Затем раздался топот, и дверь открылась. На пороге показалась поразительно красивая женщина, смуглое лицо которой горело от гнева. Она была очень высокая, в белой рубашке-поло, светлых бриджах для верховой езды и темно-коричневых сапогах. И грозно размахивала плеткой.

Я шарахнулась в сторону.

Незнакомка смерила меня взглядом; ее большие зеленые глаза напоминали лучи лазера.

— О боже, Пенелопа! — обернувшись, воскликнула она. — Ну, эта хоть выглядит более-менее нормальной. Как вас зовут? — Красавица ткнула меня плеткой.

Я шарахнулась еще дальше и прижалась к газонокосилке, стоявшей на гравийной дорожке.

— О, не обращай внимания. Она такая же безмозглая, как и все остальные. Или вы пьяны? — Она потянула носом воздух. — Послушайте, дорогая, сделайте нам всем одолжение. В следующий раз наденьте табличку с именем. И не прикладывайтесь с утра к бутылке.

Она протиснулась мимо меня и зашагала к заляпанному грязью «Лендроверу», передок которого упирался в лавровый куст.

— Франческа! Пожалуйста, не уходи! Мы должны принять решение.

На пороге появилась чуть уменьшенная копия высокой блондинки. На ней была сиреневая шляпа с вуалью, из-под которой виднелся один хорошо накрашенный глаз.

— Твоя идея, ты и решай! — крикнула в ответ Франческа. — Я отказываюсь сидеть и слушать этих идиоток! С этой занимайся сама. — Красавица махнула плеткой в мою сторону. — Может быть, она не так глупа, как кажется!

Мотор взревел, машина рванула по аллее, оставила позади облако дыма и фонтан гравия и стремительно свернула на оживленную улицу, вызвав какофонию возмущенных гудков.

Франческа злобно просигналила им в ответ.

Сиреневая вуаль повернулась ко мне, но ее владелица все еще выглядела сбитой с толку.

Я ощущала себя соглядатаем. В сущности, так оно и было.

— Я… я надеялась увидеться с миссис Бичем…

— Ох… да. Входите. Я ее старшая дочь. Пенелопа Бичем-Пауэрс. А это была Франческа. Моя сестра. — Она посмотрела на ворота. — Не волнуйтесь, нам никто не помешает, — добавила Пенелопа, увидев мой тревожный взгляд. — Она не вернется.

На порог вышла маленькая женщина и знаком пригласила меня войти.

— Рози… — Когда коротышка двинулась за нами, Пенелопа преградила ей дорогу. — Ты не могла бы унести куда-нибудь разбитую вазу? И сварить нам кофе?

Рози надула губы и посмотрела на меня.

— Как, еще одна любительница кофе? Я нервно улыбнулась.

— Вообще-то я предпочитаю чай. — Сама не знаю, почему я так сказала. Я люблю кофе.

— Отлично! — Рози расцвела и упорхнула. Пенелопа вздохнула и провела меня в просторную комнату, похожую на библиотеку.

— Рози считает, что можно судить о людях по тому, что они пьют. Иногда это бывает невыносимо. У нее нет времени на любителей кофе. Конечно, за исключением мамы. По ее мнению, мама — само совершенство. Всех остальных кофеманов, в том числе и нас, она едва выносит. — Она показала рукой на кресло, с виду довольно удобное. — Садитесь… э-э…

— Энни, — сказала я.

Пенелопа села напротив, спиной к незашторенному окну.

— Последняя девушка, с которой я беседовала, пила только воду. Должна сказать, это была настоящая загадка.

Настало время объяснить, что я пришла сюда вовсе не для того, чтобы наниматься на работу. Но я продолжала сидеть, как кролик, ослепленный фарами автомобиля, и думать о том, что эта аристократка, возможно, приходится мне сестрой.

— Расскажите о себе, Энни. — Она откинулась на спинку кресла.

Но в голове у меня было пусто. Я сидела и пялилась на роскошно обставленную комнату. Над каминной полкой висел портрет Сталина. Точнее, я не была уверена, что это Сталин, но человек был на него похож. Потом я перевела взгляд на богатейшее собрание книг, заполнявших стеллажи.

— Вы любите книги? — Похоже, Пенелопе это понравилось.

— Книги? О да, конечно.

Что еще я могла сказать? Едва ли мне хватило бы смелости спросить: «Это Иосиф Сталин?» Или: «Как вы умудрились уместить на квадратном метре больше книг, чем публичная библиотека в Уокинстауне?»

Пенелопа, не дожидаясь от меня ничего больше, заговорила снова.

— Последняя девушка не проявляла интереса к книгам. Она вообще была странным созданием. Не пила ни кофе, ни чая. Говорила, что не признает никаких стимуляторов. — Она нахмурилась. — Разве можно считать «Эрл Грей» стимулятором? Франческа была убеждена, что она является членом одной из этих непонятных восточных сект. Хотя девушка говорила, что она родом из графства Лотиан.

— В самом деле? — вежливо сказала я.

— Вы должны извинить Франческу. Сегодня утром она немного вышла из себя. В последнее время у нее все идет вкривь и вкось.

У меня тоже все шло вкривь и вкось, но я не позволяла себе оскорблять совершенно незнакомых людей.

— Она напугала вас? Вы встревожились, нечаянно став свидетельницей семейной ссоры?

Казалось, она считала такую реакцию недостатком.

— Нет, — солгала я.

— Замечательно. Очень приятно видеть человека, которого не напугаешь небольшими перепалками.

Небольшими перепалками?

— Когда Франческе этого хочется, она может быть очаровательной. И очень преданной.

Очаровательной? Преданной? Да эта чокнутая щелкала плеткой у меня перед носом!

— Надеюсь, что этот небольшой инцидент не отпугнет вас. У меня такое чувство, что вы нам прекрасно подойдете. Может быть, вы тот самый человек, которого мы ищем.

Я снова почувствовала себя загипнотизированным кроликом.

— Ну, не стоит так волноваться! — Пенелопа ободряюще улыбнулась. — Я понимаю, что такие собеседования — вещь очень ответственная, но это нельзя считать интервью в полном смысле слова. Мы просто хотим убедиться, что вы поладите с мамой. Сумеете приспособиться. Не будете ее раздражать. Сможете составить ей компанию. Я хорошо разбираюсь в людях и чувствую, что эта работа вам подойдет. Вас окружает аура спокойствия.

Я вспотела от страха так, что блузка прилипла к спине.

— Кроме того, вы уже прошли испытание у Рози. Вы поступили очень мудро, сказав, что предпочитаете чай. Видите ли, Рози у нас немного большевичка, если можно так выразиться.

— Э-э… а как насчет миссис Бичем? Я могу с ней увидеться?

— О, разве вам не сказали? Она еще в больнице. У нее перелом запястья.

— Запястья?

— Да. Это ужасно. Но она ни разу не пожаловалась. Даже после падения. А падение было серьезное. Вот почему мы хотим нанять человека, который находился бы при ней постоянно. Причем в качестве компаньонки, а не сиделки. Лекарствами ее будет поить Рози.

— Так она больна?

— Ничего подобного! — Казалось, это предположение оскорбило Пенелопу. — Просто нам не хочется оставлять ее одну в этом большом доме, вот и все. Рози уходит сразу же, как только заканчивает работу. — Пенелопа пристально посмотрела на меня. — Нам нужен человек, который будет жить здесь. Человек с головой на плечах. Такой, как вы, Энни. Не какая-нибудь вертихвостка, помешанная на нарядах и думающая только о своих кавалерах. — Она говорила так уверенно, словно знала, что ни то, ни другое не имеет ко мне отношения. — Может быть, вы хотите о чем-то спросить?

— Э-э… когда я смогу увидеть миссис Бичем?

— Вот-вот. Именно эта ваша настойчивость и убедила меня, что более подходящего человека нам не найти. До сих пор никому в голову не пришло задать этот вопрос. Других интересует только жалованье и выходные. Вы единственная, кто захотел с ней встретиться.

Я решила объясниться начистоту.

— Да, но это потому, что…

Тут вошла Рози с полным подносом.

— Молоко? Сахар? — спросила она, наливая чай в большую фарфоровую чашку.

Пока я мешала чай, мне предложили свежее пирожное с кремом. Только тут до меня дошло, что я не ела с раннего утра. А свежие пирожные с кремом всегда были моей слабостью. Ничего страшного не случится, если я пока не стану говорить Пенелопе, что не ищу работу. Кроме того, чем больше времени мы проведем вместе, тем больше шансов, что она сообщит мне какие-нибудь ценные сведения о миссис Бичем.

От вида пирожных у меня потекли слюнки. Только что испеченные, битком набитые кремом. И покрытые толстым слоем сахарной пудры. А верхушки некоторых украшала настоящая глазурь. Забыв обо всем, я вонзила зубы в эклер. И оказалась на крючке.

Пенелопа не проявляла интереса к пирожным, и я потянулась за третьим эклером, но вовремя спохватилась. Первая кровная родственница, с которой я познакомилась, могла принять меня за обжору. К счастью, Пенелопа погрузилась в описание подробностей предстоявшей мне работы и ни на что не обращала внимания. Моя рука сменила направление и потянулась к молочнику. Слопать все пирожные может только человек с плохими манерами. Но раз уж молочник оказался у меня в руках, пришлось долить молока в уже и без того белесый чай.

— Люблю молоко, — пробормотала я, увидев ее изумленный взгляд.

— Полезно для костей, — понимающе кивнула Пенелопа.

— И зубов, — добавила я.

— И ногтей.

— Для кожи тоже. — Похоже, у нас начиналось соревнование.

— И, конечно, для волос.

— И… э-э… — На этом мои знания о полезных свойствах молока истощились, и я сделала глоток совершенно холодного чая.

Вкус был премерзкий.

Расправившись с большинством пирожных и допив остывший чай, я стала ломать себе голову над тем, как унести отсюда ноги, не обидев хозяйку. Уйти без всяких объяснений невозможно. Если я это сделаю, то могу распрощаться с надеждой вернуться сюда по возвращении миссис Бичем из больницы. На мне будет стоять клеймо человека, который бессовестно сожрал целое блюдо пирожных, а потом удрал, не попрощавшись.

Пенелопа все еще говорила. Кажется, теперь речь шла об условиях.

— Позвольте показать вам комнату, в которой вы будете жить. — Внезапно она поднялась на ноги.

Не успела я что-нибудь выдавить из себя, как мы оказались на лестнице. Я все еще не могла придумать, как выпутаться из сложившейся ситуации.

Беда заключалась в том, что Пенелопа мне нравилась. Да, конечно, она была немного зануда, но симпатичная зануда. По крайней мере в ней не было дерзкого высокомерия Франчески. Не будет ничего плохого, если я взгляну на комнату, которую она так хочет мне показать. Возвращаться на работу я не хотела. Когда в офисе был Ноэль, мне приходилось торчать там чуть ли не до ночи. Это было хуже каторги.

И тут, хоть и поздно, меня осенило. Чем лучше я узнаю дом, тем легче пойму, что представляют собой Бичемы. Чем больше времени я проведу здесь, тем проще мне будет придумать предлог для повторного визита к миссис Бичем. Это было единственное, в чем я не сомневалась. Повторный визит состоится. Я слишком далеко зашла, чтобы отступать.

Пока мы шли по лестнице, я пристально вглядывалась в Пенелопу, пытаясь найти какие-то черты семейного сходства. Увы, это мне не удалось. У меня было больше общего с Фионой, чем с Пенелопой.

Я решила, что ей лет тридцать пять — тридцать шесть. Расцветка почти нордическая; на ген русых волос нет и намека. Кроме того, величественная осанка. Ходит как опытная манекенщица. Или женщина, знающая себе цену.

Вот с Франческой у нас было кое-что общее. Например, рост. И это меня тревожило.

— Кроме того, она со всеми удобствами. Практически это отдельная квартира.

Пенелопа открыла дверь и отошла в сторону, пропуская меня вперед.

Это была любовь с первого взгляда.

В полном смысле слова. Я увидела мечту каждого квартиросъемщика. Только привычка держать себя в руках помешала мне опуститься на колени и поцеловать сверкающий паркет. Сломя голову помчаться к вазам, стоявшим на всех поверхностях, и вдохнуть аромат свежих цветов. В экстазе раскинуться на большой кровати с медными шариками на столбах.

Я несколько недель рыскала по всем зловонным городским трущобам и чуть не плакала при мысли о том, что упустила одну квартиру, хотя ясно видела на полу мышиный помет. Неужели это чудесное жилище предлагают мне!

— Ну что, нравится? — тревожно спросила меня Пенелопа.

Я ничего не понимала. С какой стати ей волноваться? Это был настоящий рай. Вдвое больший, чем все то, что мне доводилось видеть до сих пор, с высокими окнами в задней стене и фонарем в передней. Как минимум восемнадцать метров в длину. Снаружи было пасмурно, но здесь сиял солнечный свет и стояло тепло. Даже в стенах с пунктирным орнаментом было что-то средиземноморское, а довершали это впечатление пышные лианы, обвивавшие стропила высокого потолка.

Пытаясь не дать себе воли, я пересекла комнату и вышла на балкон с чугунной оградой, смотревший в сад. Один этот балкон был больше двух квартир, которые я осматривала в последний раз.

Облицованная терракотой ванная казалась маленькой, но лишь потому, что в стоявшей здесь ванне могло поместиться человек шесть.

А на стенах висели картины, написанные маслом. Не репродукции. Настоящая живопись. Да, на всех этих картинах были изображены очень тучные женщины, у одной из которых было три груди, ну и что? Нельзя иметь все сразу.