узкую полоску гобелена. Он свешивался с карниза и был украшен золотой кисточкой. Гардения не смогла удержаться от мысли, что на те деньги, которые были потрачены на этот шнурок, она могла бы купить себе новое платье.

Некоторое время на звонок никто не появлялся, и Гардения стала раздумывать, не позвонить ли ей еще раз.

Наконец на ее вызов вошел лакей, тот самый лакей, подумала Гардения, который по приказанию лорда Харткорта принес ей поднос с едой. Мгновение Гардения колебалась, затем медленно на своем великолепном, почти классическом французском, произнесла:

— Попросите экономку прийти ко мне. Я не очень хорошо себя чувствую, чтобы присутствовать на приеме ее светлости, и мне бы хотелось, чтобы для меня наверху приготовили комнату.

Лакей поклонился.

— Я посмотрю, смогу ли я отыскать экономку, мадемуазель, — ответил он.

Гардении пришлось ждать очень долго. Вскоре у девушки возникло предположение, что экономка уже отправилась спать, ее разбудили, и ей пришлось вновь одеваться. Наконец она явилась. Это была женщина довольно неряшливого вида, с огромной грудью и растрепанными седыми волосами и, вопреки ожиданиям Гардении, совсем не похожая на строгих английских слуг.

— Добрый вечер, мадемуазель, как я понимаю, вы племянница мадам? — спросила экономка.

— Все верно, — ответила Гардения. — Но боюсь, я приехала в неподходящий момент. Естественно, я очень хочу видеть тетушку, но я так устала и неважно себя чувствую после продолжительного путешествия, что, возможно, правильнее будет подождать до утра, когда тетушка будет не так занята.

— Действительно, так будет вернее, — согласилась экономка. — Если вы последуете за мной, мадемуазель, я покажу вам вашу спальню. Я уже велела лакею отнести туда ваш чемодан.

— Большое спасибо, — с благодарностью сказала Гардения.

Экономка повернулась к двери и открыла ее. Гардении показалось, что шум, подобно урагану, ворвался в комнату. Она могла различить визгливые выкрики, мужские голоса, пронзительные восклицания женщин, грохот тяжелых предметов, за которым, подобно пушечному выстрелу, следовали взрывы хохота. Она не могла представить, что там происходит.

Экономка захлопнула дверь.

— Я думаю, мадемуазель, будет проще, если вы соблаговолите пройти черной лестницей. Из этой комнаты туда ведет дверь.