Людмила Волок - Девушка без платья

Но внезапно я холодею: а вдруг она выжила из ума, и в пакете окажется какая-то давным-давно изъеденная молью нафталиновая тряпица?! На улице уже совсем стемнело; снег еще больше усилился, и даже приоткрыв пакет, я не могу рассмотреть ничего, кроме сероватого комка ткани. Вздохнув, включаю телефон и, как честный человек звоню Маше:

– Маша, прости, из-за жутких пробок я еле добралась… Прости-прости-прости…

– Ну, слава богу, с тобой все в порядке! – с облегчением в голосе произносит подруга. – А я уже волновалась, что произошло… В офисе день без эксцессов прошло, я сказала, что у тебя жутко заболел зуб и ты срочно уехала к стоматологу. А комп твой я выключила, – отчиталась Маша, передохнула и спросила: – Платье-то у тебя?

– Ага, – сообщила я без особой радости. Потому что в данный конкретный момент меня больше всего волновали мои мокрые ноги, которые за пять минут, проведенных на улице, уже успели изрядно замерзнуть. – А ты комп зачем выключила?

– Так уже рабочий день закончился, домой собираюсь, – немного удивленно сообщила Маша. Я взглянула на часы – действительно, поездка за платьем забрала у меня несколько часов. Мне оставалось лишь добраться домой, согреться в горячей ванне, выпить большую чашку имбирного чая и, наконец, примерить платье!

Домой я доехала на удивление быстро. Ни тебе пробок, ни очередных луж. А уж лужи-то, поверьте, я умею отыскивать с мастерством героев фильма «Невезучие». Еще когда я была маленькой, едва увидев, что идет дождь, бурно радовалась. А мама ворчала:

– Тебя хлебом не корми – дай по лужам побродить! Может, ты у нас не маленькая девочка, а маленький поросенок?

Мне было все равно, как называться, потому что прогулки по лужам вызывали восторг, сравнимый с персональным килограммом конфет под новогодней елкой. Последствия тоже были похожими: после конфет – больной живот, после луж – больное горло. В конце концов, мама решила, что педагогичнее смириться и поддержать мое нетривиальное увлечение, чем делать из луж сладкий запретный плод. Она купила мне резиновые сапоги и благословила на самостоятельное «плаванье» по выдающейся луже неподалеку от выезда из нашего двора – там испокон веков располагалась большущая яма, в каждый дождь, а также в каждый снег превращающаяся в средних размеров болото. Там я и проводила самые упоительные минуты незамысловатого детского досуга.

Со временем страсть угасла, возродившись вновь в совершенно другом проявлении. Совсем как в известном изречении, которое, кажется, звучит так: «Все случается с нами дважды – один раз в виде трагедии, другой – в виде комедии». Может, я процитировала не совсем точно, но в моем случае все именно так и было. Если в детстве я любила лужи, то, когда я повзрослела, лужи полюбили меня. Я старалась их обходить стороной, – но проезжающие мимо машины обязательно обдавали меня всем содержимым окрестных мелких временных резервуаров дождевой воды. Общественный транспорт всегда останавливался аккурат перед лужами, и в дождливый день я была обречена ходить с мокрыми ногами. Конечно, по-хорошему, мне давно пора было уже смириться с кармическим проклятием, купить себе экипировку вроде рыбацких сапог и водолазного костюма и перестать, наконец, хронически промокать.

Однако я люблю одежду светлого цвета, туфли и ботиночки, а вовсе не черные плащи и рыбацкие сапоги. Поэтому продолжаю спорить с кармой, а после очередного дождя лечить больное горло и тратить ползарплаты на химчистку.

Так вот, на этот раз, несмотря на сильный мокрый снег, я чудом умудрилась добраться домой, ни разу не ступив в очередную лужу.

Но дома, конечно, меня ждали причитания, суета, ванная, горячий чай и такая же горячая любовь близких. Мама с бабушкой и собакой Жужей белой масти встречали меня чуть ли не на лестничной площадке, чтобы согреть и пожурить. Они ведь знали, чем заканчивается мое взаимодействие с мокрым снегом.

– Ну вот, опять вся промокла, – причитала бабушка, помогая снять пальто.

– И в грязи, как обычно, – добавила мама, принимая пальто из бабушкиных рук и критически его оглядывая.

– Гав! – вставила свои пять копеек Жужа и даже не стала меня обнимать. Обычно она не лает на каждого входящего, как делают все нормальные собаки. Нет, Жужа сразу лезет обниматься, ставя свои могучие лапы на грудь гостя. Но лапы у нее всегда чистые, потому что мы их тщательно моем после каждой прогулки. А заодно и всю Жужу, потому что она, если нет луж, умудряется вываляться в грязи даже на чистом асфальте. В этом смысле собака, конечно, пошла гораздо дальше меня.

Но в этот раз Жужа обниматься не полезла – наверное, побрезговала. Я присела на корточки, почесала ее за ушами и сказала:

– Здравствуй, подружка. Как дела?

Жужа подозрительно покосилась на мои ботинки – мол, снимай уже этот ужас и приводи себя в порядок, а потом и поговорим.

Я вздохнула, признав правоту нашей собаки, поэтому быстро завершила процесс разоблачения из грязной верхней одежды и сразу же ушла в ванную греться. Заботливые родственники ее уже наполнили, мне оставалось только наслаждаться. Но, едва приступив к упоению блаженством, я тут же выскочила из ванны, как ошпаренная: платье! Где мой пакет с платьем?!

Кое-как завернувшись в полотенце, я прошлепала в прихожую под аккомпанемент маминого голоса:

– Янка, ты после прогулки в мокрых ботинках начала превращаться в человека-амфибию? Ноги уже долго не могут пребывать без воды? Может, лучше с жабр начнешь – так хотя бы луж оставлять не будешь? Аквариум на голову наденешь – и гуляй себе… – мама взяла швабру в кладовке и принялась убирать за мной мокрые следы, развлекая себя продолжением монолога о «дочери-амфибии» и «Яне-водяне».

– Тебе лишь бы поглумиться над дочерью, – беззлобно проворчала я, роясь в тесной прихожей в поисках пакета. Маме нравится ёрничать. Это, можно сказать, ее любимый вид интеллектуального досуга. Наверное, отца до раннего инфаркта довел именно ее острый язык.

Елки-палки, пакета не было!!! Неужели в маршрутке забыла?! Я похолодела.

– Мама, ты не помнишь – я с пакетом приходила или без?

– Не помню, – честно призналась мама.

– Т-там… Платье… – тихо произнесла я дрожащими губами.

– Это, что ли, платье? – внезапно в прихожую, и без того тесную, зашла бабушка. В руках она держала серо-голубое, переливающееся мягким светом, новое, чистое, – короче, совершенно обалденное платье!

– Да! – завопила я, не помня себя от счастья. Ведь подумала было уже, что потеряла!

И тут для полноты картины на пороге возникла радостная Жужа. В зубах у нее был зажат пакет из-под платья. Мне сразу стало нехорошо, но бабушка не дала мне упасть в обморок:

– Не бойся, твой наряд она не повредила. Я сразу заметила, что собака какой-то пакет тащит. И хвостом изо всей силы виляет – верный знак, что сейчас терзать начнет. Ну, я твое платье сразу и спасла, – гордясь своим подвигом, рассказывала бабушка.

Я чмокнула ее в щеку и проникновенно произнесла:

– Спасибо, бабуля! Ты лучшая в мире!

– Что за платьице? – бесцеремонно прервала семейное лобзанье мама. Умеет она испортить момент. И о чем мне ей, скажите на милость, рассказывать? О старухе в перстнях и о бесплатном наряде? Вот еще.

– Мне Маша одолжила. Для корпоратива, – соврала я без малейших угрызений совести. Я родных своих очень люблю. Но не до такой степени, чтобы всегда говорить им правду.

И, нежно, но уверенно прижимая к груди отобранный у Жужи пакет с бесценным нарядом, я удалилась в свою комнату, чтобы насладиться примеркой.

Примерки обновок – особые моменты в жизни каждой женщины. Да еще в таком случае, как у меня. Я примеряла не просто платье – я примеряла мечту о несбыточном, но таком желанном… Мечту о том, как я покажусь в своем изумительном наряде на новогоднем балу, а он увидит меня – и ахнет. И поймет, что его счастье – это я. И сразу бросит свою жену, совершенно не подходящую ему женщину (да она вообще никому подойти не может, разве что какому-нибудь злодею вроде Кащея Бессмертного). И тут же полюбит меня. Глупо, конечно. Потому что никто никого из-за чужого платья не бросает…

А то, может, на меня внимание Лешка обратит. Лешка не женат, молод, умен, и прочая, и прочая. Ладно, лучше буду мечтать о Лешке. Правда, у него девушка есть. А из-за коллеги в прекрасном платье (то есть из-за меня) вряд ли он расстанется со своей девушкой. С девушками тоже из-за чужого платья не расстаются… Тем более, если эти девушки – дочери боссов. Особенно, если эти дочери – писаные красавицы. А Настя именно такой и была. Но мне отчаянно хотелось влюбиться в Лешку, вернее – Алексея Погорельского, ее жениха и по совместительству – вице-президента нашей компании. Это бы избавило сменяя от любви, которая уж точно была невозможной.

А кто виноват, что мне в Лешку хочется влюбиться? Он сам и виноват. А не надо быть тридцатилетним компьютерным гением с сумасшедшим обаянием! Думаете, легко сидеть в приемной, находясь под влиянием этого самого обаяния по восемь часов каждый день с понедельника по пятницу?! Правда, стал он вице-президентом недавно – всего полгода назад, когда наша компания начала активно развивать направление IT-технологий. Вот тогда Алексей и занял кабинет напротив руководящей обители нашего отца-основателя Симакова.

Мне новый вице-президент понравился практически сразу – можно сказать, с первой чашки кофе. Которую он мне приготовил. Нет, честно! В тот холодный апрельский день шел проливной дождь, и вы понимаете, какой трудной была для меня дорога в офис. Разумеется, я опоздала на полчаса и (кто бы сомневался!) полностью промочила ноги. Запыхавшись, я практически вбежала в приемную, сняла плащ, поставила зонтик сохнуть и достала туфли, которые предусмотрительно храню в нашей приемной, в офисном шкафу для верхней одежды. Благо, приемная у нас большая – места хватает не только для меня, моего огромного стола и шкафа, но еще и для пары десятков посетителей, которые иногда набиваются в помещение в неуемном стремлении решить какие-то срочные вопросы с Евгением Петровичем. К счастью, на этот раз в приемной было пусто; я с легкостью сняла правый хлюпающий сапог, высушила кое-как ногу бумажными салфетками и с наслаждением сунула ее в сухую туфлю. Но с левой ногой случилась непредвиденная заминка – замок на сапоге почему-то застопорился и не хотел расстегиваться. Я нырнула под стол, полностью отдавшись борьбе с проклятым замком. И внезапно над самым ухом прозвучало:

– Здрасьте.

От неожиданности я дернула головой, пытаясь подняться, и чуть не снесла столешницу, со всей дури об нее ударившись. Наконец, когда моя несчастная голова все-таки нашла выход из-под стола, я поднялась и увидела перед собой незнакомого молодого стройного мужчину в синих джинсах и черной рубашке с расстегнутым воротом. У него были черные волосы, немного смуглая кожа и яркие синие глаза. Словом, в своем наряде и с таким набором физиогномических данных он был похож на типичного парня с рекламы дорогого парфюма для агента 007, или космического рейнджера, или крепкого орешка… Короче, для крутых парней, которые поливаются парфюмом для сокрытия крепкого запаха мужского пота, образовавшегося после победы в неравной схватке с врагами. Я, конечно, обрадовалась такому гостю в своей приемной. И тоже сказала:

– Здрасьте.

Незнакомец протянул руку и представился:

– Алексей Погорельский. Ваш новый вице-президент.

Ух ты. Вот ты какой, северный олень… Я знала, что сегодня он приступает к работе, но не ожидала, что явится в офис так рано. Это мой рабочий день начинался в девять ноль-ноль, а остальные приходили в офис, согласно новой моде, к десяти. А компьютерщики, кстати, вообще сползались на работу к обеду – они любили свои проекты заканчивать глубокой ночью, поэтому им прощалось позднее прибытие на службу. Девчонки из отдела кадров что-то такое говорили о том, что новый вице – прекрасен, как античный бог, но я в декабрьской суматохе даже не пыталась его погуглить – некогда было глупостями заниматься. И вот он стоит рядом и улыбается, смотрит на меня несколько озадаченно, пока я не спохватываюсь и не говорю:

– Яна, секретарь генерального директора. Пока что я вам тоже буду помогать. А если вы захотите себе персонального секретаря, то обсудите это с Евгением Петровичем.

Не знаю, зачем я это сказала. Наверное, чтобы он понял, какая я разговорчивая, и поскорее смылся, а я бы снова занялась сапогом. Зачем ему новая секретарша? Я и раньше прекрасно справлялась, когда в кабинете вице-президента, самом большом и роскошном, кстати, трудился Константин Гришин. Вообще-то, должность называлась «заместитель генерального директора». Я, как референт, люблю точность в формулировках. Но Гришин посчитал, что «вице-президент» звучит лучше, и приказал сменить табличку. Так все и осталось. Правда, даже назвавшись «вице-президентом», он делами практически не занимался, управлял компанией Симаков, и поручения у Гришина были самые простые – купить цветы или подарок для очередной пассии, или кофе сварить, или вещи в химчистку сдать. А потом ему вообще работать надоело. Фирма и так работает, зачем себя утруждать походами в офис? И тогда повеселевший Симаков решил взять на работу, по его же словам, «молодого дельного человека», создавшего еще в двадцать три года какую-то безумно крутую программу для управления экономическими процессами, а в двадцать семь – свою компьютерную фирму. Он долго жил и учился за границей, а потом решил вернуться на родину. Уж не знаю, какие горизонты нарисовал Евгений Петрович перед «молодым и дельным», но он сейчас стоял перед моим столом и говорил то, что повергало меня в ужас: