– Ах, как хорошо, молодец! Слава богу. Я рада.

Джоан выдохнула и поняла, что сидит, крепко сжав руки в кулаки, после чего распрямила пальцы.

– А вообще ты думала о ней хоть чуточку? – спросил он враждебным тоном.

Джоан пристально посмотрела на него:

– Рори, прошу, не…

– Джоан, будь добра, передай, пожалуйста, масло, – прервала ее Мэриан. Джоан проглотила свое гневное замечание. – Спасибо, – поблагодарила Мэриан. Она намазала маслом тост и передала его Джоан. – Вот, ешь. Ты ужасно похудела за время отсутствия. Вам двоим явно есть о чем побеседовать, так что я вас оставлю. Но, как говорила моя старая няня, чем меньше сказано, тем легче потом мириться.

Мэриан встала, повязав на груди рукава своего белого свитера. В утреннем воздухе появилась прохлада, и небо стало непривычно белесым.

Когда Мэриан ушла, Джоан принялась доедать в тишине тост, а Рори уставился на стол, крепко сжав зубы.

– Пожалуй, мы оба совершили вещи, из-за которых вправе сердиться друг на друга, если не возьмем себя в руки, – проговорила она осторожно. – Вероятно, я плохо вела себя в последнее время и не очень заботилась о чувствах близких. Но если ты обратишь взгляд на себя, я уверена, ты убедишься: и тебя есть за что отругать. Так что, возможно, нам лучше не воевать. Этого делать не стоит. Тебе не кажется, Рори? – Она ждала, но Рори ответил не сразу.

Ветер поднимал края скатерти и шевелил кудри у него на лбу.

– Твоя мама прислала письмо. Оно пришло вскоре после того, как ты пропала. Ты не получила работу в музее.

– Вот как, – откликнулась Джоан. – А что еще она пишет? Она здорова?

Рори посмотрел на нее:

– Разве ты не расстроена? Я думал, работа для тебя – вопрос жизни и смерти?

– Раньше так и было. Да, пожалуй что так. – Она подумала над своими словами. – Но теперь это уже не кажется мне столь важным.

– Тебе нужно на что-то жить, и я не знаю, что ты станешь делать без финансовой поддержки со стороны мужа, – проговорил Рори холодно. – Или ты планируешь навсегда остаться при матери?

– О, пожалуйста, остановись, Рори. Ты ведешь себя как ребенок.

– А ты… ты ведешь себя как… как… – Он резко вскочил, чиркнув ножками кресла по плиткам пола. – Как кто-то, я даже не знаю, кто!

Выкрикнув это, он гордо удалился, и Джоан посмотрела ему вслед, удивляясь собственному спокойствию.


Она смотрела на Джалали и думала о том, что произошло бы, не согласись она на просьбу Мод и не пойди к Салиму. Он бы тогда не сбежал, и она не попала бы в горы. Чарли Эллиот не пропал бы без вести, а Даниэль, скорее всего, утонул бы в вади. С момента принятия этого решения произошло много событий, хороших и плохих, и Джоан не могла раскаиваться в содеянном. Но, сидя в одиночестве на галерее, она чувствовала, как далека от Салима, как далека от Чарли, от Даниэля и Рори. Она не помнила, когда в последний раз ощущала себя такой одинокой, и, хотя это чувство не было однозначно плохим или пугающим, она знала, что не выдержит так долго. Впервые с момента возвращения она вспомнила о Мод. Салим не мог вернуться в Маскат, так что Мод не имела никаких шансов увидеть его снова. Джоан представила себе миниатюрную старую женщину, доживающую свой век в неопрятной комнатке наверху старого дома в компании Абдуллы. Итак, что же Мод Викери? Джоан подумала о тщательности, с которой та организовала побег Салима, и о ее холодности после того, как миссия Джоан была завершена. Обо всем, что узнала о Салиме во время их путешествия на Джебель-Ахдар, и о том, с какой быстротой и легкостью новости и сообщения передаются в горах. Только теперь, когда ее мысли прояснились, она поняла, что ей нужно делать. Она подумала о Чарли, находящемся в плену у Салима, и ее сердце забилось быстрее. Встав, Джоан оставила записку Роберту, в которой говорилось, что она собирается навестить Мод, и отправилась прямо к ней.

Абдулла улыбнулся, впуская ее.

– Вы вернулись, мэм-сагиб, – сказал он. – Госпожа думала, вы захотите остаться в горах и стать женой Салима.

– У меня не было таких планов, – возразила Джоан с опаской, но тоже улыбаясь. – Хотя, пожалуй, это была бы вовсе не такая плохая жизнь. После войны, разумеется.

– Мы не ожидали снова увидеть вас здесь, – проговорил старик, когда Джоан направилась к лестнице, и она не могла сказать точно, что он имел в виду.

Кресло Мод было придвинуто к столу, за которым она что-то писала, склонившись над исчерканным листом. Оловянное кольцо с синим камнем, которое раньше всегда хранилось в карандашном лотке, теперь лежало на бумаге рядом с ее рукой.

– Здравствуйте, мисс Викери, – поздоровалась Джоан, медленно подойдя к хозяйке.

Салюки мирно сопели во сне.

Мод поджала губы и закончила предложение, прежде чем отложить ручку и поднять глаза на гостью. Потом она моргнула несколько раз, пытаясь лучше сфокусировать взгляд.

– Джоан! И снова в Маскате? А я было решила, что вы исчезнете в горах или в пустыне и никогда не вернетесь. Бог видит, я бы так и поступила, если б могла.

– Я подумывала об этом.

– Куда он вас отвез? В Тануф? В Аль-Фарах?

– В Мисфат-аль-Абрин.

– Ага! – Мод откинулась в кресле, сплетя пальцы рук, лежащих на коленях. – Счастливица. Разве это не самое прекрасное место, которое вы когда-либо видели? И, побывав там, вы все же решили вернуться? – Она покачала головой, как будто была разочарована.

Джоан пристально посмотрела на нее.

– Кое-что произошло, – сказала она, и по наступившей паузе поняла: мало каким событиям в горах удается ускользнуть от внимания Мод.

Наконец хозяйка пренебрежительно проворчала:

– Ну и ладно. Вам вообще нечего было делать на Джебель-Ахдаре. То, что там происходит, вас не касается. Я очень рассердилась на Салима, когда узнала, что он сделал.

Джоан глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Салим… Салим ведь ваш сын, разве не так, мисс Викери? – Когда он мылся в фаладже в Тануфе, она заметила белизну его кожи и поняла, что смуглость лица и рук, которую она считала врожденной, была простым загаром. – Он рассказал мне, что в Тануфе есть обычай брать имя матери вместо отчества. Шахин – это имя, которое дали вам бедуины, когда вы пересекали пустыню. Не так ли? Салим бен-Шахин ваш сын.

Мод смотрела на Джоан не мигая. Если она и испытывала какие-то чувства в связи с догадкой Джоан, она не подумала их обнаружить.

– Ну и что из этого? – спросила наконец она.

– Почему было просто не рассказать мне? К чему было лгать и напускать тумана? – спросила девушка, но Мод не ответила. – Наверное… наверное, это из-за того, что вам не разрешили бы остаться в Маскате, окажись ваши родственные отношения с таким человеком известны? Салюки… Когда мы впервые встретились, вы сказали, что их вам подарил бен-Химьяр. Сулейман бен-Химьяр, владыка Зеленой Горы. Один из тех, кто сейчас ведет борьбу против султана. Тануф был его родной деревней.

– Что из этого, мисс Сибрук?

– Вы заставили меня поверить, что водите дружбу с султаном, как и с его предшественниками. Но все это время вы поддерживали повстанцев. Посылали им деньги. И ваш сын является одним из их ключевых командиров.

– Я не имею того влияния, которое вы мне, похоже, приписываете, Джоан. Особенно в областях, до которых вам нет никакого дела. Вот и не суйте свой нос.

– Нет, теперь это мое дело, мисс Викери. Я решила сделать его моим, когда Салим взял в заложники людей, которых я случайно отправила прямо к нему в руки.

– Вы это сделали? В самом деле? – Мод наклонилась вперед, и ее кресло скрипнуло. – Неудивительно, что вы так разволновались. Ну да вас этот вопрос уже не касается. Выкиньте его из головы, ясно? Возвращайтесь к прежней жизни. К тому же у вас на носу свадьба, вот и займитесь ею.

Джоан словно ударило током. Она разозлилась и не нашлась что сказать в ответ. Девушка так и стояла, словно онемев, когда вошел Абдулла, неся поднос с чаем, и, поставив его на сундук, остался, глядя на Мод, хотя прежде всегда сразу уходил.

– Она нам не враг, – сказал он тихо.

Мод взглянула на него, и он повернулся, чтобы уйти.

Не дожидаясь, пока ее пригласят, и желая показать, что не уйдет просто так, Джоан села в ближайшее кресло.

– Мой слуга совсем размяк на старости лет, – пробормотала Мод.

– Возможно, он помнит, что я посетила его сына в Джалали и помогла ему бежать, – заметила Джоан.

– Его сын? Вы думаете, что Абдулла отец Салима? Нет, дорогое дитя. Он раб. Возможно, также мой друг, но не больше того. Между нами ничего никогда не было.

– О, я подумала…

– Я знаю, о чем вы подумали. Разливайте чай. Остальные скоро подойдут.

– Что вы хотели этим сказать, мисс Викери? Какие «остальные»?

– Узнаете, раз вы намерены остаться. И поскольку вы здесь, – проговорила она, откидываясь на спинку стула с блуждающей улыбкой, – поведайте мне, что видели. К сожалению, сама я уже не могу отправиться туда. Так что расскажите, как все было.

– Мисс Викери, пожалуйста… Если вы в силах помочь капитану Эллиоту и его товарищам, вы, надеюсь, сделаете это? Может, вы попросите освободить их?

– Попросить отпустить этого молодого дуралея? Не говорите глупостей. Он получил по заслугам. Это входит в мои планы.

– Тогда каковы ваши планы, мисс Викери?

Сердце Джоан тревожно забилось. Она сидела на краю стула, охваченная чувством, название которому не могла подобрать. Старая женщина ждала, поигрывая пальцами.

– Чай и возможность рассказать о своих путешествиях. Вот все, что я могу предложить вам в данный момент, Джоан.


В тишине, красноречиво свидетельствующей о ее негодовании, Джоан сделала глоток, а затем начала, хоть и несколько натянуто, вкратце описывать места, в которых побывала. Но рассказ пробудил в ней воспоминания о чудесах заветного края, и повествование помимо ее воли стало более подробным. Она не утаила ничего из того, что видела и помнила, ничего из того, что делала. Женщины, с которыми она жила и работала бок о бок в Мисфате, тишина в деревне, вызванная уходом в ополчение всех молодых мужчин, бомба, упавшая рядом, пещера и, наконец, картина бесконечного мира, открывающаяся с плато, венец путешествия, – она рассказала обо всем.

– Значит, вы побывали на самом верху, на плато, – проговорила Мод после долгой паузы. Джоан кивнула.

– Я стала первой, – сказала она, чувствуя необычный трепет глубочайшего удовлетворения. – Еще никто с Запада не поднимался туда.

Мод пару секунд внимательно рассматривала ее.

– Это так, – согласилась наконец она. – И все же вы снова спустилась вниз и будете помалкивать о своем достижении, если, конечно, не желаете, чтобы разразился большой скандал.

– Когда мы впервые встретились, вы посоветовали мне стать первой, ибо остальное не имеет значения.

– Гм… Ну, иногда это ничего не значит в любом случае.

– Как вы можете так говорить? Я вам не верю. Это всегда будет значить для меня многое, даже если никто никогда об этом не услышит. И я вернулась вниз, потому что… Джоан замолчала, чтобы провести большим пальцем по оставшемуся после кольца рубчику, и покачала головой. – Потому что я, как оказалось, не такая, как вы.

– Ну, догадаться об этом было нетрудно. Но в чем, по-вашему, наше главное различие?

– Я не бесстрашная исследовательница. Это занятие рождает во мне чувство одиночества. Конечно, сказалось и то, что я не могла ни с кем разговаривать, но дело не только в этом. Я обнаружила, что не хочу обрубать все связи с домом, с семьей. Вы бы сказали, что я просто затосковала по Англии. – Джоан улыбнулась немного печально. – Я не могла бы остаться здесь навсегда и попытаться построить новую жизнь, такую странную и отличную от всего, что я знаю. Жизнь первопроходца.

Мод посмотрела на нее со странным выражением.

– Думаете, тоска по дому означает, что вы не можете быть путешественницей? – проговорила она тихо. Возникла пауза, во время которой Мод посмотрела на руку Джоан. – Вы сняли кольцо. Значит, никакой свадьбы больше не планируется?

– Да. С этим приключением покончено.

– Ну и хорошо. Рискну заметить, я с этим согласна.

Мод слегка вздохнула и откинулась на спинку кресла.

– Да, – грустно сказала Джоан. – Вы мне уже говорили, что брак – это оковы.

– Конечно. В особенности брак не с тем человеком, который вам нужен.

– А почему в ней обязательно должно быть либо одно, либо другое? В жизни, я имею в виду. Неужели нельзя выйти замуж и при этом не чувствовать себя в ловушке? И разве обязательно рвать связи со всем, что знаешь и любишь? Ведь есть золотая середина.

– Возможно, вам удастся ее найти, – резко проговорила Мод, и Джоан кивнула. – Мне это никогда не удавалось. Вы видели Тануф?

– Да, – ответила Джоан.

Когда она описывала призрачные руины деревни бен-Химьяра, из глаз Мод текли слезы.

– Там тоже был мой дом, и я никогда не смогу туда вернуться. Я жила там, когда Салим рос, и была счастлива, – прошептала она. – Короткое время, но счастлива. Салим, знаете ли, означает «чистый душой», «безупречный». И он был таким. И такой он до сих пор, несмотря ни на что. Мой сын.