Лия Флеминг - Девушка с «Края Света»

Она часто разговаривала сама с собой, привыкла к этому во время своей одинокой жизни. Неугомонный дух Пэдди Гилкриста привел ее сюда вместе с собакой. Пожалуй, благодаря его заступничеству она еще успеет спасти жизнь этому парню.

Рыжеватые волосы бродяги обледенели. Вообще, в нем было что-то знакомое, но всего лица Миррен не видела, лишь чисто выбритую щеку и глаза с рыжеватыми ресницами. Она нагнулась, проверяя, дышит ли он, и его голубые глаза на секунду сверкнули. Он пробормотал что-то бессвязное, похоже, на чужом языке; от его холодных губ исходил запах виски. Оценивать степень его глупости было некогда. Нужно обработать его как замерзшее животное и постараться вернуть к жизни.

Она стала энергично растирать его руки, чтобы восстановить кровообращение, но нужны были солома, горячая вода и одеяла, а еще сладкий чай и бутылки с горячей водой. Нужно поставить его на ноги, пока они еще не окончательно замерзли, но как?

– Ох, дай мне силы поднять его, пробудить его из ступора. Он должен помочь себе, иначе пропадет.

– Иди сюда, Джет. Сюда. – Она приказала псу лечь на пострадавшего, сорвала с себя мешок и накрыла их обоих, оступилась и чуть не упала. Надо запрячь лошадь в сани и приехать за пострадавшим, подумала она, но вспомнила, что дверь сарая завалена снегом. Этот человек замерзнет окончательно, прежде чем она вернется за ним сюда.

Ничего не оставалось, как поставить его на ноги. Он должен пойти сам, чтобы в его замерзшем теле кровь побежала по жилам.

Каждая секунда превращалась в вечность, а она тянула и тянула за его негнущуюся от мороза шинель, чтобы высвободить его из сугроба.

– Встань! Встань! Ты недалеко от дома, – уговаривала она. – Давай, сделай усилие. Очнись, очнись! Я не смогу тебя тащить. Ты должен идти на своих ногах! – кричала она ему в ухо.

Он открыл глаза, смотревшие через щелку в заиндевевшем шарфе, не понимая ее слов, но все же шарил глазами по ее лицу, пытаясь выговорить слова непослушными губами. Она растирала его руки. Когда восстановится кровообращение, ему станет адски больно. Нет, она должна как-нибудь довести его до кухни…

Словно со стороны, она почувствовала, как ее усталое тело наполняется силой. Отчаянным усилием она сначала заставила его сесть, потом поставила на ноги. Но его ноги совершенно онемели и не слушались.

Незнакомец стонал, что-то бормотал, протестуя, но она уже разозлилась. Мало того, что этот пьяница забрел на ее землю, нарушил ее спокойный вечер, но он еще и требует такого внимания к себе.

– Опирайся на меня, – сердито велела она и вспомнила, как носит мешки с углем. Ее плечи привыкли таскать тяжести. Она потащит его на спине, согнувшись пополам, и они дойдут до места, где она поставила фонарь, указывающий ей дорогу домой. Там она отдохнет, снова поставит впереди фонарь и снова потащит свой груз. И так до тех пор, пока не завиднеется побеленный метелью фермерский дом.

Постепенно они приближались к дому, но там еще нужно было открыть калитку, а ее уже наглухо заблокировал нанесенный сугроб. Снова закрутилась метель, и скоро видимость снизится до нулевой. Последние ярды будут самыми тяжелыми, если этот парень не поможет себе. Миррен чувствовала, как холод охватывает все ее тело.

Тут она вспомнила про дыру в стене, через которую овцы перебегали с одного поля на другое. Вот если бы она сумела перетащить его за стену, но сейчас это маловероятно. Калитка наверняка не откроется. Поднялся ветер, швырял снег в лицо. Она видела перед собой только на шесть футов, но ничто не могло отвлечь ее от этого последнего усилия. Ее плечи и спина горели от напряжения.

– Что мне делать? – крикнула она ветру. – Я так близко и так далеко от безопасности. Внезапно ветер стих, а облака разошлись, и из них на миг выглянула луна, освещая дорогу. Снегу нанесло столько, что он уже был выше стенки и все накапливался, смерзался – готовый откос, по которому можно подняться на стену и спуститься во двор.

Радоваться было некогда – предстоял последний рывок. Она сначала вскарабкалась наверх, потом потащила парня вниз по склону, словно санки, и с облегчением положила на снег.

– Давай, мы почти дома, – крикнула она и дернула его за руку.

Он обхватил ее за талию и с невероятными усилиями поднялся на ноги. Вместе они доковыляли до двери, уже заваленной сугробом, но после всех испытаний для нее не составило труда расчистить ногами путь на кухню.

Их встретили тепло и свет. Никогда в жизни она еще так не радовалась каменному полу и огню в печке и с наслаждением втянула носом воздух, пропахший торфяным дымом.

– Мы все-таки добрались! – воскликнула она. Но теперь ей предстояла настоящая спасательная работа.

Он уже распростерся на полу, обессилевший, с затуманенным сознанием. Надо было спасать его кисти и ступни от ампутации. Она стащила с него шинель и армейский китель и обнаружила под ними шерстяную рубашку и плотную майку. Вероятно, они-то и спасли ему жизнь.

Вся одежда была приличная, твидовая, не как у бродяг, если только он не украл ее с веревки возле чужого дома. Шея и лицо были закрыты промерзшим шарфом. Его нужно снять, но потихоньку, осторожно, не вместе с кожей.

В ней пробудилось любопытство. Она разглядывала его фигуру – мускулистую, не худую, но тонкую в кости и очень высокую… Прежде всего надо накрыть его всем, что теплое и сухое. Он должен оттаять у плиты, как замерзшая овца. Миррен улыбнулась и вспомнила строчку из «Мессии» «Все мы как овцы блуждали», тут же подумала о том, как родила Сильвию в приделе капеллы в те годы, когда была молода и полна надежд.

Нельзя было терять время. Пока грелся чайник, надо было заняться ногами. К ее удивлению, башмаки были крепкими и дорогими, но носки пристыли к коже. Она схватила ближайшее полотенце и принялась осторожно растирать пальцы ног. Что она делает с незнакомцем на своей кухне, растирает его, как овцу? Флорри задымилась бы от любопытства, узнав об этом.

Она положила на его лицо теплую ткань, чтобы снять примерзшую маску. Теперь ей не терпелось взглянуть, что там под ней. Потом пошарила в его карманах в поисках каких-нибудь документов.

Там были лишь серебряный портсигар и зажигалка, несколько монет и билеты. Был тонкий ежедневник с документом на льготный проезд и шпагатная веревка. Его имя было размыто водой и не читалось, но по содержимому карманов можно было сказать многое. Это фермер, ехавший на рынок, курящий и пьющий. Такая информация мало что проясняла, но по крайней мере она могла чувствовать себя в безопасности наедине с этим загадочным человеком, если только он не вор.

Она убрала подальше зажигалку, так, на всякий случай. Пока его нельзя было никуда перекладывать, и ему предстояло пройти через болезненный процесс, когда будет отходить онемение. Потом она приготовит ему постель возле плиты, вместе с собаками.

Ветер яростно ломился в дверь, как всегда, когда дул с востока. Они едва не попали в ураган.

– Кто-то ведь должен искать этого парня, – пробормотала она, наливая воду в таз. Теперь ей придется проявить жестокость – ради милосердия.

Она обтирала его губкой, расстегнула на нем рубашку, прислушивалась к его дыханию. Джет сидел рядом, глядел с интересом и старался лизнуть. В нижней части рэйберна лежали горячие кирпичи. Сейчас она обернет их в тряпки и обложит его тело, чтобы основательно прогреть.

Ей казалось, что она смотрела странный сон про себя: как она шла через снега, нащупала пальцами шинель, как волокла полумертвого мужчину к себе домой, как намазывала его тело ланолином и растирала, пытаясь вернуть ему жизнь.

Она устала и нервничала. Вот он лежит тут, под грудой одеял и ковриков. Вдруг он здесь и умрет?

Так она сидела, пока ее веки не отяжелели. Тогда она закуталась в одеяло. Она ведь тоже может вздремнуть у очага, вместе с собаками, лечь рядом с незнакомцем и присматривать за ним до утра. Но прежде пора снять с него шарф.

Мало-помалу она освобождала лицо, сначала нос, потом рот и шею, и только тогда увидела, кто это…

Бен пошевелился и услышал свой стон. Где он? Что это, сон? Почему он лежал без сил на коврике, раздетый, накрытый грубыми одеялами. Пахло мокрой собачьей шерстью, навозом и торфяным дымом. Внезапно он понял, что жив. Тут его оттаивающее тело прожгла боль, и он выгнулся в мучительной агонии. Какая-то женщина растирала его руки, шлепала по ним, возвращая в них жизнь и боль. Ему хотелось спать, спать…

– Бен, я должна это делать, – шептал голос, проверяя, пришел ли он в себя. А он чувствовал боль и видел пару собственных глаз, озабоченно глядевших на него. Какого дьявола, что такое? Он закрыл глаза, пряча свою агонию, но женщина непрестанно трясла его, словно тряпичную куклу. Зачем, спрашивается? Тут он вспомнил станцию, и дорогу в гору, и буран, и то, как кто-то волок его через снега, а пес лизал ему лицо…

Джет махал хвостом прямо возле его лица. Взгляд Бена сфокусировался, и он увидел, что это Миррен его мучила, заставляла переворачиваться и менять позу. Потом увидел таз с горячей водой.

– Нет, хватит! Пожалей меня! Миррен, это действительно ты? Что случилось?

– Потом… сейчас надо поставить твои ноги в таз, – ответила она. Ее щеки разрумянились от усилий.

– С моими ногами все нормально, – возразил он, пытаясь сфокусировать взгляд на ее волосах, рассыпавшихся по плечам.

– Это мне судить, а не тебе, – отрезала она. – Давай, шевели пальцами!

Миррен не изменилась, острая как нож, со вздохом подумал он.

– У тебя хватило ума попасть в буран, а теперь ты рискуешь остаться без пальцев на ногах и руках. Не будь слабаком!

– Я буду шевелить, медленно, – простонал он.

– Делай как хочешь, но только не спи, а шевелись. – Вот и все ее сочувствие. – Я нагрела чайник.

Чай был очень горячий и сдобрен сахаром из ее рациона. Прихлебывая, Бен отвлекался от мучительной боли в пальцах ног, когда они оживали. Его стала бить дрожь, и он обнаружил, что раздет до кальсон и майки.

– Когда закончишь с ногами, подышишь бальзамом. Он уберет простуду из твоей груди, – заявила она, словно госпитальная матрона.

Как он мог протестовать, лежа ничком, с накрытой полотенцем головой, и вдыхая камфарные пары? Его щеки болели, словно с них содрали кожу.

– Как это вышло, что ты явился сюда? В такую метель! Ты был почти при смерти, когда Джет тебя обнаружил.

– Когда я уходил со станции, погода была неплохая, – пробормотал он из-под полотенца, чувствуя себя глупо, нелепо и целиком в ее власти.

– Тебе надо было остаться в деревне. Ума у тебя меньше, чем у блохи. Я сняла с тебя мокрую одежду. – Миррен бросила перед ним старые дедушкины штаны, теплую рубашку и чистую майку. – Вот, надень пока это. Ничего другого у меня нет. Для купания горячей воды не хватит, и я просто обтерла тебя губкой. Ты одет не для такой прогулки, у тебя такая приличная одежда из твида. Ты куда-то ехал в другое место?

– Да, в Глазго; у меня куплен билет на пароход. А что, Флорри тебе не говорила?

– О чем? – Она замерла в ожидании.

– Я эмигрирую в Австралию… проезд оплачен государством.

– Почему? Дезертируешь из страны в такое время, когда нужны работники? А что случилось в колледже? – Ответа на эти вопросы она не получила.

Миррен велела ему надеть штаны и длинные носки. Все его тело болело и покалывало, но теперь он с облегчением почувствовал, что в него вернулась жизнь. Он с удовольствием окинул взглядом знакомую кухню. Ничего не изменилось: гладкий каменный пол с вязаными ковриками, покрытыми собачьей шерстью, кремовые стены и старинная плита. На стене по-прежнему висели полка с тарелками, связка ершиков для чистки трубки, на камине стояли кувшины и подсвечники, на столе горела керосиновая лампа и, как всегда, лежала обложкой кверху раскрытая книжка. От кухонной плиты доносился запах бекона; голодному Бену он показался восхитительным.

Дедовы штаны кололись и пахли нафталином, но нормально прикрыли его мужское достоинство. Он смутился при мысли, что Миррен раздевала его. Просто невероятно, что она нашла его. Ему даже не верилось, что он был на волосок от смерти.

– Ты готов? – Она украдкой взглянула на него, накрывая на стол. – Тебя ждут в Скар-Хед? Мне никто об этом не говорил, но мне вообще говорят сейчас лишь то, что Флорри считает полезным для меня.

– Нет, я решился на это буквально за минуту и спрыгнул с поезда у переезда, – ответил он, не сводя глаз с поджаренного бекона. У него аж текли слюнки.

– Меня почему-то это не удивляет. Значит, тогда Том и Флорри не беспокоятся. Садись, поешь и отдохни. В такую погоду даже блоху из дома не выгонишь.

– Я не хочу доставлять тебе хлопоты, – пробормотал он.

– Ты уже доставил, и немало, но ты родственник, так что все нормально. Ну, подкрепляйся. – Она улыбнулась, и сквозь тучи проглянуло солнце; строгое выражение ее лица пропало, полные губы раскрылись в улыбке, а в печальных глазах зажглась нерешительная радость. В этот момент он снова увидел ее красоту и понял, что пропал.