Да ну. Никто не хочет стариться и бродить в промозглую погоду. Наверное, какая-то нужда выгнала этих стариков из дома. Хотя нет. Они идут, склонив друг к другу головы, так трогательно…

«Трогательное фото», – решительно написал Лев и нажатием кнопки направил свой комментарий в журнал Рябиновой.

Через пять минут ответ – один лишь улыбающийся смайлик. «Да она нахалка та еще, Рябиновая, взяла моду смайликами разговаривать!» – мгновенно завелся, разозлился Лев. Потом подавил свои эмоции и захлопнул крышку ноутбука, опять боясь написать лишнее.

Еще через день – он написал еще новый комментарий к очередному фото. Получил ее ответ. Еще день – и еще один короткий обмен фразами между ним и загадочной незнакомкой.

Время шло. Сентябрь закончился, быстро пролетел октябрь. В ноябре они с Рябиновой уже не ограничивались парой фраз за вечер.

Лев писал подробно о том, что видит на ее фотографиях, какое настроение они у него вызывают. Обмен мнениями о природе, о погоде. Но ни словечка о личном – что с ее стороны, что с его.

Они – как два попутчика, встречающиеся каждый день в электричке, по дороге на работу. Попутчики здороваются, обмениваются дежурными фразами, но, в сущности, все равно остаются чужими друг другу. Незнакомыми.

В ноябре Лев отправил в качестве комментариев к фотографиям, сделанным Рябиновой, несколько стихотворений. Нет-нет, не длинные простыни стихов, а так, пару строф черкнул. Поэтично и ненудно. Пастернак, Мандельштам…

Кажется, поэзия растопила сердце Рябиновой – она ответила Льву подробно и сердечно.

В декабре Лев и Рябиновая переписывались уже как друзья. Свободно и весело. Но опять же – ничего личного.

Лев однажды спросил, как в городе идет строительство нового корпуса электрозавода, о котором слышал в новостях. (О том, что он по профессии напрямую связан с созданием трансформаторов, Лев упоминать не стал. Подозрительно прозвучало бы… Заставило бы Веру подумать, что их знакомство в Сети – не случайно. Просто обозначил, что он – инженер).

Рябиновая ответила серией фото и подробным рассказом. Лев забросал ее вопросами – как строительство повлияло на город и не собираются ли сносить старое здание.

Взрыв возмущения со стороны Рябиновой. Да как можно снести старый корпус, это же памятник архитектуры! Это визитка города!

Бурная и долгая полемика. Лев даже сподобился и послал Рябиновой в личку свои фото, вернее, не свои, а виды Москвы, отснятые им самим.

Она теперь была в курсе, что он – москвич. Немного дозированной правды – не помешает. Теперь Вера спрашивала его о Москве, он отвечал.

…Наташа ничего не знала об этой переписке. И не могла узнать. Невеста Льва, кстати, была из тех женщин, которые до подобных проверок не опускались, считая их чем-то унизительным, жалким.

«А если бы узнала? – иногда спрашивал себя Лев. – Как бы она отреагировала?»

С одной стороны, его переписка с девушкой из Электрозаводска являлась исключительно невинной. Рассказы о городах, в которых они жили, да об особенностях фотографического дела. Ничего личного.

Но… но нельзя не заметить, что их переписка носила уже очень оживленный характер. Очень дружеский. И вот именно эта приязнь, сквозившая в каждой строчке, что его, что ее, – и могла стать поводом для ревности. Пожалуй, с Наташей Лев никогда не говорил столько и с таким оживлением.

Хотя, наверное, Наташа не станет ревновать, если вдруг каким-то образом залезет в почту Льва и обнаружит эту переписку. Она ревнивая, но и очень поверхностная. Заглянет, прочитает, вникать не станет… Пожалуй, все же нечего опасаться того, что невеста станет ревновать к виртуальной знакомой из другого города.

Ладно. С Наташей все ясно, а что там с супругом Рябиновой? Ведь если под этим ником прячется горничная Вера, то она – замужем. Вдруг ее муж обнаружит переписку жены с каким-то типом из Москвы?

Нормальный мужчина – он ведь даже дружественной переписки жены с кем-то, кто мужского пола, – не потерпит. Неужели муж Веры – если это действительно Вера, – не замечает, что делает его жена, с кем она общается вечерами? В это время – где тот пропадает? Если он дома, например, то неужели не заглядывает ей через плечо, когда Вера что-то пишет у себя на компьютере? Или, может, у них кризис в семейных отношениях, и мужу глубоко плевать, чем занимается его жена, почему столько времени просиживает в соцсетях?

Стоп, стоп. А если это вообще не Вера? А другая девушка, живущая в Электрозаводске? И у нее никакого мужа нет! Может, рассекретиться, снять маску и во всем признаться Рябиновой? Они ведь уже вполне по-дружески болтают…

Но «снять маску» Лев все никак не мог решиться. А нужна ли ему будет та девушка-фотограф, что прячется под ником Рябиновая? Ведь он в воображении все время держал образ Веры!

Чем дальше, тем сильнее тайна Рябиновой затягивала Льва. И он даже радовался свободным вечерам, проведенным без своей невесты, – ведь именно тогда у него появлялась возможность переписываться с Рябиновой.

Новый год.

Перед самим праздником, в последние дни декабря, у Льва почти не было времени. Аврал на работе. Он исчез из Сети где-то на неделю и вернулся лишь 31‑го, около шести вечера.

Послал в «личку» Рябиновой красивую открытку с зимним пейзажем и текстом такого содержания:

«Дорогая Рябиновая! Простите, что пропадал – дел навалилось очень много в последнее время. Сейчас вот появилась минутка, и спешу поздравить Вас с наступающим праздником. Знаете, этот год у меня ничем не отличался от предыдущих. Не хуже и не лучше. Но было в этом году нечто, что заставило меня встряхнуться, ожить. Это знакомство с Вами. Вы – словно яркий огонек, освещающий тусклые сумерки… Спасибо Вам. За то, что Вы есть на свете, что вы говорите со мной. Надеюсь и в будущем году продолжить общение с Вами…»

Содержанием письма Лев был крайне недоволен. Смесь пошлости и патетики. Ну не писатель он, не писатель! Впрочем, других слов придумать не мог и потому скрепя сердце отослал письмо Рябиновой именно в таком виде.

Ответ пришел неожиданно быстро. Рябиновая тоже послала Льву открытку, но не банальную, взятую из Сети, а свое фото – башни электрозавода вдали, а на переднем плане – гроздь рябины, присыпанной снегом. И все это – на фоне тусклого, сумеречного неба.

Общее впечатление от этого фото – ощущение тайны, тревоги, волнения, скрытой радости. Мрачно, прекрасно, безнадежно…

Лев буквально вздрогнул, когда открыл файл и увидел перед собой эту картинку. Ведь именно ее он представлял когда-то, в сентябре, сидя на балконе гостиницы «Турист».

Как Рябиновая могла это узнать, как почувствовала? Чудо же. Или не чудо, просто совпадение. Что еще фотографировать зимой, как не гроздья рябины, засыпанные снегом?

Но в любом случае Лев, стиснув зубы, долго смотрел на экран, на это фото. И лишь потом прочитал само письмо от виртуальной подруги.

«Дорогой Лев, как хорошо, что Вы нашлись, а то я уже начала беспокоиться. И я поздравляю Вас с Новым годом! Пишите, и я буду Вам писать».

Дорогой. Я беспокоилась. Пиши мне. Я жду твоих писем. С тобой все в порядке? Пиши мне, дорогой мой. И я буду тебе писать. Пиши мне, не пропадай, дорогой!

Вот примерно так воспринял письмо Рябиновой Лев, именно в этом контексте.

Он ей в своем послании сказал, что она для него – как свет, и она ему в ответ сказала, что жить без него не может.

…В саму новогоднюю ночь, которую Лев провел с Наташей, в гостях у будущих свекров, он напился. Много смеялся, рассказывал подробно о принципах электротехники Наташиному папе, бывшему журналисту-международнику, рвался на балкон, чтобы посмотреть оттуда на «ночной город в огнях фейерверков». Наташина мама, повздыхав, уложила Льва спать.

* * *

Тридцать первого декабря, утром, Вера проснулась рано. Было темно, перед окном горели фонари, и лишь изредка проезжали мимо машины – именно это движение по дороге и напоминало о том, что ночь уже закончилась.

Да, и еще стайки прохожих скоро появились – смутно начали доноситься чужие голоса.

Мужа, Кирилла, не было – он ушел почти ночью, и Вера не знала куда. То ли на работу, то ли к родне.

Телефонный звонок на домашний номер заставил Веру вздрогнуть. Она в темноте сорвала трубку:

– Алло?!

– Вера, это я. Ты не спишь?

– Мама… Все в порядке?

– Сегодня Новый год. Говорят, как его проведешь, таким и весь год будет. Давай-ка, собирайся.

– Куда?

– Вместе пробежимся по парку. Бег с утра – это очень полезно.

Некоторое время Вера молчала, раздираемая противоречиями. С одной стороны, ей очень хотелось порадовать мать. Провести с той время, пусть и на бегу… С другой – Вера до дрожи, до тошноты не любила утренние оздоровительные пробежки.

Но один-то раз можно?

– Хорошо, – упавшим голосом сказала молодая женщина. – Минут через пятнадцать буду у твоего дома.

Она быстро умылась, оделась кое-как, в спортивное.

На улице – не обычный мороз, а какой-то стылый, безжалостный, пробирающий до самого сердца холод.

Вера с места бросилась в карьер, хотя мать ей не раз говорила в свое время, что надо начинать бег постепенно и обязательно с разминки. Но разминаться посреди улицы, перед прохожими, пусть и немногочисленными – она не могла. Начинала чувствовать себя идиоткой, хотя рассудком понимала, что ничего предосудительного не совершает.

Нежелание находиться в центре внимания было сильнее всего. Какие-нибудь дураки обязательно замечание в спину бросят…

Мать ждала ее за поворотом.

– Спасибо, Верочка, – ласково произнесла она, когда дочь, высоко вскидывая от холода колени, заскакала перед ней.

Бежали рядом. Мать что-то говорила, но Вера ее не слушала. Пыталась следить за дыханием, но не получалось. Холодно, под ногами скользко…

В парке, среди деревьев, которые гасили все звуки, Вера начала отчетливо слышать, как стучит кровь в ушах.

Ей было уже не холодно, а невыносимо жарко, а в животе, слева, под ребрами, что-то мучительно екало. И слегка подташнивало. В горле же саднило от морозного воздуха.

И ничего поделать Вера с собой не могла. Она не в состоянии была управлять своим телом и настроением…

– Ты сегодня вечером как? У Кирюшиной родни собираетесь праздновать Новый год?

– Ага… – прохрипела Вера. – Хочешь, я к тебе приду? Или ты к нам?

– Нет-нет. Мы с девочками собираемся. В узком дружеском кругу. – «Девочками» она называла своих подруг, соратниц по здоровому образу жизни. – Ну-с, домой, домой теперь… – весело пропела мать. Она выглядела очень довольной – то и дело поглядывала на дочь, улыбалась.

С самого детства Вера знала, каким образом можно порадовать мать. Достаточно утром пробежаться рядом трусцой. Затем облиться холодной водой, позавтракать «правильной» кашей – и все, настроение матери удивительным образом улучшалось.

…У своего подъезда мать сердечно расцеловала Веру.

– Пойду, обольюсь ледяной водой, – деревянным голосом произнесла молодая женщина. – А потом позавтракаю. Помнишь, мам, ты мне смесь ашрай рекомендовала? Обалденная.

Вера врала, и самой было неловко от собственного вранья, от того, что говорит фальшивым голосом картонные убогие фразы. Кажется, и ребенок заметил бы, что она врет. Но мать приняла все за чистую монету и, уже буквально сияя от счастья, скрылась в подъезде своего дома.

Дома Вера залезла под горячий душ (на обратном пути снова замерзла). Потом сварила кофе, сделала бутерброд с маслом и сыром. Она так завтракала каждое утро, и ее организм ничего, кроме этих продуктов, не принимал.

Потом Вера отправилась к компьютеру, включила его.

Ни одного письма.

Куда же он пропал, человек под ником Лео, с аватаркой в виде льва? То чуть не каждый день писал комментарии, то вдруг пропал.

Вера даже не помнила, когда и как завязалась их переписка. У нее имелось несколько виртуальных подруг, даже не подруг, «френдов» скорее… которые время от времени писали ей дежурные любезности, но и только. Мужчина в ее журнале появился словно из ниоткуда. Нормальный, не хам. Хвалил ее фото, что-то спрашивал, она вежливо отвечала.

Он не выказывал к ней, к Вере, никакого интереса как к женщине. Ему просто нравились те фото, которые она делала. Сколько ему было лет, этому Лео? Неизвестно. Может быть, двадцать, а может – все пятьдесят. Хотя, нет, двадцать – это вряд ли… Не похоже. Москвич, работал «по инженерному делу» – как он однажды обронил.