В Америке знакомства заводят с необычайной легкостью и никто не стесняется без приглашения заговаривать с посторонними. Минут через десять с нами, не помню уже как именно, завел беседу высокий сухощавый блондин. Молодой человек сказал, что его зовут Ли Дюбос, что он изучает английскую литературу и американскую историю в университете и что родом он из городка близ Таллахасси, на севере так называемого «флоридского сковородника». Осведомившись, не англичанин ли я – он на слух опознал мой акцент, – мистер Дюбос, разумеется, спросил, что привело нас в Гейнсвилл. Мы объяснили, что приехали сюда отдыхать и что остановились в доме приятеля.

– Здо́рово! – воскликнул мистер Дюбос, непонятно почему обрадованный этим известием. – Я вот и удивился, что вы все здесь решили пожить, потому что в эту часть Флориды отдыхающие обычно не заглядывают. Хотя здесь есть на что посмотреть, если знать, куда идти. Вы все были в заповеднике «Ичетакни-Спрингс»?

– Где? – переспросил я.

Мистер Дюбос любезно повторил название и добавил:

– Это индийское слово. Ну, если вы там еще не побывали, то обязательно загляните. Там очень красиво и можно поплавать. Вы все любите плавать?

– Да, очень, – сказала Карин. – Ах, Алан, давай туда съездим. Ли, расскажите нам побольше. Это далеко?

– Миль тридцать от города, – ответил мистер Дюбос, зачерпывая ложечкой мороженое с орехом пекан. – Оттуда берет начало река Ичетакни, западный приток реки Суани. Тамошние заболоченные леса получили статус заповедных. У озер построили кабинки для переодевания, но в остальном природа девственная. В двух озерах, расположенных ярдах в четырехстах друг от друга – Джаг-Спринг и Ичетакни-Спринг, – бьют горячие ключи. Джаг-Спринг больше и глубже, там можно нырять с аквалангом, но Ичетакни-Спринг красивее. Там проводились натурные съемки фильмов с Дороти Ламур, тех, что про южные моря. Вы все хорошо плаваете?

– По-моему, да, – сказал я. – А почему вы спрашиваете? Разве это сложно?

– Ну, плескаться в озерах несложно и приятно, но ведь можно плавать и по реке, мили три, а то и четыре. Многие так и делают, плывут на покрышках, а хорошие пловцы предпочитают маску и ласты. Закавыка в том, что повернуть назад не получится, а выйти из реки можно только на следующем участке заповедника, потому что, как я уже говорил, оба берега заболочены. Я плавал на покрышке. Это так здорово! Встречаются черепахи, много всяких птиц, цапель и все такое. Звери и птицы совсем не боятся людей, главное – не шуметь. А однажды я видел аллигаторов. Они не опасны, если к ним не пристают.

– А как же полотенца и одежда? – спросил я.

– Да, для этого надо, чтобы кто-то остался с машиной и привез вам одежду на соседний участок.

– Ах, мне так хочется попробовать! – сказала Карин. – Алан, милый, давай туда поедем!

– Она умеет плавать? – спросил меня мистер Дюбос.

– Еще как! – ответила Карин, глядя на него, словно он подарил ей брильянтовое колье. – Особенно в теплой воде.

– А у вас есть кого оставить с машиной?

– Увы, нет, – сказал я. – Ничего страшного, можно взять такси.

– Послушайте, а давайте-ка я с вами поеду? – предложил мистер Дюбос. – Какая разница, где читать «Большие надежды» – дома или на речном берегу?

Мы с готовностью согласились, предварительно заручившись обещанием, что он с нами отужинает, – судя по всему, его не мешало подкормить.

– Вот только машины у меня сейчас нет, – сказал мистер Дюбос. – У вас какой автомобиль – с ручным переключением передач или с автоматическим?

– А какую вам угодно? Я пока еще не арендовал автомобиль.

– Тогда, может быть, «дэшер»?

Выяснилось, что «дэшером» в Америке называют «фольксваген-пассат». Мы договорились заехать за Ли чуть позже, а сами отправились покупать маски и ласты. Карин обрадовалась, как ребенок.

– Знаешь, это он очень вовремя предложил, – сказал я.

– Да-да, очень мило с его стороны. – Карин, не выпуская моего локтя, сделала несколько танцевальных па, и я с невольным раздражением подумал, что у мистера Дюбоса был веский побудительный мотив.

Нам повезло, потому что день выдался пасмурным. Флоридцы разбалованы мягким климатом и (по английским меркам) излишне требовательны к температуре воды и воздуха. В семьдесят восемь градусов по Фаренгейту[82] никто не купается, так что, когда мы приехали в заповедник «Ичетакни-Спрингс», там почти никого не было.

На лесной прогалине обнаружилось очаровательное озерцо, диаметром не больше сорока ярдов, окруженное деревьями, цветущими лозами и пышной зеленью папоротников. На одном берегу стояли грубо сколоченные деревянные столы и железные жаровни для барбекю. Посреди озера, на глубине пятнадцати футов, били ключи, а в западной оконечности по густым зарослям тек ручей, шириной футов пять. Над поляной лениво порхали кардиналы, а рейнджер в коричневом мундире, скаутской шляпе и с пистолетом у пояса поздоровался с нами, заявил, что сразу распознал англичан, и сказал «рад встрече». Мы подошли к кабинке для переодевания. В Америке, где сквернословят даже в присутствии женщин, совершенно не приемлют переодевания «в общественных местах». За это могут арестовать.

Карин в белом бикини выглядела великолепно и отчего-то очень деловито. Пловцы, как крикетисты, всегда узнают друг друга. Даже если бы она пришла в дождевике и резиновых сапогах, все поняли бы, что она отлично плавает. Оставив на берегу маску и ласты, она пружинистым прыжком бросилась в озеро, на середине нырнула, как утка, и секунд на десять скрылась под водой, а потом перевернулась на спину и поплыла кролем. Ясно было, что она выдержит и многомильный заплыв. Ли Дюбос и я с улыбкой переглянулись и тоже пошли купаться.

Мое настроение несколько улучшилось. Наконец-то нашлось то, что я смогу исполнить. Как приятно совершать долгий заплыв под открытым небом бок о бок с тем, кто разделяет твою любовь к плаванию! Вдобавок и Ли, и рейнджер не просто восхищались красотой Карин, но и оценили ее способности, что не могло не радовать. Я гордился ею, но точно так же гордился и восторгался бы, если бы мы с ней были наедине. Совместные занятия если и не исцеляли, то хотя бы облегчали и отстраняли мои страдания, будто музыка, успокаивающая больного. В молчании – слова были не нужны – мы начали проверять умения друг друга: плыли по озеру сначала наперегонки, потом под водой, потом ныряли к источнику, полускрытому грудами затопленных ветвей, и наши лица и плечи обдавали прохладные струи. Карин двигалась с грацией танцовщицы, и даже будь она нехороша собой, то в эти минуты была бы прекрасна.

Наконец она вернулась на берег и натянула ласты. Я подошел по воде поближе, и Карин протянула мне перевернутую маску:

– Поплюй на стекло, милый. Мы забыли купить средство от запотевания, придется обойтись слюной. Да, и загубники мы не проварили, но ничего страшного – их надо хорошенько прикусить, и через пару минут можно начинать заплыв.

– Как долго плыть до следующего участка? – спросил я у Ли.

– Часа полтора, может, чуть меньше. Не торопитесь, я вас подожду. Поеду вам навстречу примерно через час. Ну, берегите себя, вы все.

Пожелание было всего-навсего местным эквивалентом слова «привет». Я ответил стандартным «и вы тоже», мы с Карин надели маски и поплыли через озеро к устью ручья.

Ручей был мелким – кое-где легко было натолкнуться грудью на дно – и поначалу узким, бок о бок не проплывешь. В воде сновали крошечные яркие рыбки, которых совершенно не пугало наше присутствие. Ярдов через пятьдесят я погрузился на фут, лег на чистое песчаное дно и смотрел, как стайки бирюзово-синих мальков и сверкающие тетры зависают в потоке или мечутся прямо перед глазами, у самого стекла маски. Я так увлекся, что едва заметил, как Карин, подплыв сзади, ухватила меня за лодыжку, подтянулась и ловко протиснулась мимо. Я поплыл следом, среди густых зарослей на берегах и разноцветных водорослей в воде, наблюдая за равномерными легкими взмахами ее ласт; русло ручья углубилось, так что до дна теперь было четыре или пять футов.

Ярдов на сто впереди ручей сливался с другим, вытекающим из озера Джаг-Спринг, образуя реку Ичетакни. Русло расширилось и стало еще глубже, и теперь мы плыли по-настоящему, в быстром потоке. Вокруг простирался заповедный лес, настоящие чащобы. Берегов как таковых у реки не было, она разливалась по камышам, топким болотам и среди деревьев. Карин нырнула, я последовал за ней, разглядывая светлое дно, усыпанное топляком, ракушками и грудами черной полусгнившей листвы. Вынырнув на поверхность и поравнявшись с Карин, я перевернулся на спину. Карин вытащила загубник изо рта, обвила мне шею руками и поцеловала, скользя холодными губами по моему мокрому лицу.

– Ныряем! – со смехом сказала она. – Ныряем! – И ушла под воду.

На глубине пятнадцать футов (поначалу мне сдавило носовые пазухи, хотя постепенно я привык и к большей глубине) Карин меня обняла, сплела ноги с моими и притянула к себе так, что плыть я не мог; мы медленно поднимались к поверхности, но мне не хватило воздуха, так что пришлось высвободиться из ее объятий и устремиться вверх. Карин, смеясь, поплыла за мной. Я закинул руки ей за шею:

– Душа моя, тебе нравится?

– Ох, Алан, это такая прелесть! Так бы всю жизнь и плавала. Надеюсь, нам еще долго плыть до места, где нас встретит Ли. Ой, смотри!

Впереди на толстой ветви, нависшей над водой футах в десяти, чернел на свету силуэт огромной черепахи. Мы подплыли туда, но черепаха даже не двинулась. Чуть дальше по течению нам встретилась крошечная заводь, откуда тянуло холодом. Карин скользнула в нее; там, на небольшой глубине, бил еще один источник, и в его прохладной струе танцевали, кружась, малюсенькие витые ракушки и разноцветные песчинки. Мы встали рядышком и, опустив маски в воду, смотрели на миниатюрный водоворот. Карин сгребла в горсть ракушки и придирчиво рассматривала их, выпуская сквозь пальцы одну за одной. Они качались в невидимых струях, будто виноградные зернышки в бокале шампанского.

– Алан, я сниму этот дурацкий купальник. Терпеть не могу плавать одетой. Можно, я тебе его отдам? Обвяжи им ногу, что ли…

Крошечное бикини уместилось бы и в спичечный коробок. Я сунул купальник за пояс плавок, и мы поплыли дальше, по широкой реке между топких берегов, поросших высокими травами. Несмотря на все заверения Ли, с аллигаторами встречаться не хотелось. Мы и не встретились, но ярдах в двухстах от нас по мелководью бродила белоголовая сизая цапля футов четырех ростом. Я обернулся к Карин, но она снова ушла под воду, поэтому нырнул и я.

Найти Карин удалось не сразу, потому что река, хоть и с прозрачной водой, теперь значительно углубилась, а на дне повсюду виднелись смутные очертания камней и топляка. Наконец за толстым черным стволом, упиравшимся в дно раскидистыми ветвями, мелькнуло гибкое обнаженное тело, темнея в зеленоватой мути. Карин скользнула среди ветвей и, протиснувшись по дну под стволом, выплыла на другую сторону. Мы вынырнули, но цапля уже улетела.

Подводная акробатика среди топляка оказалась превосходным развлечением для хороших пловцов, и мы устроили своего рода соревнование: хватались за ветви, кувыркались и скользили между ними, проплывали туда и обратно, заглядывали в укромные уголки и исследовали подводные камни и пещеры. Карин ныряла глубже меня, а потом, когда в легких заканчивался запас воздуха, стремительно неслась вверх в струе пузырьков, разбивая яркую стеклянно-прозрачную поверхность воды. Пять или шесть панцирных щук, длиной с мою руку, гибко извиваясь, направились к Карин, будто коровы на пастбище, – проверить, кто вторгся в их владения. Ничуть не испугавшись, она замерла, подпуская их поближе, а потом поплыла дальше, прижав руки к бокам и мерно работая ластами; рыбы несколько ярдов следовали за ней, будто гротескная свита, шествующая за грациозной наядой.

Мы добрались до места, где русло снова сужалось. На правом берегу высился двадцатифутовый утес, поросший густой зеленью, а у его подножья расстилалась узкая, в несколько ярдов, полоса песка. Я решил, что здесь можно остановиться и передохнуть минут десять. Карин вынырнула на поверхность ярдах в двадцати от меня, в небольшом заливе. Я хотел было ее окликнуть, но она в ужасе вскрикнула:

– Алан! Алан!

Я вмиг оказался рядом с ней. Она так разволновалась, что мне пришлось удерживать ее на весу, чтобы она не ушла под воду. Дрожа и задыхаясь, она вцепилась мне в плечи и, казалось, вот-вот потеряет сознание.

– Господи, Карин, в чем дело? Ты поранилась? У тебя судороги?

Я отчаянно надеялся, чтобы не произошло чего хуже. Однажды в нашем магазине с пожилым покупателем случился приступ – почечная колика. Кошмарное зрелище. А сейчас мы были вдали от цивилизации, среди болот.

Она прильнула ко мне, захлебываясь рыданиями, – впрочем, как я быстро сообразил, не от боли, а от страха.

– Карин, скажи, в чем дело, умоляю! Ты видела аллигатора? Ли уверял, что они не нападают на людей!