– Все в порядке, мам, – пробормотала я, отворачиваясь к вешалке с одеждой в попытках скрыть свое сияющее лицо.


– Посмотри-ка на меня… – мама подошла ко мне вплотную и заглянула в глаза. В них она увидела все: и ликование, и счастье влюбленной женщины, и радость обладания любимым…


– Янка влюбилась! – громко сообщила мама домашним. На ее радостный вопль в прихожей появились папа, бабушка и, разумеется, Жужа.


Она обнюхала меня, чихнула и ушла обратно спать.


– Дочь, мы жаждем подробностей! – пробасил папа. Наверное, таким глубоким интересом к моей жизни он пытался компенсировать потерянное время. Но я на него не обижалась. Это хорошо, что он делает эти шаги навстречу – мне, маме, нашей семье… Ведь все хорошо, что хорошо кончается!


– Подробности потом, давайте спать! – взмолилась я. – Это был очень, очень долгий день…


И все же, несмотря на усталость, я долго не могла уснуть – все ворочалась в кровати. Меня терзала мысль, что необходимо рассказать Жене о том, что его дочь – это вовсе не его дочь. Но как? Не представляю, как он это перенесет. Правда его, конечно, не убьет, но такое потрясение бесследно не проходит. И потом – я совершенно не хочу быть гонцом, приносящим плохие вести! Ему об этом должна Юлия рассказать. Или Гришин. Или Дмитрий. Короче, кто-то из участников тех событий.


Хотя, с другой стороны, – стала бы я молчать, если бы дело касалось не Жени, а кого-то другого? Не того, в кого я влюблена?

Конечно же, не стала бы. Такие вещи нельзя скрывать. И это тот случай, когда молчание сродни соучастию. Поэтому, лишь твердо решив все рассказать Жене завтра же, я, наконец, уснула.

Глава 9

…Проснулась на рассвете, счастливо засмеялась: здравствуй, новый прекрасный день! Все было прежним и в то же время – другим. Ночью шел снег, – его выпало много, и он красивым покрывалом лежал везде – на крышах, на ветках деревьев, на тротуарах. Казалось, он засыпал все прошлое, создавая новое полотно для будущей жизни. Даже солнце светило по-особенному, лучась теплым и веселым светом. День сегодня особенный, я сегодня особенная. Я люблю! Быстро собралась, выпила кофе, проигнорировав бабушкины причитания: «Куда ж ты снова без завтрака! Я оладушки тебе приготовила, со сметанкой!» С легким сожалением сложила аккуратно в пакет волшебное платье – получился совсем небольшой сверток, так что я сунула его в свою сумку, чмокнула бабушку в щеку и умчалась на работу.


Однако солнце светило радостно лишь в окно теплой квартиры: стоял крепкий мороз, градусов пятнадцать, не меньше. Это хорошо, что я надела теплые брючки и шерстяную водолазку под пиджак, – иначе бы уже замерзла. Быстро добежала до метро и, пока ехала, решила выяснить, работает ли «сила платья», когда оно на меня не надето, а лежит, свернутое, в моей сумке. Оказалось – нет. Я пару десятков раз загадывала простые желания, вроде: «Пусть на следующей станции войдет пожилая тетушка в сиреневом пальто». Но ничего, к счастью, не осуществилось. Потом я с грустью подумала, что могла бы использовать платье для более глобальных целей – например, пожелать мира во всем мире, а не примитивных телефонных звонков, «пусть войдет тетя Муся» и откровений Гришина… Но от соблазна снова завладеть волшебной одежкой удержалась. Вот через двести лет, когда найдется научное объяснение тому, что со мной происходило, и этой странной силой люди научатся управлять… Вот тогда можно будет и мира во всем мире просить, конечно. А также моментального исчезновения озоновой дыры и запрета на штаны-алладины. Но мне пока что лучше в эти игры из будущего не играть…


На выходе из метро я купила букет подснежников. Простые и оптимистичные цветы – это то, что как нельзя лучше дополняло мое счастливое состояние. В офис приехала рано-рано, едва пробило восемь. Удивленный вахтер смерил меня недоверчивым взглядом, словно впервые меня видел, и открыл турникет.


В приемной сразу поставила цветы в маленькую вазочку – у меня есть такая на рабочем месте, специально для подснежников и ландышей. Села за стол, полюбовалась цветами и первым делом решила позвонить предыдущей хозяйке платья – чтобы вернуть его, а заодно – избавиться от его странной силы.


Порывшись в стопке бумаг, я с облегчением вздохнула: ура, газета с обведенным Машкой объявлением о платье была на месте. Все-таки, хорошая привычка хранить все бумаги в течение трех месяцев. И никакой я не Плюшкин, как говорит иногда обо мне мама. Каждые три месяца я всегда провожу ревизию и ненужное выбрасываю. Но часто себя мысленно хвалю за то, что сохранила нужные записи.


Вот и сейчас, радуясь своей рациональности, я набрала номер старухи. Трубку снова долго не снимали; наконец, смутно знакомый голос ответил:


– Алло!


– Добрый день! Это Яна, вы мне платье подарили два месяца назад, – сообщила я.


– Ну да, Яна, как же, помню, помню, – согласилась хозяйка платья.


– Извините, но я хочу его вернуть, – я почему-то произнесла это извиняющимся тоном.


– С ним что-то не так? – удивилась дама.


– Да! Вы же знаете, что именно с ним не так? – спросила я. А вдруг, и правда, не знает?


– О, ты заметила? – почему-то обрадовалась старуха. – Я же говорила – платье чу-дес-ное!


– Вот именно, – не разделила я ее восторга. – В этой «чудесности» таится большая опасность!


– Ты говоришь так, словно тебе сто лет, – обиделась моя собеседница. – У тебя что, никаких желаний не возникло? И платье тебя ни разу не выручало?

– Ну о каких желаниях вы говорите! Их же невозможно контролировать, – начала я доказывать ей очевидное.


– Подожди, не тарахти… Ты же помнишь, что я еще переспрашивала у тебя: руки хорошие? Хорошие руки – это значит, человек вообще хороший. И плохих желаний у него быть не может! – с пафосом произнесла она.


Я подумала, что с возрастом люди становятся не только более сентиментальными, но еще и большими идеалистами. На самом деле множество жестоких вещей в мире происходит по воле людей, у которых «хорошие руки». Но в мои намерения совершенно не входили споры с хозяйкой платья о несправедливости мироустройства. Промолчала и том, как «девушка с хорошими руками», то есть я, пожелала сломать ногу жене своего любимого. Мне просто хотелось избавиться от наваждения – вот и все.


– Хочу его вам вернуть, – упрямо повторила я.


– Не торопись, Яна. Пусть еще побудет у тебя. Возможно, еще пригодится, – сказала хозяйка платья на прощанье и отключилась.


Все последующие попытки перезвонить вредной старухе снова успехом не увенчались, и я принялась за работу.


Скоро дверь приемной отворилась, и сердце мое тут же пустилось вприпрыжку. Но это был не Женя: в дверном проеме маячила мускулистая фигура Константина.


– Здравствуй, Яна, – по обыкновению, слегка насмешливо поздоровался он.


– Здравствуйте, – пытаясь сохранять спокойствие, ответила я.


Он помолчал, разглядывая вещи на моем столе. Пока я раздумывала, стоит ли уже начинать паниковать или пока не стоит, он снова заговорил:


– Мне тут предложили одно местечко для корпоратива к восьмому марта. За городом. Но нужен женский глаз, чтобы его оценить. Ты сейчас сильно занята?


– Занята, – как можно тверже сказала я. Надеюсь, мой голос не сильно при этом дрожал.


– Я бы все-таки попросил тебя съездить со мной, чтобы взглянуть. Тебе же праздником заниматься. Без тебя мы не обойдемся. Без тебя фирма – ничто, правда, Яна? – и он так посмотрел на меня своими стальными глазами, что внутри у меня все словно заледенело. Теперь я поняла, как чувствовал себя Кай в замке у Снежной Королевы.


– Ладно, поеду, – пришлось согласиться. Все-таки, он пока еще самый главный в нашей компании.


– Сейчас, – он не спускал с меня глаз. Под этим леденящим душу взглядом я переобулась обратно в сапоги из офисных туфель, надела пальто и вместе с Константином вышла из офиса.


Уже сидя в его машине, вспомнила, что забыла в офисе сумку.


– Она тебе не понадобится, – ухмыльнулся он, заводя мотор.


– Мы недолго?


– Как сказать… – протянул он. – Может, нет, а может и да.


– Что вы имеете в виду? – насторожилась я.


– Да ничего, поехали уже.


Но я не сдавалась – без сумки, как без рук! Тем более что сумки я люблю объемные и вместительные. Чтобы помещались предметы первой необходимости на всякий случай. Кошелек, телефон, косметичка, пара шоколадных бисквитов, пакетик сока, электронная книжка, запасные колготки, упаковка малиновых леденцов и еще всякое-разное. Без своей сумки я никогда из дома не выхожу. А сейчас в ней еще и лежало злополучное платье – я надеялась, что на обратном пути в офис выйду по дороге и все-таки верну чудодейственную одежду хозяйке, несмотря на ее сопротивление. Поэтому сбегала за сумкой в офис и быстро вернулась.


Всю дорогу мы молчали. Машина у Константина, конечно, была крутой спортивной BMW, но сидеть в ней было неудобно. А, может, просто мне неуютно? Музыку он слушал, конечно, дурацкую – кислотные монотонные звуки типа «тыц-тыц-тыц» привели меня практически в состояние бешенства уже через две минуты, но приходилось сдерживаться и играть роль профессиональной секретарши. Я же не его девушка (к счастью!), чтобы высказывать мнение о музыке.


Мы ехали долго, не проронив ни слова. Выехали за город и мчались уже по окружной, затем свернули на какую-то проселочную дорогу. Это заставило меня заговорить:


– Я не вполне понимаю, куда мы едем.


– Да на местечко посмотрим одно, я же говорю.


Машина остановилась на окраине какого-то поселка, почти на опушке леса. Слева маячило какое-то заброшенное пятиэтажное здание – то ли завод, то ли элеватор.


– Что еще за место? И причем здесь праздничная вечеринка? – подозрительно поинтересовалась я.


– Да не причем, – отмахнулся Константин, выходя из машины. – Клуб на окружной. А это здание по дороге – я его купить планирую, а затем переоборудовать. Нужно взглянуть. Ты выходи, посмотрим кое-что, и сразу поедем, – примирительным тоном сказал Гришин, я расслабилась и вышла. Ну, надо ему посмотреть – значит, надо. Может, он и впрямь решил серьезно делом заняться.


Я отправилась вслед за Константином к унылому зданию. По хмурой лестнице мы поднялись на пятый этаж. Гришин толкнул одну из дверей, и пред нами открылось большое помещение – судя по сохранившимся перегородкам, а также по нескольким столам и стульям, это был большой открытый офис.


– Ух ты, даже обогреватель есть, – в углу я обнаружила электрическую батарею. К стене с окнами примыкал застекленный «аквариум» – очевидно, кабинет начальника. Это помещение оказалось почти обустроенным – там стоял небольшой диван, оббитый клеенкой, и стол.


– Странное место, – прокомментировала я. – Кажется, тут недавно работали люди…


– Три года назад, – сухо сообщил Гришин. – Здесь был логистический центр. Потом предприятие разорилось, и здание продается почти за бесценок. С мебелью, – ухмыльнулся Гришин.


Потом спросил:


– У тебя мобильный с собой? У моего батарея села. Дай, пожалуйста – позвонить надо.


Я протянула ему трубку. Гришин отошел, попытался набрать какой-то номер и спросил меня снова:


– А у тебя один аппарат? Другого нет? Прием очень плохой.


– Нет, у меня одна трубка, – ответила я рассеянно, рассматривая настольную лампу на столе в «аквариуме». Встревожилась только тогда, когда услышала удаляющиеся шаги – Гришин поспешно направлялся к выходу из офиса. Я не успела опомниться, как дверь захлопнулась. И раздался звук поворачивающегося замка. Я не поверила своим ушам! Подбежала к двери, подергала за ручку – заперто!


– Это что, шутка?! – громко спросила я, надеясь, что Гришин не ушел и сейчас находится с обратной стороны двери. При этом он, конечно, злорадно ухмыляется; ну и пусть. Лишь бы открыл чертову дверь!


– Нет, – ответил он через мгновение. Наверное, все еще не решил – стоит ли так со мной шутить или нет.


– В чем дело?! – я решила, что пора начинать волноваться.


– Придется тебе посидеть несколько дней здесь, – будничным тоном сообщил Константин.


– Это еще почему?! – завопила я и принялась колотить кулаками в дверь. – Выпустите меня!


– Успокойся, побереги силы, – продолжал увещевать меня Гришин. Все это начало напоминать какой-то киношный триллер, и я с удвоенной силой заколотила по двери.


– Да успокойся же ты! – рявкнул Константин. – Нужно всего лишь ускорить развод Симаковых, а потом забирай своего нищего Евгения с потрохами!


– Это все из-за их развода? А я здесь причем?! – от удивления я даже престала дубасить дверь. Она все равно не поддавалась. Крепкая, зараза.