Когда Джоан его слушала, она чувствовала себя сбитым с толку ребенком, в которого иногда превращалась в обществе Даниэля. Кроме того, она знала абсолютно точно, что в Омане она еще более чужая, чем Мэриан.

– Вы говорите так, словно ненавидите нас. Англичан, я имею в виду, – сказала она.

– Я ненавижу государство, которое пытается подчинить мой народ. На протяжении всей истории иностранные державы пытались добиться силой того, чего англичане добиваются при помощи лести. Никому не удавалось удержаться здесь надолго, так что и нынешнее положение тоже не будет вечным. Но как я могу ненавидеть вас, Джоан? – произнес он гораздо мягче. – Ведь я перед вами в огромном долгу.

– Я рада, что оказалась полезной, что помогла кому-то, пока была здесь.

– Вы уже говорите о днях, проведенных в Маскате, в прошедшем времени? – спросил Салим, улыбаясь. – Наверно, вы и в самом деле готовы уехать.

– Нет-нет. Не готова. Я чувствую себя ужасно при мысли, что еду в Англию, оставляя вас в этой тюрьме. К тому же я оставляю здесь брата. Я знаю, он солдат, это его работа, но все же…

– Вы предпочли бы увезти его?

– Да, – просто сказала она. – Меня постоянно преследует эта мысль. Но вообще-то, я бы предпочла отправиться туда, где он сейчас.

– На Джебель-Ахдар?

– Да. Я не могу объяснить почему. – Умолкнув, она задумалась на мгновение, отдавая себе отчет, что нет никакого способа выразить словами всю сумятицу ее мыслей, касающихся Рори, брата и Чарли. – Мне отчаянно хочется увидеть плато в сердце гор, – призналась она. – Я мечтаю стать первой, кому удастся туда попасть. Первой из европейцев.

– Вы подвергли бы себя серьезной опасности.

– Знаю. И понимаю, это нереально, однако что может помешать мне желать этого?

Она внимательно посмотрела на Салима, изучая его. Тот ответил не менее пристальным взглядом, словно прочтя ее мысли.

– Мне бы хотелось увидеть ваше лицо, Джоан, – сказал он. На миг Джоан поднесла пальцы к никабу. Она желала избавиться от этой преграды между ними. Салим протянул руку, чтобы ее остановить, и покачал головой. Вздрогнув, она вспомнила, где находится и какая опасность ей угрожает. Вокруг принесенной еды с жужжанием вились мухи, ее запах смешивался с вонью от пота и испражнений. Салим улыбнулся. – Вы сделали все, что могли, Джоан. И больше, чем смог бы любой другой.

– Я никогда вас не забуду, – пробормотала она, потом встала и удалилась. В спешке, без лишних слов, чувствуя, что только так и нужно уйти.


Добравшись до своей комнаты, Джоан вынула помятую записку Чарли из книги и прочитала ее еще раз. Три извинения и слегка подтрунивающий тон, но в нем была искренность. Она представила себе их поцелуй, затем вспомнила, какого мнения о Чарли держалась Мод, и подержала записку над мусорной корзиной. Но не бросила туда. Джоан знала, что ей нужен план, однако, как ни пыталась, не сумела ничего придумать. Она даже не смогла приступить к его разработке. «Иди своей дорогой, – учила ее Мод. – Найди новый дом». Нехотя она принялась размышлять о том, что она скажет Рори. Джоан напрягалась изо всех сил, но, похоже, в ее словарном запасе просто не находилось подходящих слов. Он по-прежнему был здесь, с ней, и будет с ней до тех пор, пока она сама не решит иначе. Но если она твердо знала, что Даниэль навсегда останется братом, то место, которое в конечном счете займет Рори, оставалось неопределенным. Он так давно вошел в ее жизнь, что она едва могла вспомнить время, когда его не было рядом. И она совсем не представляла без него своей взрослой жизни. Когда Джоан размышляла об этом, то чувствовала, как страх побеждает решимость.

Чем больше она раздумывала над ситуацией, в которой оказалась, тем больше вопросов у нее возникало. Во-первых, Джоан не понимала, зачем Рори за ней ухаживал. Кроме того, ей хотелось знать, о чем спорили Рори и Даниэль. И наконец, она вспоминала о свадьбе и о том, как Рори откладывал ее в течение многих месяцев. Внезапно открывшаяся правда заставила Джоан пожалеть, что она узнала слишком многое. Прежнее неведение представлялось ей сущим блаженством.

Теперь каждый раз, когда Джоан видела Рори, слова замирали на губах. Она не хотела вымещать на нем обиду, как ребенок, но без такой побудительной причины неизменно начинала спрашивать себя, пришло ли подходящее время, и в результате продолжала хранить молчание.

Однажды ранним вечером она спустилась на галерею, смешала джин с тоником и, облокотившись на балюстраду, принялась смотреть на Джалали, думая при этом о Салиме. Сперва Джоан захотелось пожелать ему мужества и сил, но тут она поняла, что сама в них нуждается. Некоторое время спустя подошел Рори и встал рядом. Она принялась разглядывать его, пока он любовался морем, ее глаза скользили по такому знакомому изгибу подбородка и скул, мягким карим глазам под густыми бровями, округлому лбу и вьющимся волосам. Должно быть, он обратил внимание на ее пристальный взгляд, но в течение долгого времени делал вид, что не замечает его. В конце концов у него, похоже, не осталось выбора, и он мельком посмотрел на Джоан, улыбнувшись уголками губ. Глаза у него бегали из стороны в сторону, он явно старался не поворачиваться к ней, часто моргал, а губы были плотно сжаты.

К своему удивлению, Джоан поняла, что он боится. Боится того, что она может сказать. Что-то внутри ее улетучилось – то ли негодование, то ли решимость. В общем, она сама не поняла. Она положила ладонь на его руку, легонько сжала, и они оба, похоже, почувствовали, что перемирие заключено, хотя бы и временное. Они расслабились. Рори уперся локтями в перила и опустил плечи. Он выглядел измотанным, а Джоан, решив, что не станет пока заводить неприятный разговор, почувствовала прилив усталости. Истома сменила накопившуюся напряженность. Она понимала, что это трусость, еще одно маленькое поражение, но каким оно было желанным!

Вечер был влажный, теплый и сумрачный. Луна не показывалась. На юго-западе, над горным массивом, то и дело полыхали далекие зарницы. Джоан какое-то время наблюдала за ними, думая о Даниэле, возможно пытающемся уснуть где-то там, несмотря на вспышки небесного электричества. В детстве он боялся грозы, и когда та начиналась, обычно приходил в комнату Джоан, залезал в кровать и сворачивался клубочком у нее под боком, неподвижный и настороженный. Потом ей пришло в голову, что это артиллерийские выстрелы или разрывы гранат. Она спрашивала себя, не стала ли свидетельницей начала военных действий, и ушла спать встревоженная. Ночью ей приснилась пушечная канонада. Она спала беспокойно, урывками и проснулась, когда было еще темно, уверенная, что на самом деле слышала звук выстрела, причем не слишком далеко. Затаив дыхание, она села в постели, опасаясь продолжения, но больше ничего не дождалась и в итоге опять уснула.


Утром Роберта то и дело отрывали от завтрака. Один за другим входили разные клерки, шептали ему что-то на ухо или показывали бумаги, при виде которых тот начинал хмуриться. В конце концов он отставил чашечку с кофе и встал.

– В чем дело? – спросила Мэриан.

– Что-то с Даниэлем? – тут же вставила Джоан, похолодев.

– Нет-нет, о твоем брате ничего не слышно, Джоан. Происшествие случилось гораздо ближе к нам. Побег из тюрьмы.

– Какой побег? – недоверчиво спросила Мэриан. – Я думала, такое невозможно.

– Ну, если этому человеку удастся уйти, он действительно будет первым, – кивнул Роберт.

Джоан вдруг поняла, что не в силах проглотить кусок сэндвича, который жевала. Ее легкие сжались, и она больше не могла набрать в них воздух.

– Из Джалали? Кто именно? – с усилием выдавила из себя она.

Роберт взглянул на нее, все еще хмурясь:

– Некто Салим бен-Шахин. Ему каким-то образом удалось снять кандалы и раздобыть пистолет. Он убил одного из охранников, после чего заставил второго отпереть дверь. А теперь просто как в воду канул.

Джоан закрыла глаза, не зная, что подумать. Первым порывом была бурная радость. Ее всплеск был горяч и искрист, как шампанское. Но он быстро закончился, после чего ее охватило чувство, похожее на ужас.

Она вспомнила выстрел, который слышала ночью, представила себя сидящей, напрягая слух, в постели, в то время как жизнь покидала одного из охранников. Холодея от страха, Джоан старалась не гадать, который из двоих погиб. Салим убил человека. Она была потрясена. Вспоминая умиротворенное лицо спящего, Джоан не могла поверить, что он убийца. Девушку вдруг неприятно поразило, что она, в сущности, совершенно его не знает.

– Бог весть, как он это сделал, – продолжил Роберт. – Мне сказали, к нему приходила служанка. Наверно, в этом деле не обошлось без нее. Эти чертовы арабы никогда не обыскивают женщин. Один свидетель говорит, что видел, как эти двое касались друг друга, так что, возможно, с этой женщиной его связывают более тесные узы.

Готовая поддаться панике, Джоан погрузилась в напряженные раздумья, пытаясь представить себе, что ее может выдать. Мысль о том, что Роберт и полковник Сингер все узнают, была нестерпима. Их гнев и возмущение представлялись ей не менее страшными, чем перспектива оказаться арестованной за соучастие.

– Господи, так в городе на свободе преступник! – воскликнула Мэриан, после чего добавила: – А какое злодеяние он совершил?

При этом она всплеснула руками, хотя, похоже, больше для вида, потому что голос у нее остался по-прежнему скучающим.

– Боюсь, дорогая, дело гораздо серьезней, чем может казаться. Он из горного племени бен-Химьяра и один из бойцов имама. Причем не простой мятежник, а командир, к тому же очень талантливый. Выше его был только брат имама, Талиб. И беглец удивительно меткий снайпер. Его поймали в прошлом году, когда он возглавил вылазку восставших в направлении Маската. Султан будет в ярости, если он улизнет, не говоря уже о полковнике Сингере. Полковнику надо сообщить немедля: бен-Шахин, несомненно, попытается присоединиться к своим товарищам в горах. А теперь, извините, мне нужно идти.

Джоан сидела молча, с сердцем, ушедшим в пятки. Ее била дрожь. Она видела, что Рори наблюдает за ней с любопытством, и Мэриан тоже, причем последняя с каким-то нехарактерным проницательным выражением, которое Джоан порой замечала у нее в последнее время. Затем Рори положил ладонь на ее руку.

– Уверен, его поймают раньше, чем он доберется до гор, – проговорил он. – Не беспокойся, Даниэлю ничего не угрожает. Во всяком случае, он будет не в большей опасности, чем сейчас.

Джоан покачала головой:

– Дело не в этом. Дело… – Она опустила глаза и замолчала.

Ей пришлось признаться себе, что о Даниэле она подумала лишь во вторую очередь. Первым ей пришел на ум Чарли Эллиот. Но суть была не в этом. Джоан просто не могла себе представить Салима в числе мятежников, с которыми они воевали. До сих пор восставшие представлялись ей сборищем безликих и безымянных дикарей-горцев, одетых в лохмотья и вооруженных старинными винтовками. Такими ей описал их Чарли. И еще она была рада, что Салим освободился из Джалали. Да, рада, несмотря на то что помнила его жесткие, гневные слова в адрес султана. Джоан ничего не могла с собой поделать. Возможно, думала она, бежавший вообще не попытается вернуться в горы, чтобы продолжить борьбу. Наверное, он догадывается, что его станут искать на всех дорогах, ведущих к Джебель-Ахдару, и предпочтет эмигрировать, так что уже не будет представлять угрозы для Даниэля и Чарли. Джоан хваталась за эту надежду, потому что помнила о заколках, вынутых из ее волос, и о прикрепленном к ноге тяжелом пакете, который она передала узнику. Увы, она точно знала, как тот сбежал и какую роль она в этом сыграла. И потому к чувству радости за Салима примешивался страх. Джоан еще не понимала всей тяжести содеянного. Ей было не с чем соизмерить свой поступок, чтобы судить о его масштабах. Но она догадывалась, что ущерб нанесен огромный. Пугающе большой. Она помогла сбежать заключенному и стала соучастницей убийства.

Со своими страхами Джоан могла пойти только в одно место – туда, где ее выслушают, а именно к Мод Викери. Нужно сказать, та совсем не удивилась, вновь увидев ее у себя так скоро. Из своего инвалидного кресла она смотрела с вызовом и какой-то неожиданной холодностью. Джоан даже подумала, что теперь, когда пожилая леди добилась своего, она положит конец их дружбе. Осознание того, что ее использовали, походило на удар тока.

– Вы знали? – задала Джоан бессмысленный вопрос.

– Знала что?

– Вы мне говорили, Салим философ и его заключили в тюрьму совершенно несправедливо. Вы знали, что он один из бойцов имама, один из его командиров?

– Конечно. Не будьте глупой. Мне известно о нем все.

– И вы использовали меня, чтобы его освободить, зная, что мой брат там, в горах, сражается с мятежниками?

– О, вы понимали, что делаете! – огрызнулась Мод. – Вы же не безмозглая дурочка.

– Нет, не понимала! Я ничего не понимала…