И Дашка как прозрела!

Все ходила под впечатлением этого разговора, прокручивала его в голове множество раз и спрашивала себя: «А в чем я счастлива?»

Переосмыслению жизни поспособствовало еще и то обстоятельство, что она вернулась в Москву одна и бродила по притихшей, непривычно пустой квартире, и думала, думала, открытия для себя делала невероятные.

Вдруг посреди ночи ей в голову пришла мысль: «Ну не все же так трагично, было же и много радостного!» На этом моменте девушка проснулась, потащилась в кухню, налила себе чаю и двинулась мыслью дальше: «А что и когда было радостного-то?»

И для чистоты эксперимента не поленилась, сходила за листом бумаги и ручкой и, старательно вспоминая, принялась записывать все счастливые моменты последних четырнадцати лет. Первым в списке стояло рождение Лизки. Дашка сосредоточилась, очень старалась несколько часов подряд, до рассвета досидела, а когда вносить в список больше оказалось нечего, перечла и испытала шок. Перечла еще раз!

Записала в другой колонке негативные события, которые помнила, переживала. Перечла! Шок!

Получалось, что из четырнадцати лет она помнила, проживала, чувствуя по-настоящему, с натяжкой года два! И в основном негативных событий!

Два года! То есть Даша прожила в чистом виде, в сознании и чувствах только два года! Пардоньте-с, а где остальные двенадцать?!

Канули? Вот на это: завтрак на бегу, работа, работа, встречи – переговоры – договоры – контракты, обед на бегу, работа, работа, дорога домой на автопилоте, уже с отключившимися мозгами, и спать, скорее спать!

И туда, в это бессознательное состояние, ухнули, как в небытие, двенадцать лет?! Их просто не вспомнить, их как бы и не было! И от них вообще ничего не осталось! Договора, контракты офигенные – это, конечно, все круто, но они нужны компании, на которую Дарья работает, она и половину их не вспомнит, а что есть у нее самой?

У Дашки в голове что-то замкнуло, когда она осознала этот факт. И задала себе следующий вопрос: «А что я хочу, от чего получаю радость, и вообще мне нравится моя жизнь?»

И это оказались самые непростые вопросы!

И поняла, что мама миллион раз права! Она живет, постоянно что-то преодолевая, борясь с обстоятельствами, воспринимая жизнь как враждебную среду, которая обязательно тюкнет по голове. А почему нельзя как мама? Она словно течет в потоке жизни, не наперекор ей, а вместе с нею. На четыре месяца мама умерла, но, возродившись, пошла дальше. Она никогда ни на что не жаловалась, ни о чем не жалела, ничего ни у кого не просила, не ждала помощи и никого ни в чем не упрекала. Голодала, но не обращала на это внимания – это «такая ерунда», ведь есть любимая работа, погрузившись в которую она была счастлива. Трудности с проживанием в Италии? Но ведь это ерунда, есть любимое дело, обожаемая опера, есть возможность работать, и это счастье. Живет как дышит. В самых трудных моментах она находила искру счастья.

Она как-то сказала Дашке: «Я помню каждое мгновение, каждый день всех девятнадцати лет жизни с Васечкой!»

И тут Дашка поняла, что самое большое удовольствие, самую великую душевную радость она испытывает, когда делает книги! Из чего вытекал следующий вопрос: «А чем, собственно, я хотела бы заниматься в жизни? Только книги?»

И, вспомнив довольную мордашку Лизки, такое безграничное счастье в ее глазах, когда подарила ей первую книжку, Дашка поняла – вот! Вот чем она будет и хочет заниматься – устраивать праздник детям!

И тут же уволилась с работы и начала поиск новой. Долго и весьма щепетильно искала, наводила справки, узнавала из разных источников, ходила на собеседования и нашла ту фирму, которая много и качественно делает для благотворительности. А когда встретилась с Татьяной, все оставшиеся сомнения отпали.

Конечно, Даша сильно потеряла в деньгах, хотя по сей день оставалась единственной кормилицей семьи, но странное дело: абсолютно все стало легче! И легче и проще решаться. Катька не работала и последние два года большую часть времени проводила с Лизкой в Италии, с весны по осень, «зимовали» они в Москве, и бабульки их не молодели и прихварывали чаще, но и с этим справлялись без напряжений душевных, да и Марио с мамой во всем помогали.

В те дни и ночи непростых размышлений и крутых жизненных перемен что-то хорошее случилось с Дашкой: поменяв жизнь, она впустила в себя радость, позволив ей укрепиться в душе и окрасить быт яркими, живыми красками! Девушка впустила в себя свою собственную жизнь и позвлила наконец себе ею жить.


– Ты молодец! – очень весомо похвалил Власов. – На самом деле молодец. Так круто поменять жизнь: уйти от серьезной карьеры и такой зарплаты, даже если не нравится работа, на это мало кто способен.

– Но ведь ты же ушел? – напомнила Дарья.

– Ушел, – согласился он. – Но мне было проще, я не отвечал за четверых людей, которые от меня зависят. Я отвечал только за себя. Ладно, Дарья Васильевна, время совсем позднее, ты устала, а завтра трудный день. Пора нам обоим отдыхать.

– Да, пора, – согласилась Дашка и, наблюдая, как он поднимается с кресла, бабахнула вопросом: – Власов, а зачем все-таки ты меня сюда заманил и что, собственно, ты от меня хочешь? В том смысле: что надо-то?

– Да ничего особенного, – усмехнулся он своей фирменной улыбочкой и снова сел на место. – Собираюсь на тебе жениться.

– О-о-о! – с сарказмом протянула Дашка. – Нормально так. Мило и незатейливо.

– Ну, затейливо или незатейливо, это мы по ходу решим, – ровным тоном оповещал Власов. – Я бы предпочел просто и без лишней суеты, но у нас, как выяснилось, большие семьи, так что как получится.

– Ладно, Власов, – как-то потухла в один момент, словно перегорела, Дашка. – Ты прав, мы оба устали, и завтра трудный день. Надо отдыхать.

Она встала из-за стола, Игорь поднялся следом за ней, протянула ему руку:

– Спасибо за прекрасный вечер, за познавательную экскурсию и интересный разговор. Я благодарна за все. Спокойной ночи.

Власов, пожимая ей руку во время этой не пламенной, а скорее «отсекающей» речи, попрощался:

– Спокойной ночи, Дарья.

И знаете – ушел! Ничего более не сказав, не выразив словами, жестом, лицом, – «спокойной ночи»! И все.

Дашка смотрела вслед удаляющейся, сливающейся постепенно с темнотой фигуре и почувствовала усталость, навалившуюся вдруг, как штанга на неопытного качка. Отдала себе приказ ни о чем не думать! Только спать!

И, как ни странно, заснула сразу, без всяких сновидений и переживаний.

Зато утром первая мысль, посетившая ее, естественно, была о Власове. И потяну-у-улось! На весь день.

Передумывала вчерашние разговоры с ним, ругая себя, что слишком уж разоткровенничалась, поделилась глубоко личными переживаниями, такими, которыми ни с кем не делилась вообще.

Зачем? Вот зачем, спрашивается? Что за стриптиз душевный? И что за потребность такая?

В таком вот раздрае, в вопросах, недоумениях и недовольстве собой Дарья Васильевна и приступила к работе. Доставалось подчиненным по первое число. Ничего, трудились как пчелки, боясь попасть под раздачу и сказать лишнее слово.

К обеду она так утомилась от себя самой, от крутящихся в голове мыслей, стараясь отделаться от которых, даже головой трясла, как лошадь от приставучих мух, что, разозлившись уж совсем, оставила подчиненных обедать и ушла одна на речку. Плавать. Успокоиться.

Она плавала долго, неторопливо, уговаривая себя расслабиться – ну уже все, пора, ну хватит дергаться и передумывать, вспоминать в сотый раз все сказанное ими вчера, пора уж на самом деле собраться и перестать дребезжать. У нее почти получилось. Почти.

Даша привела себя в порядок в гримерной, подправила макияж и, прижав к груди папку, посмотрела критическим взглядом на себя в зеркало, выдохнула решительно и пошла работать дальше.

Ребята весьма достойно отработали всю программу.

– Молодцы! – похвалила она свою группу. – Все молодцы! Заслужили поощрение. Утренник завтра отработаете без костюмов и грима, – сообщила свое решение Дашка и, выслушав радостные восклицания, улыбнулась. – Дарю! И свободный сегодняшний вечер также презентую. Все разборы полетов завтра в автобусе на обратном пути.

Она смотрела, как шустро парни загружают в автобус реквизит, который завтра уже не понадобится, и весело что-то обсуждают – можно не сомневаться, выпивать будут, заговорщики.

– Устала? – услышала она за спиной заботливый знакомый голос.

Дашка повернулась к нему, стараясь делать поворот медленно, достойно, а не как перепуганная пеструшка.

– Игорь Николаевич, по-моему, вы перебарщиваете с партизанщиной, подкрадываясь незаметно. Эта тенденция, знаете ли, настораживает, – строго заявила Дарья.

– Значит, сильно устала, – кивнул на ее заявление Власов. – Поехали.

– К цыганам? – вредничала Дашка. – Или продолжим экскурсию?

– Скорее второе, – усмехнулся он. – Даш, ты снова дуешься. Поехали, сейчас дадим тебе прохладительных напитков, усадим поудобней, и начнешь отдыхать.

– Да куда поехали? – попыталась выдернуть свой локоть из его привычного захвата Дарья. – У меня «детки», надо проверить-устроить!

– Твои «детки» с большим удовольствием обойдутся без тебя и, судя по их переглядкам заговорщицким, ты им только мешать будешь. А поедем мы ко мне в дом. Ужинать пора, я, например, голодный. А ты?

– А я еще и гневливая сегодня! – предупредила Даша.

Он рассмеялся и повел Дарью к машине, а девушка передумала сопротивляться. Осточертело ей в мозгу собственном ковыряться и дурные мысли думать весь день!

Его дом ее очаровал. Большой, деревянный, сложенный из цельных бревен, трехэтажный, с широкой верандой вдоль всего фасада, увитой диким виноградом в левой ее части, он производил впечатление приземленной солидности, основательности.

Сразу за домом начинался сосновый лес, расширяющимся клином уходящий куда-то вдаль, за холмы между двумя полями.

Дашка даже на веранду не стала подниматься, села на ступеньку широкого крыльца, сняла с гудевших чугуном тяжелым ног босоножки с пыточными каблуками. И смотрела на открывающуюся панораму – реку вдалеке, делающую поворот, тянущиеся по холмам поля и небольшие рощицы между ними, до самого горизонта, первый раз за весь день позволив разливаться спокойствию внутри.

Власов сел рядом на ступеньку и протянул девушке высокий стакан, запотевавший от холодного содержимого. Дарья благодарно приняла, попробовала и глаза зажмурила от удовольствия – кислый клюквенный напиток с кусочками льда.

Они какое-то время молча потягивали напиток, любуясь видом, открывающимся с этого места.

– Я когда увидел тебя первый раз, – прервал молчание Власов, – там, в театре, у меня в голове как стукнуло: «Она будет моей женой!» Я еще и рассмотреть тебя толком не успел, а уже знал, что ты будешь моей женой.

Дарья молчала, продолжая смотреть на простирающиеся пейзажи, пытаясь осмыслить услышанное.

– Это из разряда тех историй, которые любят рассказывать, но которых не бывает на самом деле в жизни, – тихо сказала она и вдруг, пораженная пришедшей в голову мыслью, спросила: – А там, в ресторане, это была не случайная встреча? Ты меня разыскивал, что ли?

– Нет. Я не искал тебя. Решил, что эта мысль пришла в голову от усталости и устойчивого раздражения на театр в компании с Юлей. Но когда увидел тебя в ресторане у Макса, подумал, что таких совпадений не бывает и вторая наша встреча неслучайна.

– «При помощи совпадений Бог сохраняет анонимность», – сказал Эйнштейн, – усмехнулась задумчиво Дашка. – Ты на это намекаешь?

– На это, – повернулся к ней Власов, дождался, когда Дарья посмотрит на него, и пояснил: – А еще я очень хорошо знаю, что такое не воспользоваться шансом, который выпадает. Поэтому, раз Он выдал такой аванс, да еще перстом указал, я приму с благодарностью и начну действовать.

– Ты поэтому воспользовался командировкой в Италию? – выясняла Дашка, не в силах отвести глаз от этого его взгляда.

– Да не было никакой командировки, Даш. Я приехал к тебе.

– Так! – только и сказала пораженная Дашка и повторила: – Так. Мне надо как-то это осмыслить.

– Забей! – предложил Власов, отметая чрезмерную серьезность, которую принял их разговор. – Поверь мне, чем больше пытаешься это обдумать рационально, тем больше запутываешься. Пошли лучше ужинать! – поднимаясь со ступеньки и протягивая ей ладонь приглашающим жестом, сказал он. – У меня сегодня мои бабульки деревенские что-то весь день готовили. Я сказал, что гостья будет, так они расстарались.

Дашка подала ему руку, встала, но из задумчивости не вышла, а Власов помог:

– Кстати, я забыл сказать, мне очень нравится это платье. Ты в нем была тогда в ресторане, когда я увидел тебя второй раз.

– Вообще-то оно условно рабочее. Движения не сковывает, – растерянно ответила Дарья.

– Идем, – распорядился он.