— Но почему именно сейчас? — возмущается Лив. — Спустя сто лет после кражи. Не потому ли, что работы месье Лефевра стоят на сегодняшний день гораздо дороже?

— Стоимость картины не имеет значения.

— Прекрасно. Значит, стоимость картины не имеет значения. Тогда я вам ее возмещу. Прямо сейчас. Хотите, я отдам за нее ровно столько, сколько мы заплатили? Потому что у меня сохранилась расписка. Может быть, возьмете деньги и оставите меня в покое?

В комнате становится тихо.

Генри осторожно трогает ее за плечо. Она так сильно сжимает ручку, что костяшки пальцев побелели.

— С вашего позволения, — вкрадчиво начинает он, — цель сегодняшней встречи — найти способы возможного разрешения ситуации и выбрать из них наиболее приемлемый.

Джейн Дикинсон перешептывается с Андре Лефевром. Своим наигранным спокойствием она чем-то напоминает учительницу начальных классов.

— Должна заметить, что для семьи Лефевр единственным приемлемым решением является возможность получить свою картину обратно, — произносит она.

— Но это не их картина, — не выдерживает Лив.

— Согласно положениям Гаагской конвенции, картина принадлежит им, — невозмутимо парирует Джейн.

— Чушь собачья!

— Это закон.

Лив снова поднимает глаза и замечает, что Пол по-прежнему смотрит прямо на нее и выражение глаз у него слегка виноватое. Словно он просит у нее прощения. Интересно за что. За неприличную перебранку за полированным столом красного дерева? За украденную ночь? За украденную картину? Она не знает. «Не смотри на меня», — говорит ее взгляд.

— Может быть… — вмешивается в разговор Шон Флаерти. — Может быть, прислушаемся к совету Генри и, по крайней мере, наметим пути решения проблемы.

— Ради бога, намечайте сколько угодно! — взрывается Лив.

— Существует множество прецедентных дел. Так, миссис Халстон может выплатить искомую сумму. Это означает, миссис Халстон, что вы выплачиваете семье Лефевр стоимость картины и оставляете ее у себя.

— Как я уже отметила, семья не заинтересована в деньгах. Они хотят получить картину, — не отрывая взгляд от блокнота, произносит Джейн Дикинсон.

— Прекрасно, — не выдерживает Лив. — Вы что, думаете, я раньше никогда не вела переговоров? И не знаю, что существуют особые условия?

— Лив, — останавливает ее Генри. — Если бы мы могли…

— Я отлично понимаю, что здесь сейчас происходит. «О нет, какие деньги! Нам не надо никаких денег». И так до тех пор, пока речь не заходит о сумме, равной крупному выигрышу в лотерею. И тогда все сразу забывают о своих задетых чувствах.

— Лив… — прерывает ее Генри. Она тяжело вздыхает, руки под столом ходят ходуном. — Существует возможность достичь соглашения о совместном владении картиной. Хотя подобные дела, когда речь идет о так называемых неделимых вещах, таких как эта, чрезвычайно сложны. И тем не менее имели место случаи, когда сторонам удавалось договориться о поочередном праве использования произведения искусства в течение определенного срока или о совместном пользовании, но при условии экспонирования работы в крупной художественной галерее. Естественно, вещь должна быть снабжена соответствующей табличкой, информирующей посетителей об истории экспроприации картины, а также о великодушии предыдущих ее владельцев, — заканчивает Генри, но Лив молча качает головой. — Кроме того, существует возможность продать картину и разделить полученную сумму…

— Нет, — одновременно говорят Лив и Лефевр.

— Мисс Халстон?

— Миссис Халстон, — поправляет она.

— Миссис Халстон… — В голосе Пола появляются металлические нотки. — Я обязан вам сообщить, что наше дело имеет хорошую судебную перспективу. У нас собрано достаточно доказательств того, что имела место незаконная экспроприация, существует также ряд прецедентных дел, и это увеличивает наши шансы на успех. Поэтому советую вам, в ваших же интересах, подумать о заключении соглашения.

В комнате снова повисает тишина.

— Вы что, запугиваете меня? — спрашивает Лив.

— Нет, — медленно говорит он. — Я просто хочу вам напомнить, что в наших общих интересах решить вопрос полюбовно. Так как на этом дело не закончится. Я… Мы не намерены отступать.

И она вдруг видит его руки на своей обнаженной талии, его спутанные каштановые волосы у себя на груди, его улыбающиеся в полутьме глаза.

— Картина не ваша, и не вам ее забирать у меня, — вздергивает она подбородок. — До встречи в суде.


Они в кабинете у Генри. Она уже выпила приличную порцию виски. Она еще никогда в жизни не пила днем виски, но Генри, не спрашивая, наливает ей, будто так и положено. Он ждет, пока она допьет, и только потом говорит:

— Должен вас предупредить, что это дело обойдется вам недешево.

— Насколько недешево?

— Ну, в ряде случаев приходится продавать произведение искусства, просто чтобы покрыть судебные издержки. Не так давно у меня был истец из Коннектикута, которому возвратили украденные работы стоимостью двадцать два миллиона долларов. И одному только адвокату ему пришлось заплатить более десяти миллионов. Нам придется платить официальным экспертам, в частности французским, учитывая историю картины. И имейте в виду, что подобные дела обычно тянутся долго.

— Но ведь, если мы выиграем, судебные издержки оплачивают они. Так?

— Не обязательно.

— Так о какой цифре идет речь? — пытается переварить полученную информацию Лив. — О пятизначной?

— Я бы сказал, что о шестизначной. Все зависит от того, что они смогут предъявить. Тем более что имеются прецеденты, — пожимает плечами Генри. — Мы можем доказать, что у вас имеется подтверждение права собственности. Но в истории картины есть существенные пробелы, и если они найдут доказательства, что картина была изъята во время войны, то…

— Значит, говорите, шестизначная… — нервно меряет Лив шагами кабинет. — Поверить не могу. Поверить не могу, что кто-то может просто так вторгнуться в мою жизнь и потребовать мою вещь. То, что всегда мне принадлежало.

— Их дело не такое уж бесспорное. Но не могу не отметить, что в данный момент политический климат благоприятен для тех, кто предъявляет права на перемещенные произведения искусства. В прошлом году «Сотбис» продал уже тридцать восемь подобных работ. А еще десять лет назад — ни одной.

Лив до сих пор не отошла от переговоров. Ее нервные окончания обострены до предела.

— Он… Они ее не получат, — хмурится она.

— Но деньги… Ведь вы сами намекали, что находитесь в стесненных обстоятельствах.

— Я перекредитуюсь, — говорит она. — Что я могу сделать, чтобы уменьшить плату?

— Вы очень много можете сделать, — перегибается через стол Генри. — Самое главное, чем больше вы найдете о провенансе картины, тем сильнее будут наши позиции. В противном случае мне придется озадачить этим кого-нибудь другого и включить вам в счет почасовую оплату его трудов, и это не считая оплаты услуг экспертов, которые понадобятся нам в суде. Полагаю, что если вы справитесь, то будет понятно, на каком мы свете, и я смогу проинструктировать барристера.

— Тогда я начинаю поиски.

У нее до сих пор в ушах звенят их уверенные голоса. «Наше дело имеет хорошую судебную перспективу. У нас собрано достаточно доказательств того, что имела место незаконная экспроприация, существует также ряд прецедентных дел, и это увеличивает наши шансы на успех». Она словно видит лицо Пола и слышит его полной притворной заботы голос: «В наших общих интересах решить вопрос полюбовно».

Лив делает глоток виски и чуть-чуть расслабляется. Внезапно она чувствует себя страшно одинокой.

— Генри, а что сделали бы вы? Я хочу сказать, если бы были на моем месте.

Он опять складывает руки домиком и задумчиво произносит:

— Мне кажется, что все это чертовски несправедливо. Но, Лив, я бы хорошенько подумал, прежде чем передавать дело в суд. Подобные тяжбы иногда становятся… отвратительными. Так что вам стоит хотя бы подумать о возможности все как-то урегулировать.

У нее перед глазами до сих пор стоит лицо Пола.

— Нет, — упрямо говорит она. — Он ее не получит.

— Даже если…

— Нет.

И, чувствуя на себе его взгляд, она берет сумочку и выходит из комнаты.


Пол уже четвертый раз набирает номер, кладет палец на кнопку вызова, но потом передумывает и засовывает телефон в задний карман. Через дорогу какой-то мужчина в деловом костюме, отчаянно жестикулируя, спорит с равнодушно взирающим на него дорожным инспектором.

— Ты идешь на ланч? — появляется в дверях Джейн. — Столик заказан на час тридцать.

Похоже, она только что надушилась. Резкий запах чувствуется даже на расстоянии.

— А мое присутствие обязательно? — Он не в настроении вести застольную беседу.

Ему вовсе не хочется быть очаровательным, описывая потрясающие достижения их компании в деле поиска пропавших ценностей. Не хочется сидеть рядом с Джейн, которая словно случайно будет к нему прислоняться, под столом прижимаясь коленом к его ноге. И ему все больше не нравился Андре Лефевр, с его бегающими глазками и брюзгливо поджатым ртом. Пол еще никогда не испытывал подобной антипатии к клиенту.

«Могу я поинтересоваться, когда вы впервые обнаружили пропажу картины?» — спросил Пол Лефевра.

«Мы обнаружили это во время ревизии».

«Значит, лично вы не испытывали моральных страданий из-за отсутствия картины?»

«Лично? — пожал тот плечами. — Почему кто-то должен получить финансовую выгоду от работы, которая по праву принадлежит мне?»

— Ты что, не хочешь идти? — спрашивает Джейн. — Почему? У тебя другие дела?

— Думаю, мне стоит закончить кое-какую бумажную работу.

Джейн задерживает на нем взгляд. Она накрасила губы помадой. Надела туфли на высоком каблуке. И у нее красивые ноги, равнодушно отмечает Пол.

— Пол, нам необходимо это дело. И необходимо, чтобы Андре поверил, что мы сможем выиграть.

— Тогда, наверное, мне лучше потратить время на изучение истории картины, чем на ланч с клиентом. — Пол не смотрит на Джейн, его подбородок упрямо выдвинут вперед. И вообще он уже целую неделю в дурном настроении. — Возьми Мириам, — говорит он. — Она заслужила хороший ланч.

— Послушай, бюджет у нас не резиновый, и мы не можем позволить себе угощать секретарш, когда нам это взбредет в голову.

— Не понимаю, почему бы и нет. И Лефевру она вполне может понравиться. Мириам! Мириам! — кричит он и, продолжая в упор смотреть на Джейн, откидывается на спинку кресла.

Мириам просовывает голову в дверь, во рту у нее непрожеванный сэндвич с тунцом:

— Да?

— Не хочешь вместо меня сходить на ланч с месье Лефевром?

— Пол, мы… — стискивает зубы Джейн.

Взгляд Мириам мечется между ее начальниками. Она с трудом проглатывает сэндвич:

— Очень мило с вашей стороны, но…

— Но Мириам уже ест сэндвич. А еще куча ненапечатанных контрактов. Спасибо Мириам. — Джейн ждет, пока Мириам закроет за собой дверь, и задумчиво поджимает губы. — Пол, все в порядке?

— Все прекрасно.

— Ну, тогда… — не может скрыть некоторую резкость своего тона Джейн. — Похоже, уговорить тебя не удастся. Жду твоего доклада о том, что тебе удалось нарыть по этому делу. Уверена, что все будет достаточно убедительно. — Она задерживается на секунду дольше, чем нужно, и выходит.

Пол слышит, как она в коридоре что-то говорит по-французски Лефевру, который сидит, глядя прямо перед собой.

— Эй, Мириам! — снова зовет Пол секретаршу и, когда та появляется все с тем же сэндвичем во рту, виновато хмурится. — Простите, это было…

— Все в порядке, — улыбается она, запихивает обратно выпавший кусочек хлеба и добавляет что-то уж совсем нечленораздельное.

Интересно, слышала ли она хоть что-то из его разговора с Джейн?

— Кто-нибудь звонил?

— Только глава Ассоциации музеев. Я уже вам говорила. Соединить вас с ним? — шумно проглатывает она сэндвич.

— Нет, не беспокойтесь, — раздвигает он губы в вымученной улыбке, а когда она закрывает за собой дверь, тяжело вздыхает.


Лив снимает портрет со стены. Она осторожно проводит рукой по поверхности картины, трогает кончиками пальцев выпуклые мазки, удивляясь, что они нанесены рукой известного мастера, и смотрит на изображенную на полотне женщину. Золото на старинной раме местами облупилась, но Лив находит в этом особую прелесть, ей нравится контраст между витиевато украшенным золоченым деревом и четкими, чистыми линиями стен. Ей нравится, что картина «Девушка, которую ты покинул» — единственное яркое пятно в комнате — похожа на сверкающую драгоценность на белой стене.