– Не бойся, у этой горы толстая кожа. Теперь ты действительно одна из нас, Джоан. Ты еще один воин имама, прячущийся от английских бомб, – проговорил он бодро.

Джоан вспомнила о равнодушном, почти радостном отношении Чарли Эллиота к опасности и догадалась, что это может быть недурным способом ей противостоять. Она попробовала улыбнуться и поняла, что даже такая попытка немного ее успокоила, хотя руки заметно дрожали.

– Это было так близко! – успела она сказать между двумя короткими вдохами.

Салим склонил голову набок:

– Не очень близко. Дело в том, что, проходя через скалу, ударная волна ускоряется и усиливается.

– Взрыв был не очень близко? – недоверчиво переспросила Джоан и вдруг ахнула. Откуда-то из глубины пещеры донесся явственный звук. Там кто-то двигался. – Салим! – громко воскликнула она с тревогой.

Девушка поползла обратно к выходу, но тут чиркнула спичка, зажглась лампа, и из темноты туннеля показалась чья-то фигура. Сердце Джоан замерло, но в следующий момент она узнала того самого Билала, которого Салим назвал своим братом. Он улыбнулся ей кривоватой улыбкой, причем одним лишь ртом, а не глазами.

– Добро пожаловать на Джебель-Ахдар, – сказал ей Билал, после чего стал говорить только с Салимом и по-арабски.

Они последовали за ним вглубь пещеры. Сперва проход был таким низким, что им пришлось идти наклонившись, но потом потолок сделался выше, стены раздвинулись, и они оказались в широком гроте около тридцати футов в поперечнике. Отблески лампы плясали на выщербленной поверхности стен, одна из которых блестела от сочившейся по ней влаги. Другие люди из группы Салима сидели пригнувшись вокруг угасавшего костра. На еле тлеющих углях, которые почти не давали дыма, стоял кофейник, а на большой оловянной тарелке лежали остатки еды. Здесь было много оружия – два миномета и разобранные части того, что Джоан приняла за горно-вьючную гаубицу[146], а также автоматы и гранаты, рация, груды карт и различных бумаг. Еще там были ковры, одеяла, подушки. Джоан могла бы счесть пещеру вполне уютным убежищем, если бы не пронизывающая сырость холодного воздуха и непроглядная чернота на другом конце, где тоннель снова сужался и тянулся неведомо куда. Билал заметил, с каким вниманием она смотрит в сторону темного продолжения пещеры.

– Этот ход тянется на многие мили, – проговорил он. – Местами там сухо, местами все залито водой. Иногда можно идти в полный рост, иногда ползешь, словно червь. Сто человек за сто лет не сумели бы составить карту пещер в этих горах.

Джоан слушала и поеживалась. Голоса звучали на тихом фоне музыки воды, которая мелодично журчала где-то глубоко под землей, незримо и постоянно.

Джоан получила кружку крепкого горького кофе и ждала, пока Салим долго разговаривал о чем-то со своими людьми. Один из них взял рацию, вынес ее из пещеры и некоторое время спустя вернулся с новостями. Затем, когда решение было принято, все встали, взяли винтовки и, наклонившись, потянулись один за другим к выходу. Салим был последним, кто поднялся со своего места. Выражение его лица было озабоченным.

– Что случилось? – спросила Джоан.

– Нам нужно идти. Замечено передвижение вражеских солдат, которого мы не ждали. И нового отряда, который прибыл для усиления. Спецназа.

– Сасовцев?

– Они совсем близко. Ну довольно близко. Мы не можем вернуться тем путем, каким поднимались. Нужно идти другой тропой. Остальные пойдут с нами на всякий случай. – Он бросил на нее жесткий взгляд, но затем все-таки улыбнулся. – Все на меня сердятся. Я не должен был приводить тебя сюда. Это было глупо.

Джоан стало страшно.

– Спасибо вам за это. Но мы ведь снова спустимся вниз, не так ли?

– Спустишься ты одна. Пожалуй, тебе лучше идти без провожатых – так безопаснее. Но сначала попробуем пройти этим путем. Надень никаб.

Джоан сделала, как велел Салим, и вышла из пещеры под проливной дождь, который тут же промочил ее абайю и всю одежду под ней. Влага достигла кожи, она чувствовала ее холодное прикосновение. Сандалии промокли, и идти в них было неприятно. Пальцы ног стали неметь, но они шли быстрым шагом, и Джоан скоро согрелась. Ей хотелось задержаться, чтобы еще раз бросить взгляд на плато и сохранить его навсегда в своей памяти, но на это не хватило времени.

Дождь скрыл далекие виды, которыми они любовались раньше, и превратил воздух в размытую серую пелену. Однако Салим назвал это Божьим благословением, потому что теперь пилоты ничего не могли разглядеть в горах и вернулись в Низву. Скалы стали скользкими, и Джоан, стараясь не отставать, подвернула себе лодыжку. Сейчас, в разгар дня, спускаясь с горы, она чувствовала себя более уязвимой. Этому в немалой степени способствовало отсутствие последнего повода для задержки. Ведь желание побывать на плато было единственным предлогом, чтобы не возвращаться в Маскат.

В ее душе поселилась печаль, такая же серая и неумолимая, как дождь. Они шли вниз в молчании, скрытые в облаке. Джоан было так же трудно угадать, о чем думают спутники, как и им проникнуть в ее мысли. Они подошли к расщелине, такой узкой, что можно было, расставив руки, коснуться ее противоположных стен. Расщелина зигзагами вела вниз, была крутой, как приставная лестница, и дальним своим концом выходила к вади. По ней стекал небольшой ручей. Салим и его люди остановились и заговорили приглушенными голосами. Джоан присела, чтобы дать отдых усталым ногам. Она была голодна, и от крепкого кофе, выпитого на пустой желудок, у нее разболелся живот. Она вымокла насквозь, ее угнетало одиночество и постоянное чувство опасности.

Лицо Салима было напряженным. Человек с рацией включил ее снова. Раздалась взволнованная арабская речь, прерываемая помехами. Салим слушал, его лицо становилось все мрачнее.

– В чем дело? – спросила Джоан.

Глаза у нее защипало, как будто на них вот-вот должны были навернуться слезы. Чувство нереальности ушло, все казалось очень, очень реальным.

– В вади солдаты. Отряд султана. Они оказались в ловушке там, внизу. Наши взяли их в кольцо. Их держат на прицеле и не дают высунуться. Если они прорвут окружение, то могут подняться сюда, и мы должны оставаться здесь, чтобы не дать выжившим взобраться выше. – Джоан слушала с растущим беспокойством. Салим бросил на нее тяжелый взгляд. – Ты не участвуешь в этом, Джоан. Помнишь?

– Знаю. Знаю, что это так, – отозвалась она, но в ее голосе больше не было уверенности. – Мы должны спуститься другим путем?

– Нет. – Салим покачал головой и отвернулся. – Ты пойдешь здесь. Не снимай никаба и следуй вниз по этой расщелине около семисот футов. Дальше есть тропа, которая идет на юг. Она будет от тебя по правую руку. Смотри внимательно. Не пропусти ее и ни в коем случае не спускайся к вади. Понимаешь? Это лучший путь. Он безопасен для тебя, но не для меня. Не снимай никаба, тогда все издалека будут видеть, что ты женщина. Тебя не остановят и не станут в тебя стрелять. Но не иди к вади в конце расщелины, где засели солдаты.

– Но зачем им прорывать окружение, чтобы подняться выше? Почему они не могут дождаться темноты и вернуться вниз?

– Скоро у них не останется иного выбора, кроме как полезть сюда, – хмуро сказал Салим. – (Джоан бросила на него недоуменный взгляд и обратила внимание, как Билал, в свою очередь, внимательно посмотрел на нее.) – Вади вот-вот превратится в бурлящий поток.

Джоан нервно облизнула с губ капли дождя. Она встала и сделала невольный шаг в сторону расщелины, а затем замерла. Билал провожал ее глазами, и он больше не улыбался. Джоан поняла, какая опасность угрожает ей и по какой причине. Возможно, ей никогда не позволят покинуть горы. Она пожалела, что «брат» Салима знает английский.

– Куда меня приведет тропа, идущая от расщелины? – спросила девушка дрожащим голосом.

– Она тянется вдоль склона горы на несколько миль, – пояснил Салим.

– По моему мнению, девушке лучше остаться с нами. Идти одной рискованно. Солдаты султана совсем близко, – проговорил холодным, подозрительным тоном Билал, обращаясь к Салиму, а не к Джоан.

В углах рта у Салима вздулись желваки.

– Джоан не участвует в этом, – ответил Салим твердым голосом. – Ей здесь небезопасно. Она не солдат, а близится бой. Это самый лучший выход. Она не предаст нас.

Говоря это, Салим не сводил с Джоан внимательных глаз. Джоан с тревогой покачала головой. Она была готова идти в одиночку. Ей больше не хотелось оставаться с ними.

– Я не предам вас, – пообещала она. – Клянусь.

– Тропа приведет в деревню под названием Аль-Фаррах, – продолжил Салим. – Я пошлю туда весточку. Тебя там примут, но нужно поспешить, чтобы добраться до места прежде, чем наступит ночь. Оттуда ты сможешь спуститься вниз, покинуть горы и выйти к Низве. Тебе покажут дорогу. – (Джоан кивнула, но едва ли услышала его. Она думала о солдатах, запертых в вади, как в ловушке, оказавшихся между снайперским огнем противника и поднимающимся паводком. Ее душила нарастающая паника, ведь среди попавших в засаду солдат мог быть Даниэль. Посмотрев сквозь пелену непрекращающегося дождя вниз, в расщелину, она приблизилась к ее краю, немного отойдя от остальных. Джоан надеялась, что Салим последует за ней, и обрадовалась, когда он это сделал.) – Я останусь и буду биться с врагом, – сказал он. – Если солдаты полезут вверх по расщелине, мы должны их остановить. А есть и другие, из отряда специального назначения. Они у подножия этой горы, вне опасности. Им неизвестно, что их товарищи оказались в ловушке. Ведь если они узнают, то, наверное, захотят помочь попавшим в беду.

– Билал считает, что я пойду к ним и все расскажу? – спросила Джоан и еще до того, как Салим кивнул, поняла: он тоже так думает. Джоан и Салим смотрели друг на друга, и долгое время никто из них не решался заговорить первым. Затем рация, стоящая позади них, выдала новую порцию радиопомех, сквозь которые пробивалась быстрая арабская речь. – Значит, он меня не отпустит?

– Тебе не следует медлить. Чем больше ты здесь увидишь, тем больше сможешь сообщить противнику. Я поручился за тебя, но не знаю, поможет ли это. Лучше тебе не задерживаться. Понимаешь?

– Да, – ответила она.

Капля дождя повисла у нее на реснице, она смахнула ее, и та стекла по щеке к подбородку.

– Жаль, что нам приходится расставаться вот так, – проговорил Салим.

– Нет, это моя вина. Я заставила вас привести меня сюда.

Она старалась говорить решительно и спокойно, но мысль об одиноком странствии по горному склону в поисках незнакомой деревни в преддверии ночи наполняла ее страхом.

– Теперь ты должна следовать своей дорогой, Джоан. Не нужно смотреть на меня как на своего учителя. Иди быстро, и все будет хорошо. Не оглядывайся. Бог с тобой.

Чувствуя на себе враждебные взгляды Билала и остальных, оставшихся позади, Джоан двинулась вперед. Ноги у нее подгибались. В глубине души она понимала, что больше не увидит Салима. И знала, что должна помочь солдатам, окруженным в районе вади. Одного того, что среди них мог оказаться Даниэль, было достаточно. Она поскальзывалась и оступалась, спускаясь вниз по крутому склону расщелины, в некоторых местах садясь и скатываясь по нему, помогая себе руками, хотя при мысли о падении у нее холодела кровь и слабели мышцы. Вода свободно текла по камням, заливая сандалии. Их кожа разбухла и натирала ноги. Вскоре она почувствовала резкую боль и поняла, что на пятках надулись и лопнули волдыри мозолей. В одном месте Джоан поскользнулась и приземлилась довольно неудачно, набив несколько синяков. Однако она избежала худшего, головокружительного падения, при мысли о котором ее начало подташнивать.

Промокшая ткань абайи стала тяжелой и облепила тело, делая ее неуклюжей, никаб мешал видеть. Через некоторое время она рискнула обернуться, но Салима и его людей нигде не было видно. Тропа, идущая по расщелине, была извилистой, это затрудняло обзор, да и дождь заливал глаза. Она двинулась дальше, поглядывая вправо, где вскоре заметила тропу, по которой велел идти Салим. Она была хорошо видна и слегка поднималась опять в гору, идя довольно высоко над руслом вади. Оттуда, где она стояла, Джоан могла видеть бурлящий поток мутной воды. Дождевые потоки из расщелины, по которой она шла, и ручьи, стекающие с других окружающих скал, вливались в шумную реку, постоянно подпитывая ее мощь. Солдаты должны были осознавать опасность, в которой очутились. Они, несомненно, понимали, что вскоре им придется либо выйти под пули вражеских снайперов, либо остаться в укрытии и утонуть. Джоан воображала себе их страх, и он отдавался в ней нервной дрожью.

Она повернулась. Прямо напротив тропы, по которой велел идти Салим, была еще одна – или, верней, та, по которой она до того шла, – ведущая в другом направлении, вниз к вади, где, по словам Салима, тоже находились солдаты, не знающие об опасности, угрожавшей их товарищам. Джоан опять посмотрела туда, откуда пришла, – на серовато-коричневые скалы, усеянные множеством трещин, и почти отвесные каменные стены, по которым стекали дождевые ручьи. Могут ли Салим и его люди все еще видеть ее? Кто знает, вдруг Билал смотрит в свой бинокль? Или какой-то снайпер глядит на нее в оптический прицел винтовки? Она стояла, застыв в нерешительности. Она поклялась Салиму, что не предаст его, но разве можно считать предательством попытку помочь окруженным солдатам? Ей не понадобится выдавать позицию Салима в верхней части расщелины, и ей не нужно ничего рассказывать о бойцах имама – ни об их количестве, ни о вооружении, ни о пещере.