И сразу же услышала то объявление.

«Я не шарлатанка, а потомственная ведунья. Исполню любое ваше желание. Дорого. Оплата после получения результата».

«А что я теряю?» – подумала Инна. Встала из гроба, переоделась в будничные джинсы и отправилась по второпях записанному адресу.

Потомственная ведунья принимала в старинном особняке на Остоженке. Она была настолько красива, что сразу Инне не понравилась. Загорелые плечи, вульгарное красное платье, крупные брильянты в ушах, наглый взгляд. Первым Инниным побуждением было развернуться и уйти прочь, но она уже внесла сто долларов в качестве аванса.

– Садитесь, – пригласила ведунья, – налить вам кофе?

– Вы гадаете по кофейной гуще? – неприятно усмехнулась Инна. – Да-а-а, и много к вам приходит таких наивных дур, как я? Не стыдно людей обманывать? Ведь счастливый человек сюда не пойдет.

– Я не обманываю, – без раздражения ответила ведунья, – я исполняю желание. Но только одно-единственное. Так что советую хорошо подумать.

– А что тут думать-то? – скривилась она.

Ведунья будто бы удивилась:

– Неужели будете просить, чтобы он вернулся?

– Кто? – оторопела Инна.

– Ваш муж, – ведунья с ухмылкой помешивала старые истрепанные карты. – Или думаете, мне про вас ничего не известно? Не забывайте, с кем имеете дело.

– Да ну вас! Наверное, сюда только такие и приходят, от которых муж ушел.

– Разные приходят, – последовал ответ, – и те, от кого муж ушел, и те, кто в карты проигрался, и те, у кого онкологию нашли… Но знаете, я бы вам не советовала.

– Что?

– Возвращать его. Не так уж он был хорош. Храпел, жадничал и сидел на виагре. Смел орать, когда вы купили новое платье. А минувшим летом оставил вас одну в Москве, а сам повез какую-то проститутку в Ялту.

Инна покраснела:

– Вы его знаете, да?

– Я знаю вас, и этого достаточно. Так что, будем возвращать?

– Не знаю… – теперь уже Инна растерялась по-настоящему.

– Сделаем так. Вы закройте глаза и представьте, чего вы хотите больше всего на свете. Через полгода максимум ваше желание сбудется, и вы принесете сюда мой гонорар.

– А если не принесу? – ухмыльнулась она.

– Согласно контракту я имею право забрать его сама, – будничным тоном ответила ведунья. – Ну! Учтите, времени у меня немного. Говорите желание и проваливайте.

Инна послушно закрыла глаза, откинулась на спинку стула. Странно, вроде бы это был обычный складной деревянный стульчик из Икеи, у нее самой на кухне стояли такие. Но он показался ей более мягким и глубоким, чем самое уютное в мире кресло. Словно невидимый некто принял ее в свои сумрачные бархатные объятия.

– Хочу быть хрупкой, – будто бы против своей воли выпалила она. – Да!

– Хрупкой? – удивилась колдунья. – В смысле, вы хотели бы похудеть? В этом и состоит ваше сокровенное желание, ради которого вы согласны заплатить мне… гораздо больше, чем может себе позволить женщина вашего положения?

– Именно, – улыбнулась Инна, открывая глаза. – Но предупреждаю вас, это бесполезно. За меня брались и знахарки, и эндокринологи. Даже если я перестаю есть вообще, ничего не меняется.

– А на этот раз изменится, – нахмурилась ведунья, – хотя, признаться, я не ожидала от вас такой глупости… Так бездарно использовать единственный шанс! Но дело в прошлом. Давайте установим границу. Сколько вы хотите весить?

– Чем меньше, тем лучше, – весело ответила Инна, поднимаясь. Это надо же, взрослая баба, а умудрилась попасть под обаяние какой-то шарлатанки.

– Так и запишу, – ведунья действительно достала из верхнего ящика стола пожелтевший от старости лист бумаги и обгрызенный карандаш, – чем меньше, тем лучше. Хотя нет, лучше вы запишите своей рукой.

«Совсем придурочная», – подумала Инна. Но огрызок карандаша брезгливо взяла и круглым почерком хронической отличницы вывела: «Чем меньше, тем лучше».

– Спасибо, – на полном серьезе поблагодарила ведунья. – А теперь ступайте.

Инна отправилась домой, где на обеденном столе ждал ее дорогой инкрустированный гроб. В свете последних событий идея с преждевременной кончиной показалась ей псевдоромантической придурью. Собравшись с силами, она отволокла гроб в прихожую – позже заплатит местным алкашам, чтобы отнесли его на помойку.

На следующий день она и думать забыла о визите к гадалке.

А потом был Новый год и сопутствующие ему обычные хлопоты. Выбрать на рынке самую пышную свежую елочку, влажной тряпкой протереть каждый шар, накупить мандаринов и шоколада, забежать к маникюрше. Тридцать первого с утра позвонил муж и воровато сообщил, что они с волооким бесенком улетают на каникулы в Париж. Странно, но почему-то она восприняла это известие с не свойственным ей холодным равнодушием. Какая разница, одной даже лучше. Не надо готовить, улыбаться, утруждать себя разговорами, а потом на рассвете мыть посуду под набирающий обороты мужнин храп. Пусть сонное хрюканье слушает волоокий бесенок, а она, Инна, купит огромную банку красной икры и будет есть ее столовыми ложками, посматривая «Голубой огонек». И ничего никому не будет должна. Ничего. Никому.

В последний момент она, правда, передумала и решила напроситься в компанию к соседке по лестничной клетке, разбитной разведенке Аньке, у которой на все праздники собирались такие же горластые и смешливые гости, как она сама. Инну она всегда тоже приглашала, но та стеснялась, игнорировала. Без пятнадцати двенадцать она позвонила в соседкину квартиру, прижимая к груди теплую кастрюльку со свежеиспеченными пирожками. Долго давила наманикюренным пальцем на облезлую кнопку звонка. Но ей никто не открыл, хотя – вот странно! – Инна явственно слышала за дверью чужие веселые голоса.

Озадаченная, она вернулась домой. За окнами взрывались петарды и пьяный голос фальшиво выводил «Ой, мороз, мороз». Инна закуталась в плед, посмотрела «Неспящих в Сиэтле» и отправилась спать, даже не прикоснувшись к еде.

А потом начались странности.

Девятого января Инна вышла на работу и обнаружила, что за ее кульманом стоит незнакомая женщина в нелепом вельветовом костюме. На чертежной доске был Иннин проект – она работала над ним с начала сентября и за его досрочное выполнение собиралась получить нехилую премию.

– Что здесь происходит? – нахмурилась она. – Чьи это проделки? Мой проект передали вам? Почему мне ничего не сообщили?

Женщина спокойно повернула к ней голову, посмотрела на Инну внимательно и серьезно и, ничего не ответив, снова углубилась в чертеж.

– Нахалка какая, – пробормотала Инна.

И пошла жаловаться начальству – но выяснилось, что глава отдела слинял с молоденькой любовницей на Канары и появится не раньше двадцатого числа. Странно – она должна была обозлиться, оскорбиться, вспылить. Вместо этого Инна чувствовала не свойственное ее характеру блаженное спокойствие. Все события воспринимались сквозь толстый ватный слой этой новоявленной безмятежности – вроде бы Инна и понимала, какая реакция на это хамство будет считаться адекватной, но в глубине души ей было на все наплевать. Возвращаясь сквозь проходную, она взглянула в зеркало и вдруг с удивлением поняла, что сильно сбросила вес. Ну да, она почти не ела в праздники, ну да, ноябрь был нервным и неспокойным… Но ведь ничего особенного она не делала, не старалась, не потела на тренажерах… А юбка на ней болтается, и под пальто гуляет ветер, скулы заострились, втянулся живот. Инна подкрасила губы и отправилась домой.

Вернувшись двадцатого числа, начальник отдела так ей и не позвонил. Инна сделала вывод, что стала жертвой странного заговора. Ее тихонько подсидели, потом без предупреждения уволили и даже не попытались состроить хорошую мину при плохой игре. Наверное, та баба в вельветовом костюме – любовница главы отдела. Инна и раньше слышала, что у него своеобразный вкус.

Ну и черт с ними.

С ними всеми – с коллегами, мужем, детьми, на которых она угробила лучшие годы молодости, а взамен получала лишь три вялые гвоздички к Восьмому марта и агрессивное хамство в ответ на любую попытку сблизиться.

Ничего, она и без них обойдется.

Весь март Инна блаженствовала в гордом одиночестве. Валялась на диване с книгами, мазала лицо оливковым маслом, а тело – кофейными опивками (она читала, что они подтягивают кожу). Много курила, ела сладкое и почему-то все равно не поправлялась. Смотрела по телевизору все подряд. Готовила изысканные блюда – для себя одной, пробовала писать стихи. Насчет денег она не особенно волновалась – накопления были, да и с ее стажем она в любой момент найдет себе новое место. Единственный факт показался ей странным – за весь этот месяц домашнего рая ей никто ни разу не позвонил. Она даже, грешным делом, подумала, что телефон неисправен. Но нет – аппарат работал. Но ни одна живая душа не вспомнила, что на белом свете живет она, Инна Аникина.

И черт с ними.

Только вот эта стрелка… Чертова стрелка весов. Инна и одним боком на них становилась, и другим, и запрыгивала с разбегу, и просто осторожно надавливала ногой. Ничего. Ноль килограммов.

Почему-то ей стало страшно. То есть не то чтобы страшно – просто как-то не по себе. И тогда она вспомнила о ведунье, к которой ходила несколько месяцев назад. Кажется, в ноябре. Или это была ранняя осень? Вот странно, тот день вспоминался ей смутно, как будто бы принадлежал вовсе не ее личному прошлому.

И не успела она об этом вспомнить, как в замке двери осторожно повернулся ключ. Инна подпрыгнула, сердце забилось часто-часто. Неужели вернулся супруг? Она метнулась к шкафу, сорвала с себя домашний халат, через голову надела свое любимое платье. Надо встретить подлеца во всеоружии, чтобы… чтобы… да какая теперь уже разница зачем. Она пригладила волосы вспотевшей ладонью, облизнула верхнюю губу, и в этот момент…

…В комнату зашел участковый дядя Вася, с которым она была в прекрасных отношениях. А сопровождала его та самая ведунья, к которой когда-то ходила Инна. Теперь она была одета буднично и скромно, ни одна деталь не выдавала в ней представительницу сомнительной профессии. На ней были потрепанные джинсы, клетчатая рубаха, темные волосы забраны в небрежный хвост, ни грамма косметики на смуглом лице.

– Что вы здесь делаете? – так и подпрыгнула Инна.

Но парочка не обратила на нее ни малейшего внимания. Они вели себя так, словно никакой Инны в комнате не было и в помине.

– Квартира в отличном состоянии, ремонт свежий, – бубнил дядя Вася, – соседи хорошие. Правда, наверху живет запойный алкоголик, но если что, звоните мне, я ему быстро рога обломаю. Да, и в квартире напротив шумная женщина, Анька. Но она безобидная.

– Хорошо, – улыбнулась ведунья, – мне здесь нравится. Я еще не решила. Возможно, перееду сюда, а возможно, буду эту квартиру сдавать.

– Что вы несете?! – вскипела Инна. – Какую, на фиг, квартиру сдавать? А ничего, что я здесь прописана и уже сто лет живу?!

– Ну и ладно, – спокойно сказал дядя Вася, глядя сквозь Инну в окно. – Так странно получилось… У женщины, которая здесь жила, было два взрослых сына. Почему она решила отписать квартиру вам?

– Мы близко дружили, – улыбнулась ведунья. – Если вы сомневаетесь в законности этого решения, посмотрите. У меня есть документ, – порывшись в дорогой сумочке из крокодиловой кожи, она достала лист пожелтевшей от времени бумаги.

Подойдя ближе, Инна с ужасом узнала свой почерк. В ту минуту она даже, кажется, вспомнила, как ведунья попросила ее написать: «чем меньше, тем лучше». Только вместо этого на документе, подкрепленном печатью нотариуса, было написано: «Передаю квартиру в дар такой-то такой-то»… Инна зажала ладонью рот, ее ноги подкосились. Она бессильно рухнула на пол, но на нее по-прежнему никто не смотрел.

– Да верю я вам, верю, – махнул рукой дядя Вася, даже не взглянув на документ. – А ведь я ее знал…

– Инну? – улыбнулась ведунья.

Дядя Вася кивнул и с печальным вздохом уставился в окно, за которым плясали не по-апрельски дерзкие солнечные зайчики.

– Хорошая была женщина, красивая… А как страшно она умерла. Ее сыновья хотели завести уголовное дело, но никаких улик не нашли… Невозможно было доказать, что это насильственная смерть.

– А что с ней случилось? – довольно равнодушно поинтересовалась новая хозяйка Инниной квартиры.

– Никто не знает, – дядя Вася перекрестился, – просто она пропала… А когда взломали дверь, все оторопели. Я там тоже был. Представляете, свет в комнате был включен, телевизор орет, обеденный стол разложен, как к празднику, когда готовишься принять много гостей. А на столе стоял гроб. Такой дорогой, нарядный. В гробу лежала Инна, причесанная, прибранная и будто бы живая. Я ее за руку схватил, а она уже окоченела… Такие вот дела.

Инна поднялась с пола и зажала уши ладонями. У нее не было сил слушать этот бред. Она подошла к дяде Васе и постучала его по плечу, но ее ладонь не почувствовала прикосновения его шерстяного свитера. Это было так странно, так страшно. Она была здесь. Она все слышала, видела, понимала, и в то же время ее словно не было… И вдруг она поймала на себе взгляд – внимательный и будто бы даже чуть насмешливый взгляд ведуньи. Сомнений не было – она Инну видела, смотрела прямо на нее.