Лучше скажи, дуралей, какое тебе до этого дело? Какая разница, есть у нее кто-то или нет? Тебе-то ничего не светит. Хотя ты же убеждал себя еще вчера, что тебе ничего и не надо от этой девушки. Что ты никогда, ни за что больше не полезешь в такое болото. Одни проблемы. Не стоит рисковать. Ирина, она… одного взгляда достаточно, чтобы понять: такая девушка никогда не будет героиней мимолетных романов, ни к чему не обязывающей свободной любви. Она – не одна из твоих многочисленных подружек, с которыми можно целоваться в коридорах баров, а потом забыть об этом.

Интересно, что она сделает, если попробовать ее поцеловать?

Зарежет!

– Иван! Ванька! Ау, ты чего творишь? Дома не намалевался? – Сережа, оказывается, тряс Ивана за плечо. Чемезов вздрогнул и посмотрел на стол. Оказывается, задумавшись, он выводил на листе знакомые контуры, всего-навсего несколько нечетких линий. Узнаваемый набросок – длинные ноги, растрепанные волосы скрывают повернутое вниз лицо, ткань, зажатая в кулаке. Ирина. Иван отбросил ручку и посмотрел на Сергея, пытаясь справиться с краской, бросившейся в лицо.

– Это ж контракт! – возмущенно воскликнул Сережа. – Эх, Ваня, Ваня! Никакого от тебя толку!

Глава 11

Как долго можно просидеть на площади, подкармливая голубей крошками? Может ли повториться один и тот же сон? Как остановить ветер? Иван понимал, что она уедет. Рано или поздно, сегодня или завтра, она пожмет своими непокорными плечами и исчезнет навсегда. Каждый день словно давался ему в долг, в кредит, под проценты и условия, которые никто никогда не озвучивал. Она уходила куда-то, приходила, ничего не объясняя, и только смотрела на Ивана своими странными глазами цвета дремучего елового леса, словно хотела сказать что-то, но не могла. Русалка, лишенная дара речи.

Иван ни о чем не спрашивал. Здесь и сейчас, и ни о чем не думать.

Они сходили пару раз вместе на какие-то выставки, обедали на террасах, укутанных разросшимся диким виноградом, гуляли по вечерам, прислушиваясь к затихающему городу. Безумный, шумный, набитый людьми и нервами город к вечеру пустел, укрывая теплым бархатным одеялом аборигенов Москвы. Серебряная россыпь звезд затмевалась уличным освещением. Ивана не покидало чувство, что все это – только сон, распадающаяся на неясные куски реальность.

Иногда он злился на Ирину. Особенно когда ее не было рядом и Ивану приходилось смотреть на ее незавершенный портрет, который он отказывался показывать кому-либо. Все кругом считали происходящее ненормальным, а женщину, завладевшую их «оболтусом», опасной. Иван не спорил, он только упоенно работал, ждал Ирину, расстраивался, когда ему приходилось уезжать на встречи без нее.

Таскал ее повсюду.

Одумайся! Она, может быть, сумасшедшая. Может быть, преступница. Тихие и громкие, вкрадчивые и нервические голоса знакомых, друзей и просто сочувствующих взывали к здравому смыслу. Иван, ты же не дурак, в самом деле? Зачем тебе это?


Кончился июнь, и лето стало жарким и душным, и вся пыль, прятавшаяся по закоулкам и дворам, вдруг совершенно обнаглела, повылезала изо всех щелей, налипала на босоножки, пачкала руки и заставляла чуть ли не каждые полчаса приникать к крану с холодной водой, умывать лицо. Горячую воду дали, но в ней совсем не было нужды.

Ирина сказала, что сегодня ее не будет целый день и что, возможно, она не приедет ночевать. Иван не знал, что сказать. Только кивнул и почувствовал острый укол в области сердца, когда за Ириной закрылась дверь. Когда она уходила вот так, Иван чувствовал, что ничего для нее не значит.

А с чего, собственно? Она говорила что-то? Разве между вами что-то есть?

Иван Чемезов, тридцати пяти лет от роду, удачливый сукин сын, беззаботный повеса, художник от бога, испытывавший на прочность терпение своих друзей, жен, любовниц, деловых партнеров и студентов. Иван Чемезов, не погружающийся ни во что слишком глубоко, восхищающийся только нематериальностью бытия и непрочностью бескрайней вселенной, населенной прекрасным созданием с изумрудными глазами, с длинными ногами, теперь страдал. Как глупый подросток, страдал, и ревновал, и мучился, и все – только оттого, что женщина с длинными каштановыми волосами сказала ему, что, может быть, не приедет ночевать.

– Не слишком ли много чести? – спросил Ивана Пашка Багратионов, приятель, с которым они в свое время вместе катались по стране не столько в поисках ярких пейзажей, сколько бухая по деревням и селам. Художники в поисках вдохновения. А еще их объединяло то, что оба они проживали в пешем удалении от их излюбленного кабака. Соответственно, могли и в Москве напиться вместе, если того требовал повод. Если, так сказать, просила душа.

– Я уже не прошу о чести! – делано развел руками Иван. – Хотя бы сказала, что за фигня у нее происходит. Ведь как кошка, ей-богу. Приходит когда хочет, уходит тоже.

– Да гони ты ее в шею! Мне путевочки предложили, в Карловы Вары, хондроз лечить. Поехали со мной.

– Не поеду, – угрюмо покачал головой Иван. – Не люблю я эти твои Вары, не наше это все. От лукавого.

– Ну, тогда на Алтай. А то можно и в Тулу к Катерине. В леса!

Катерина была хорошая знакомая Пашки, женщина, как говорится, без комплексов и с искренней любовью если не к художествам, то к художникам. Они с Пашкой и раньше, случалось, сваливались на голову Катерине и ее старой глуховатой мамаше – с красками и холстами или с бутылкой и закуской. Второй вариант Катерине нравился больше. У нее был домик под Тулой, живописное место. Чемезов писал его уже раз десять, не меньше.

– Не хочу я в леса, – буркнул Иван хмуро.

– Как хочешь. А только… нечего тебе киснуть из-за какой-то девки. Портрет-то закончил?

– Портрет хорош. Еще один хочу сделать.

– Ивашка, да чем она так хороша? – фыркнул Пашка, подливая другу в стопку его любимой «березовой».

– Она… фея, – пожал плечами Ванька и опрокинул стопку, тяжело кряхтя. – Долбаная фея.

– А ты – Шрек! Чудище болотное! – хихикнул Пашка, подцепив на кончике вилки грибочек из миски напротив. Чемезов посмотрел на Пашку неодобрительно и потянулся к бутылке. Желание напиться всерьез пришло как-то само собой, естественным образом, после того, как Ирина предупредила, что не придет ночевать. Иван долго делал вид, что ему плевать на эту информацию. Подумаешь, не придет ночевать! Во-первых, может быть… А во-вторых, какая разница? Все равно же ничего не происходит.

Никогда в жизни еще Иван не видел женщины, которая умела бы с таким мастерством и изяществом удерживать дистанцию, находясь в одной квартире с мужчиной, да еще наедине, да еще нужно учесть, насколько она этому самому мужчине нравилась. Каждую ночь Иван остро, с пугающей четкостью ощущал, что она лежит рядом, за стеной, на его диванчике, укрытая ситцевыми простынями с цветочками. И каждую ночь он оставался наедине со своими желаниями, вертелся, включал ящик, смотрел новости. Рисовал обнаженных женщин, все как одна длинноногие, с грацией балерин. С каштановыми волосами. Рисовал и прятал, боялся, что Ирина найдет. Тогда уж точно уйдет, посмотрев на него презрительно и с отвращением. «Ну и извращенец вы, Чемезов!»

– Ты в Питер-то на выставку поедешь? И чего, девчонку тоже с собой потащишь? – продолжал крутить-вертеть Пашка.

– До Питера еще далеко, чего сейчас думать?

– А ты ее у себя оставь. Приедешь, а у нее там уже семья, муж, дети, прописка. Замки сменены, – пьяно расхохотался Пашка, размахивая руками чуть больше допустимого в таком месте. Нечаянно смахнув салфетки с чужого стола, он поумерил свой пыл.

– Ты мне лучше скажи, можно у тебя сегодня переночевать? – Иван отвернулся и посмотрел на шумную компанию молодежи, развлекающуюся игрой в мафию за соседним столиком. В их кабаке, к вящей радости Ивана, не крутили музыку, ни живую, ни мертвую, и не торопили на выход, ценя клиента. Идеальное место для того, чтобы медленно и со вкусом напиваться в компании старых друзей или играть в какую-нибудь глупую игру в компании симпатичных подружек.

– Ночуй, конечно, – удивленно кивнул Пашка. – Но зачем? От кого бежишь?

– От себя, Павлик, от себя. Сегодня полнолуние, вот и боюсь обернуться волком.

– Ты что, не хочешь, чтобы твоя принцесса тебя видела пьяным? – изумленно вытаращился на Ивана его старинный друг. – Воистину чудеса. Такого даже с Натальей не было!

Услышав имя бывшей жены, Иван скривился как от боли и серьезно, без шуток поплевал через плечо.

– Не принцесса, а фея! – пробормотал Чемезов, подтягивая к себе остатки грибов.

– Слушай, Ванька, а может, ей от тебя денег нужно? Ну, знаешь, такая цаца, и ты словно спятил. Может, она нарочно тебя окручивает?

Чемезов поднял на Пашку глаза – взгляд почти трезвый, безумный, как у брошенной без еды бездомной собаки.

– Ты думаешь, я этого боюсь, Пашка? Да если бы ей от меня нужны были деньги, все было бы куда проще. И безо всяких этих «вы»! Только она – другая.

– Другая, говоришь? А по-моему, все бабы одинаковые, – пожал плечами Пашка. – Тебе надо с нею переспать, и все пройдет.

– Бабы, может, и одинаковые, а она – другая. И я боюсь, Пашка, прямо до оторопи боюсь, что моей фее от меня ничего не нужно! Совсем! Вообще ничего. Завтра ветер переменится, и она не вернется, а я буду бегать по городу, искать ее, спрашивать у всех постовых: «Вы не видели тут фею? Не пролетала мимо вас на зонтике?»

– Покажи портрет, Чемезов.

– Иди в задницу, Багратионов. Тебе меня не понять. – Иван разлил остатки «березовой» по рюмкам, бахнул, а затем встал и уставился на Пашку в нетерпеливом ожидании.

– Что? – переспросил тот. – Чего вскочил, леший?

– Так поехали! – пробормотал Ваня Чемезов. – Чего сидишь, оглобля!

– Да куда?

– Да к Катерине! – рявкнул Иван и, отвернувшись, направился к дверям неуверенным шагом.


Ирина понятия не имела, какие бурные чувства рождает ее скрытность в душе свободного художника, так же как не слишком хорошо представляла, зачем она продолжает изо дня в день приходить в его мастерскую, зачем проводит долгие часы в модельном кресле и еще более долгие часы в разговорах и ничегонеделании. Но одно было ясно – Иван Чемезов не был ей совершенно безразличен. Что-то заставляло Ирину изо дня в день изобретать новые и новые поводы, чтобы вернуться к нему, чтобы сидеть на подоконнике в кухне и смеяться, болтать ногами и разговаривать о всякой ерунде. Что-то ей точно было нужно от него.

Слишком уж легко и просто было рядом с ним, а за последний год она буквально истосковалась по этому. Да что там, за последние несколько лет. С Сашей никогда и ничего не было легко и просто. Ирина никогда не жаловалась, думая, что так и должно быть. Большие чувства порой непереносимы, слишком тяжелая ноша.

С Иваном можно было забыть обо всем и до хрипоты спорить, какие оттенки сиреневого лучше показывают глубину. Мысль о том, что скоро ей придется уехать и остаться один на один со своим прошлым, настоящим и будущим, приводила Ирину в отчаяние.

Не сейчас, не сегодня, не этой ночью. Ее дела позволяли ей уехать в любой момент.


Молодой холеный мужчина с серьезным лицом, ради встречи с которым Ирина несколько часов странствовала по Москве и ее пригородам, заставил ее ждать в прихожей. Алексей, адвокат со связями, в дорогом костюме, с красивым палисадником перед огромным особняком, был последней Ирининой надеждой и, какое совпадение, последним предлогом, чтобы не уезжать.

– Марк рассказал мне о вашей ситуации. Я не уверен, что могу обеспечить вам доступ ко всей нужной информации, – сказал Алексей.

– Я понимаю, – кивнула Ирина.

– Не уверен. – Алексей был исключительно вежлив и корректен, профессионален до того, что хотелось запустить в него подставкой под его кожаный органайзер, страницы которого исписаны мелким, аккуратным почерком.

– Вопрос ведь упирается в деньги, да? – Ирина подобралась, собрала все вместе: волю, нервы, ненадежные обещания, на которые она была вынуждена опираться за неимением ничего лучшего.

– Нет, Ирина Станиславовна, дело не только в деньгах. Если ваша свекровь действительно скрывается от вас, то есть масса способов сделать это по-умному, так, чтобы не оставить никаких следов.

– Она не свекровь мне, – пробормотала Ирина, отвернувшись на секунду. – Мы с Сашей… мы решили не жениться официально.

– Марк не сказал мне об этом, – нахмурился Алексей. – В таком случае между вами и Ланге вообще нет никакой легальной связи.

– Ну, тут уж я ничего не могу поделать! – воскликнула Ирина, пожимая плечами. Это было просто чудовищно, что чужой мужчина с вежливой, но ледяной улыбкой копается в самом дорогом и одновременно ранящем, пронзающем насквозь. Саша. Ее любовь. Ее судьба. Ее проклятие.

Когда-то Ирина мечтала стоять в церкви в белоснежном платье, и она даже сказала «да», когда Саша, держа ее за руку, протянул ей бархатную коробочку с кольцом.