— Безусловно. Только я очень бы просил тебя исполнить мою просьбу. Если говорить о выгоде, то это очень выгодно. Я ведь ни разу не предлагал тебе женитьбы, хотя богатых невест в Санта-Марии много.

— Постараюсь ее исполнить, отец, — Гонсало наклонил голову и вышел.

Сын дал согласие, но дон Федерико не чувствовал в нем покорности. Предвидя еще много сложностей со строптивым сыном, он вздохнул и вновь принялся за бумаги.

Гонсало же скорым шагом направился в таверну, он должен был пропустить стаканчик и все обдумать. Ссориться сейчас с отцом не хотелось.

Красотка Маргарита, служанка в таверне, тут же поднесла Гонсало вина и присела за его столик. С тех пор как Гонсало отметил ее своим вниманием, она чувствовала себя королевой и была предана этому богатому красавцу и душой и телом.

Стройный, хорошо сложенный, изящный, изысканный Гонсало казался ей верхом совершенства. А какой огонь загорался в его темных глазах, когда он смотрел на нее!

Гонсало и впрямь мог считаться красавчиком с его тонкостью черт, томными черными глазами, которые мгновенно загорались то страстью, то гневом. Вот только когда он улыбался, в нем проступало что-то крайне неприятное и хищное. Но улыбался он редко, чаще на его лице появлялась беглая кривоватая усмешка.

— Что-то случилось, мой господин? — спросила Маргарита, глядя на озабоченного Гонсало. — Скажи, ты знаешь, я могу дать хороший совет.

— Знаю. Но это дело я решу сам, — Гонсало взглянул на нее и потянулся к ее губам. — Когда ты рядом, я не могу думать о делах, — прибавил он, вставая и увлекая Маргариту за собой.

Она не противилась, за Гонсало она пошла бы на край света.


Донна Энкарнасьон, Мария и Виктория не могли прийти в себя от радости и изумления, осматривая городской дом, который купил дон Мануэль. Они не ожидали увидеть столько шика, красоты, изящества. В поместье у них все было скромнее, проще.

Покуривая сигару, дон Мануэль с довольной улыбкой наблюдал за своим семейством. Сюрпризы только начинались, он приготовил для них еще не один сюрприз. А что касается дома, то он и сам был доволен покупкой — дом был отличный, недаром раньше принадлежал французскому послу.

Пока Мария с матерью восхищались гнутыми ножками стульев и диванов, атласом обивки, статуэтками, консолями, зеркалами, Виктория выбежала в сад, а потом отправилась на конюшню. Конюшня ей понравилась больше всего. Еще бы, она была такой просторной!

«Завтра же попрошу папу, чтобы пригнали из имения лошадей, — решила Виктория, — и на своей Злючке я объеду всю Санта-Марию!»

Ей не терпелось немедленно отправиться осматривать город. Не важно, что дело идет к вечеру, можно дойти хотя бы до собора. Как они с Марией мечтали его увидеть! Они ведь впервые в городе. Разве можно сидеть в четырех стенах?

Но донна Энкарнасьон мягко удержала Викторию:

— Сегодня мы так устали! Осмотрим все завтра. Куда спешить? У вас вся жизнь впереди, дорогие мои девочки.

Мария послушно отправилась в спальню. Но Виктория и подумать не могла, что дверь сейчас запрут и она останется в этом красивом доме как в клетке.

— Мамочка! Я ненадолго! В сад! Подышать воздухом!

Донна Энкарнасьон кивнула: после воли в поместье, конечно, ее девочке тут тесновато.

Виктория вышла в сад, оглянулась и выскользнула за ворога, собираясь сделать хоть несколько шагов по этому неведомому чудесному городу. Все было ей тут внове — дома, люди. Уже смеркалось, в окнах зажигались огни. Виктория шла в предвкушении чудес, которые могли открыться на каждом шагу.

Но тут из-за угла вывалилась компания хмельных пастухов-гаучо. Увидев красотку, что одна разгуливает по улицам в вечерний час, они решили прихватить ее с собой и хорошенько повеселиться. Обступив девушку, отпуская развеселые шутки, они уговаривали ее не ломаться:

— Сама видишь, мы парни что надо! Выбери, кто тебе по душе, и отправимся на реку поплясать и выпить. Дай-ка я тебя поцелую, чтобы ты поняла, как с нами сладко!

Виктория изогнулась как кошка, приготовившись кусаться и царапаться, отчаянно защищаясь от полупьяных негодяев, — нет, таких сюрпризов она не ждала!

Отчаянное сопротивление Виктории только подзадоривало парней, они хохотали все громче, придвигались все ближе к ней. Виктория испугалась всерьез. Она поняла, что матушка не случайно отложила прогулку на утро. Ночной город — это тебе не имение!

Один из парней уже протянул к ней руки, как вдруг молодой, но властный голос спросил:

— Что здесь происходит? А ну назад! Оставьте девушку в покое!

Парни отступили перед лошадью, которой их теснил сержант.

Виктория подняла голову и увидела сияющие карие глаза молодого человека и ореол светло-каштановых волос. Руку он держал на рукояти кинжала, готовый ринуться на ее защиту. Как завороженная смотрела на него Виктория — мечта ее сбылась, вот он — принц ее сновидений!

Гаучо не стали связываться с сержантом, они торопились повеселиться, а красоток в городе полным-полно.

— Как вы себя чувствуете, сеньорита? — заботливо спросил незнакомец.

— Хорошо. Только растерялась. Я впервые в городе и боюсь заблудиться, — ответила Виктория.

— Значит, вас нужно проводить, — принял решение молодой человек,

Сердце Виктории подпрыгнуло от радости, все внутри запело: да, да, да, проводить, конечно, меня нужно проводить!

Сержант окликнул проходящего мимо солдата и поручил его заботам молоденькую сеньориту. Искреннее и простодушное разочарование отразилось на лице Виктории. Сержант поехал дальше по улице, даже не оглянувшись.

«Ничего, он меня еще заметит, не будь я Викторией!» — поклялась себе взволнованная и счастливая девушка. С таким сюрпризом уже можно было возвращаться домой. Теперь ей никогда не будет скучно. Она знала, что встретила свою любовь и будет любить этого человека до конца своих дней. Возле дома Виктория попала в объятия взволнованной Марии.

— Куда ты пропала? Я так беспокоилась, — говорила она, целуя сестру.

— Я встретила генерала своей мечты, — таинственно ответила Виктория. — Идем, я тебе все расскажу!


Утром сеньор Федерико Линч пришел с визитом к дону Мануэлю Оласаблю. Дон Мануэль был польщен. Он не ошибся в выборе партнера: Линч был не только порядочным и деловым человеком, он был еще и человеком сердечным. Значит, и Мария будет счастлива, войдя в семью Линчей.

Линч поздравил дона Мануэля с переездом и пригласил вечером к себе.

— Я познакомлю вас с лучшими семействами города. Мои друзья станут вашими друзьями. И я, наконец, буду иметь честь представить вам своего сына, — сказал он, после чего мужчины, посмотрев друг на друга, понимающе улыбнулись.


Вечер в доме Линча был в разгаре. Светское общество Санта-Марии оценило по достоинству представленное ему семейство Оласабль — сияющую красоту темноглазой Марии в короне золотых волос, пикантность смуглой Виктории, их парижские туалеты, о которых позаботилась их тетушка Асунсьон, которая уже много лет жила в Европе. Родители дали дочерям прекрасное воспитание, и матери взрослых сыновей оживились, приглядываясь к завидным невестам. А матери дочерей на выданье чопорно поджали губы: у вновь прибывших не хватает светского лоска. «Простушки!» — было их общее мнение.

Дон Федерико Линч, любезно улыбаясь гостям, внутренне негодовал на сына — того до сих пор еще не было, и хозяин дома уже уловил недоуменный взгляд дона Мануэля.

Девушкам же было не до интриг взрослых, немолодые дамы и пожилые мужчины показались им скучноватыми. Но вот донна Энкарнасьон подозвала Марию и познакомила ее со старичком доктором. Оказалось, что доктор совершенно бесплатно пользует больных бедняков, для которых нашлось место в бараке на земле господина Линча. Существование в городе благотворительной больницы очень обрадовало Марию.

— С удовольствием приду и буду помогать вам, доктор, — сказала она. — Я умею делать перевязки и не гнушаюсь черной работы.

Будущая деятельность вдохновила Марию, щеки ее порозовели, и она стала еще красивее.

Такой ее и увидел вошедший Гонсало. Следующий его взгляд был на искрящуюся жизнью гибкую пышноволосую Викторию. «Боже мой! Да они настоящие красавицы! — отдал он должное барышням Оласабль. — Интересно, какую из них предназначают мне?»

Гонсало уже не жалел, что выпустил из своих объятий Маргариту. В любовной горячке он совсем было забыл о званом вечере, но насытившись ласками, вспомнил. И теперь был рад, что успел, не опоздал, избежал нежелательной стычки с отцом. Глаза у Гонсало радостно заискрились, с обворожительной улыбкой он уже кланялся дону Мануэлю, ссылаясь на дела, на бесчисленное множество дел, которые, к несчастью, задержали его. Дон Мануэль представил его жене, дочерям. Гонсало почтительно поклонился.

Дон Федерико, вздохнув с облегчением, увел сына и дона Мануэля к себе в кабинет выпить по бокалу вина.

— После знакомства с вашей дочерью Марией, — обращаясь к Мануэлю, начал Гонсало, едва за ними закрылась дверь кабинета, — я понимаю, какую вы оказали мне честь, когда подумали обо мне и моем семействе и сделали нам такое лестное предложение. Я не только покорно принимаю все условия, которые вы уже обговорили с моим отцом, но и от чистого сердца прошу руки вашей дочери. Уверяю вас, она будет счастлива со мной, и я с ней буду счастливейшим из смертных.

— Очень рад, сеньор, — отвечал дон Мануэль, — значит, нам осталось только поднять бокалы.

Дон Федерико радостно и одобрительно смотрел на сына. Гонсало часто огорчал его, но теперь, кажется, вступает на праведный путь. Лучшей партии, чем очаровательнейшая Мария, он и не мог пожелать сыну.

— А ваша дочь… она согласна? — осведомился он.

— Я еще ничего не говорил ей. Но воспитанная в твердых правилах и доверии к своим родителям, она будет рада нашей заботе о ней.

— За процветание наших семейств! — весело подхватил Гонсало.

Глава 3


Дону Мануэлю не терпелось обрадовать дочь. Поговорив с Гонсало, побывав в доме дона Федерико, он лишний раз убедился в правильности своего выбора. Одобрила его и Энкарнасьон. Едва поглядев на Гонсало, она поняла, что у ее мужа на уме, и согласилась с ним. Как только они вернулись домой, Мануэль позвал Марию к себе в кабинет. Виктория собралась было идти вместе с Марией — ведь все, что касалось сестры, касалось и ее. Но мать мягко удержала ее,

— Пойдем со мной, доченька! У нас с тобой тоже найдется, о чем поговорить.

Мария присела на диван и с невольным беспокойством смотрела на отца. Никогда их разговоры не обставлялись с такой торжественностью — что же он собирается сообщить ей, чего нельзя сказать маме, Виктории?..

Дон Мануэль подошел к ней, взял за руку и проникновенно сказал:

— Моя маленькая Мария выросла. И теперь из одних любящих и надежных рук я хочу передать ее в другие, такие же надежные и любящие. Для женщины главное — семья. Я нашел тебе спутника жизни, с которым ты будешь счастлива. Сегодня твоей руки попросил Гонсало Линч, и я позволил себе подать ему надежду.

Мануэль смотрел на дочь, ожидая, что лицо ее радостно вспыхнет, но лицо Марии выражало сомнение, недоумение, смятение, испуг — только не радость.

— Я понимаю, для тебя это большая неожиданность, девочка. Ты испугалась взрослой жизни. Но все девушки переступают ее порог, и потом наступает счастье. Ты о многом поговоришь с мамой, и она успокоит тебя. Мне важно, чтобы ты присоединила свое «да» к моему решению.

Отец говорил увлеченно, уверенно, он был счастлив за свою дочь, ему очень нравился Гонсало Линч, который Марии совсем не понравился. Она долго беседовала с ним на вечере. Гонсало говорил о земле, соляных копях, своих успехах в делах. Он показался ей человеком сухим, занятым только собой. А чего стоило его намерение выдворить как можно быстрее со своей земли больницу и заняться добыванием соли? Нет, этот молодой человек был для Марии чужим и неинтересным. Но она всегда чувствовала любовь отца, такого родного и близкого, его заботу, привыкла слушаться его и не привыкла возражать. И все-таки на сей раз Мария попыталась возразить: ведь замужество было таким важным шагом в жизни, самым важным шагом!

— Папа, я совсем не знаю Гонсало Линча. Он не вызывает у меня ни симпатии, ни тем более любви.

— Доченька! Разве у тебя есть основания не доверять мне, твоему отцу? Разве я не работаю днем и ночью ради вашего блага? И Гонсало Линч будет работать точно так же ради тебя и твоих детей. Поверь мне, я старше и опытнее тебя. Доверься моему решению!

Глаза Марии наполнились слезами.

— Что бы ты ни решил, папа, я все исполню, — проговорила она. — Просто…