Ей все было непросто, он понимал и поражался, как она держится — ни истерик, ни паники, ни слез-сопель и бестолковых метаний — спокойствие, контроль! Ох, видимо, подоставалось девоньке в жизни, ведь где-то она научилась такой самодисциплине! Не барышня, а кремень! Комиссарша в кожанке. Революционный товарищ! Только иногда в балтийской глубине глаз такое проскальзывает темным акульим телом — больное, спрятанное ото всех!

Как сейчас, всего на секунду, когда она осознала правильность его выводов про Лилю.

Ивану совсем не хотелось использовать ее, подставлять под удар, следуя придуманному и одобренному начальством плану, но… но события развивались, и внутри этих событий динамитной шашкой была она — госпожа Романова. Он это чувствовал, знал. Всем своим профессионализмом чувствовал!

И коли есть такая данность, то надо навязать противнику свои правила игры, а не принимать те, что навязывает объект наблюдения, которому понадобилась Александра.

Он смотрел Сашке, замершей у окна, в затылок и искренне ей сочувствовал, зная, что ко всем ее переживаниям он собирается добавить еще порцию, подставляя ее в виде приманки, и что ей предстоит при этом испытать, он тоже знал и чувствовал себя от этого скотиной.

Потому что она ему нравилась, и не просто нравилась. Как там она сказала? «Вы не картина Малевича, чтобы нравиться или не нравиться». Вот именно! И в связи с этим обычное рутинное дело незаметно перерастало в нечто личностное, касавшееся его самого, Ивана Федоровича Гурова. А то, что она напугается ужасно и получить может — не дай-то бог — чего похуже от гоблинов узколобых, заставляло его чувствовать себя совсем уж распоследней сволочью.

И тем не менее он плавно подводил ее и подталкивал прыгнуть головой вперед прямехонько в осиное гнездо!

Ах ты ж, твою мать!

Она молчала. Он не мешал, не торопил, поглядывая на ее напряженные плечи и шею. Закурил еще одну сигарету — да пошел он, этот здоровый образ жизни, туда, откуда вышел!

Как в том анекдоте, когда вожделенное и недоступное, как гора Монблан, раздаточное окно винного магазина периода антиалкогольной кампании захлопнулось перед мордами двух друзей-алкашей, выстоявших всю многочасовую очередь. И стоявший ближе к окну с разворота вмазал другану в челюсть.

— Коля, за что?! — возмутился страдалец.

– А чо делать?! – философски заметил дружбан.


Вот именно — а чо делать?! Будь оно все неладно!

Сашка думала. Ей надо было очень хорошо, отметая любые эмоции, обиды и нежелание признавать правду, подумать.

Значит, Лиля.

Филимонов — нет! Лешка — мужик правильный, серьезный, обстоятельный, ясно понимающий действительность, которая была такова, что работа у Александры ему нравилась и приносила доход, о котором он и помыслить не мог. Они учились вместе, на одном курсе, и Саша сама его нашла, когда встал вопрос о необходимости помощника. Все это он понимал, Александру уважал глубоко, по-настоящему, и стремился к росту как в доходах, так и в работе, стремлений своих не скрывал и делал все правильно. Он молодец. Свой. Они хорошая команда.

И разум у Лешки не выворочен капиталистическим взрывом, произошедшим в стране и перевернувшим все с ног на голову. Но самое главное, что Лешке не нужно такого груза ответственности, как у Александры, не потянет он и знает это. Они оба знают.

Да о чем она вообще?! Филимонов — это ее надежный тыл!

Ира? Да вы что?!

Ирка за нее под пули встанет, если понадобится, Сашка это знала так же хорошо, как то, что завтра наступит рассвет! И у этой девочки были для такой отчаянной преданности причины. Иринка, случись что с Сашкой, пропадет. Сразу!

Так сложилось.

Значит, Лилия.

Ее интересы и резоны Александра и обдумывать не будет — бесполезно! Хотя и так все ясно, как сказал Иван Федорович, деньги — основной двигатель криминальных интересов.

Вот он сейчас мягко и, как ему кажется, незаметно подталкивает ее к нападению, которое, как известно, лучшая форма защиты. Сашка, вспомнив об участии Ивана, спиной почувствовала его притихшую, тщательно скрываемую заинтересованность.

Кто он? Мент? У них какие-то вопросы и дела к Лильке, а тут она, Саша, подвернулась? Неожиданно. Или не неожиданно — оказался же он почему-то на той дороге? Или они знали что-то? Да кто они? Он и его ментовское начальство?

Ага! Лилька и менты!

Две вселенные в разных галактиках, какие бы интересы у них ни были к мадам Ивановой, максимум, до чего их могут допустить, это расследовать воровство Лилечкиных перчаток!

Тогда кто — ФСБ? Служба безопасности одного из ее «папиков» или «папикова» конкурента? Или Лилька влезла во что-то шпионско-мафиозное или большую денежную игру?

Ой, вряд ли!

Единственное, что Лилька любит кроме денег, — себя, и данную драгоценную персону ни во что сомнительное она не втянет. Это уж точно! Продать кого-нибудь, например Александру, это в три секунды, себя — ни за что!

Значит, продала. Кому? Для чего? За каким вообще хреном?

Она подумала еще, глядя в окно, повздыхала мысленно и, повернувшись к Ивану, попросила:

— А можно еще кофе?

— Да сколько угодно! — поднялся со своего места Иван.

«Спокойно, не торопи ее», — приказал он своему нетерпению, попутно радуясь возможности занять руки в ожидании оглашения ее решения.

То, что она что-то решила, было понятно.

Кофе сварился, Иван налил ей и себе в чашки, не спрашивая, добавил ей молока, сел и только тогда позволил себе вопросительный взгляд. Под этим взглядом Санька неторопливо сделала несколько глотков, аккуратно поставила чашку на стол и, вздохнув, выдала свои соображения:

— Думаю, ты прав, Лиле надо задать вопросы, только делать это буду не я. Сейчас я пойду в милицию, напишу заявление, и пусть они разбираются сами.

И посмотрела на него невинным взглядом законопослушной гражданки, при любых непонятках, как и положено таковой, обращающейся в правоохранительные органы.

О как! Он был уверен, что вопрос с милицией отпадал по умолчанию за очевидностью его бесполезности. Неужели ошибся? В оценке госпожи Романовой, или ее умственных способностей, или последствий стресса, отразившихся на данных способностях?

— И что ты там скажешь? — внутренне раздражаясь, решил прояснить он ситуацию.

— Как что? Напишу заявление, что на меня напали и пытались похитить вместе с машиной, — пояснила она.

— И где доказательства твоих слов?

— Как где? Номер их машины, описание их внешности, я все сообщу, и у меня есть свидетель. Ты же подтвердишь мои слова?

— Э, нет, это без меня! Я в изначально безнадежных мероприятиях участия не принимаю! — отказался Гуров.

— Как это без тебя? И почему безнадежных? — вознегодовала Сашка. — Ты же свидетель, можно сказать, участник происшествия!

— Саш, — пояснил он недовольно, — вот ты придешь и скажешь, что на тебя совершено нападение, я допускаю, что даже, возможно, у тебя возьмут заявление, хотя это весьма сомнительно, проверят номера их машины, установят хозяина, такого же законопослушного, как и ты. И даже, раз уж мы берем идеальную картинку, тебе покажут фотографии некоторых представителей бандитских группировок, и ты (опять-таки в идеале) узнаешь тех, кто на тебя нападал, а тут еще и я дам свидетельские показания.

— Ну вот, — обрадовалась Сашка, — повод завести уголовное дело!

Он посмотрел на нее с недоверием — уж больно она радовалась. С чего бы?

— Нет, не повод, — продолжил он, — предположим, что их арестуют, а они скажут, что это не они, а мы с тобой на них напали. Ну, например, что у них кончился бензин и они тормозили машины, прося помощи, взять на буксир до ближайшей колонки или отлить бензинчику за вознаграждение и их душевное «мерси» добрым людям. А я выскочил из машины, набил им морды, и мы с тобой уехали. И справочку из поликлиники о побоях, заверенную доктором, представят, и мы с тобой из пострадавших превратимся в обвиняемых, уж я-то точно! Потому что получится наше заявление, причем голословное, против их с документами и, поверь мне, хорошим адвокатом в придачу. И выйдешь ты из отделения милиции — это при лучшем раскладе, где тебя отпускают подобру-поздорову, — на улицу, а там тебя уже ожидают. И уж тем более к Лиле твоей ни один мент не сунется задавать какие-то непонятные вопросы: «А не вы ли, госпожа Иванова, продали вашу подругу?»

— Гуров, — выслушав его речь в недовольных тонах, высказала она все, к чему подводила. — Ты прав, милиция отпадает. Но я одна не полезу и вопросов Лиле или еще кому задавать не буду. Мне одной не справиться. Поэтому, думаю, лучше всего мне спрятаться. Как там говорят: «лечь на дно». Вот я и лягу.

И он понял, что она его переиграла. Вот так — на раз-два! Она вынудила его выказать свою заинтересованность. И этот ход с милицией! Одно дело — его показательные выступления «я помогаю даме в беде», другое — милиция отпадает, тогда и закончим на этом, разбираться я не буду, я барышня разумная и понимаю, что мне не справиться. Что-нибудь придумаю, где-нибудь пересижу, а там, глядишь, все и уляжется. А вам, Иван Федорович, глубокая благодарность за помощь и всего наилучшего. Всем спасибо, все свободны!

Ай да девка! Ну молодец!

— И долго ты там лежать будешь? — разозлился он на самого себя за то, что недооценил барышню.

— Если я так срочно кому-то понадобилась, то срочность имеет свойство проходить, и, как правило, быстро.

— А если нет, если данный интерес постоянный? И как ты собираешься проверять, ищут тебя или уже нет? Методом проб? Приезжать домой и ждать, придут за тобой или нет? — заводился он все больше.

— У тебя есть другие предложения? — невинно поинтересовалась Сашка.

Вот ожидал же он чего-то такого от нее, почему тогда повелся на эти заходы с заявлением в органы? Еще и разъяснять принялся их бесполезность.

— Да, давай разбираться вместе!

— И для чего это тебе надо? Вроде как лимит геройских дел ты исчерпал — дважды спас барышню, предоставил ночлег, вон даже кофе напоил и завтраком накормил. Лезть в ее непонятные дела — это уже перебор, Гуров!

— Ну ты мне нравишься, и я хочу помочь! — предложил он последний нейтральный вариант.

— Да пошел ты знаешь куда? — не вняла его примирительности Сашка. — Каковы твои интересы во всем этом балагане?

Все, марлезонский балет закончился, и дамочка требует прямых ответов. Он скривился.

— Саш, главное, что в данный момент наши интересы совпадают!

— А я откуда это знаю? — не сдавалась Сашка. — Ты представляешь, какие мысли возникают по поводу твоего участия? Либо вся эта суета на дороге была специально подстроена, чтобы ты образовался в нужный момент весь такой в белом, расположил к себе даму и без осложнений получил от нее нечто очень тебе нужное: информацию, деньги или еще что-то.

— Либо? — прищурившись, спросил он.

— Да полно вариантов других «либо»! Можешь сам рассказать, облегчить душу! Кто ты, Гуров?

— Сань, — скривился он.

— Без комментариев?

— Без них. Могу только поклясться, что к ребятушкам я не имею никакого отношения.

— Значит, ты у нас с другой стороны? Которая тоже может быть криминальной!

— Так же, как и ты, Александра, можешь быть с какой угодно криминальной стороны, а посему хватит твоего праведного гнева, ладно?

— Не ладно! Очень даже не ладно! — не могла остановиться Сашка.

— Ты хочешь узнать, кому и что от тебя понадобилось? — добавив металла в голос, спросил Иван.

— Хочу! Но мне страшно, честно — страшно! И их, не пойми кого, много, а ты тут у нас один прынц среди полей образовался! По законам жанра, конечно, мечом помахал, на лошадке поездил, всех супостатов извел, принцессу спас. Но у нас жанр другой — криминал и деньги!

— Все, Саш! — не выдержав, оборвал он ее пламенную речь. — Давай обойдемся без язвительного красноречия! Пункт первый — либо улепетывать, пока не поймают, а поймают — к гадалке не ходи, либо разобраться, что происходит. Пункт второй — поговорить с Лилей и любыми возможными способами выяснить, кому и зачем она тебя сдала. Пункт третий наступает после выполнения пункта второго, по результатам допроса.

Он врал, естественно. «Расспросить, действовать дальше» — ага, как раз тот случай! Он прекрасно осознавал, что никто разговаривать с Сашей не будет, но и посвятить ее не мог, потому что со-овсем непонятна была ее роль во всех этих еще более непонятных делах, так же как для нее — его, Гурова, роль. Она запросто могла быть замешана в какой-то темной истории! Может, не в настоящем, а в прошлом, и в каком угодно качестве — от любимой первой гаремной «жены» крутого авторитета до личного участия в чем угодно! Построила же она как-то свою фирму. На какие шиши? У него пока не было всей информации о ней, и времени выяснять данную информацию не было тоже. Но и то, что он о ней уже знал, давало повод к размышлениям.