Она так это все любила, что иногда специально притворялась, что ей грустно и это точно можно назвать «хандрой», только чтобы папа взял ее на коленки и гладил, и прижимал к груди, успокаивая и защищая от всех невзгод.

Охо-хошеньки-хо-хо!

Не надо было сегодня ехать к Лильке! Ох, не надо!

Раз полезли такие раздраженные мысли, да еще воспоминания эти, значит, точно вымоталась до предела и ничего хорошего это не сулит! Вот сто пудов!

Воспоминания о папе — это самое лучшее и теплое, что было в ее жизни, и все они находились под запретом.

Строгим. Наистрожайшим!

По многим причинам, одной из которых числилось предвестие неприятностей. Санька однажды вдруг осознала, что каждый раз, когда она вспоминает так ярко и живо папу, видит его и слышит, сразу после этого следуют неприятности. Наверняка да и, скорее всего, так просто совпало несколько раз, а она по привычке вывела закономерность.

А может, он предупреждал ее?

Все возможно, но лучше экскурсы в прошлое контролировать.

«Ладно! Все! Разворчалась тут! — отчитала она себя мысленно. — Приехали! Давай вон вылазь, твоя станция!»

Она остановила машину сбоку здоровенных массивных ворот в таком же внушительном заборе, огородившем необъятных размеров участок. Хорошо, что хоть охранников нет и бешеных собак с ними. Видимо, у ныне присутствовавшего в бурной Лилькиной жизни «папика» на охранников денег нет, а может, жалко денежек — чего любовницу охранять-то, чай, не жена.

— Да что с тобой?! — не выдержав навалившегося пессимизма, ворчания и непролазной тоски какой-то, вслух возмутилась Санька. — Что ты разнылась-то?

Она вздохнула тяжко, как старушка над своей скудной пенсией и горемычной жизнью. Вздохнула еще раз — идея выспаться сегодня в любом случае накрылась, чего уж теперь вредничать.

Санька торопливо стала выбираться из машины, заметив, что ворота, дрогнув могучим телом потревоженного богатыря, стали медленно открываться. Это Лилька усмотрела ее подъезжающую машину с балкона.

Александра прокричала, одновременно ставя машину на сигнализацию:

— Я заезжать не буду!

— Ты что, не останешься? — отозвалась с балкона Лилька капризным голосом.

Санька всегда поражалась: как это у нее так получается — кричать и ныть одновременно? Профессионал!

— Ну во-от, опять! — недовольно проворчала Лилька, но движение ворот остановила.

Они вновь дрогнули всем своим богатырским телом, встряхнулись и замерли. Миновав образовавшееся отверстие, Александра прошла на участок, навстречу из дома выпорхнула Лиля, быстро сбежала по монументальной мраморной лестнице, подлетела, обняла, поцеловала в щечку.

— Останься, чего ты! — начала капризным тоном она. — Шампанского попьем, зальем мое горюшко! А?

— Лиль, шампанским горе не заливают, как правило, водочкой, водочкой душевные муки исцеляют! — осторожно отделываясь от объятий, ответила Санька.

Она всех этих обниманий-целований не любила. Не любила и не понимала.

— Ну останься! — уговаривала Лилька, ухватив Сашу за руку.

— Не могу, у меня завтра дел много утром, — соврала Санька.

— Ну ладно, бизнесменша ты наша! — неожиданно согласилась Лиля.

Александра от неожиданности так опешила, что автоматически поправила ее, чего старалась не делать лишний раз:

— Такого слова нет: «бизнесменша» — это тупизм так говорить, даже думать так тупизм!

— Слова «тупизм» тоже нет! — рассмеялась Лилька.

Саша удивленно так, сбоку, на нее посмотрела, как будто увидела впервые.

Да что это с ней?

Нытье, капризное и инфантильное, как правило, длилось долго, пару часов. Это был ритуал — Лилька уговаривала остаться, предлагая завлекалки про баню, сауну, бассейн, чудесный воздух, возможность выспаться на замечательной кровати с ортопедическим матрацем в гостевой спальне, вдыхая все тот же целебный воздух, и позавтракать по-человечески, не своим кофе дурацким, а полноценной едой, приготовленной кухаркой.

Все это было знакомо, устойчиво-нерушимо, как Китайская стена. Обряд.

Иногда, очень редко, Александра соглашалась — когда уже никаких сил не оставалось садиться за руль и куда-то ехать, и, как правило, удовольствия не получала, хотя оглашенная программа с баней, бассейном и всем остальным исполнялась хозяйкой в точности до запятой.

Не могло быть, чтобы Лилька вот так сразу согласилась, да еще слегка огрызнулась про «тупизм»! Исполнение арии уговоров всегда соблюдалось ею неукоснительно, Санька никогда не понимала зачем, но подозревала, что для тренировки — чтобы не выпадать из образа и оттачивать мастерство.

Странно! А впрочем — да и бог с ней, Александре же проще!

— Ну, что у тебя случилось?

Санька с удовольствием опустилась в удобное уютно-кремовое огромное кожаное кресло, составлявшее комплект с его братом-близнецом и очень большим диваном. Может, архитектор, строивший этот дом, в паре с дизайнером, его обустраивавшим, страдали гигантоманией?

В этой комнате, считавшейся основной гостиной, перед комплектом кресел с диваном находился еще стол, невысокий, очень массивный, на большущих ногах и с толстенным стеклом сверху, с какими-то золочеными финтифлюшками в виде декора, а у камина располагалась не менее монументальная кресельная пара. И все!

Да, стояли еще какие-то предметы декора, наверняка жутко дорогие и антикварные, в шести (вместо четырех) углах комнаты, но все это терялось в вечно царящем здесь полумраке. Все остальное пространство пустовало и было столь обширно, что напрашивалась аналогия про поля родины.

«Поле, русское поле…»

Саньке всегда казалось, что кто-то ходит за спиной. А черт его знает, может, и ходит — поди разберись на этом просторе бескрайнем! Приличное расстояние отделяло кресельно-диванное трио вкупе со столом от огроменного, как в средневековом замке, камина, в который, пожалуй, полдерева вошло бы влегкую.

И вот скажите, на фига этот камин?! Что он греет, что не греет — одна песня, через полполя-то!

Ковры в доме были не предусмотрены, и каждый шаг оповещал на всю округу о твоих перемещениях и конечном пункте твоего путешествия, например в туалет. Остальные комнаты так же были выдержаны в стиле гостиной — какой-то минимализм через край, даже кухня, которой полагалось быть уютной, пугала пустотой и наличием не заполненного ничем пространства.

Когда Александра попала сюда первый раз, по своей наивности спросила, может, подруге денег не хватило на обустройство, Лилька смеялась до слез, объясняя далекой от светской тусовки Саньке, что это такой суперновомодный стиль и стоит безумных деньжищ.

«О господи! — подумала тогда Санька, порадовавшись, что далека от всей этой ерунды. — Чур меня!»

— Так что у нас за горе? — спрятавшись от «полей» в уютную мягкость кресельного нутра, торопясь со всем этим поскорее разделаться, повторила вопрос Александра. — У тебя увели из-под носа понравившуюся сумочку в бутике или туфли?

— Ну, Са-ань, ну не вредничай! — засмеялась Лилька.

Из пространственного полумрака возникла домработница, катившая впереди себя сервировочный столик, уставленный всяческими яствами.

— Добрый вечер! — поздоровалась она непонятно с кем: не то с хозяйкой, не то с Сашей.

Но корректно. Без эмоций. Вот такая она была.

— Здравствуйте, Анна Ивановна, — откликнулась из глубин кресла Александра.

Лилька подгоняла домработницу своим царственным молчанием. Анна Ивановна быстро накрыла стол, водрузила на специальную невысокую подставку ведерко со льдом, в котором охлаждалось только что открытое шампанское, и удалилась вместе со столиком.

— У меня катастрофа! — объявила Лилька, доставая шампанское из ведерка.

Саша посмотрела на «страдалицу», та была весела, бодра и привычно хороша — на катастрофу это не тянуло.

Как обычно.

— А когда-то было что-то менее масштабное? — ковыряясь в остатках своего раздражения, поинтересовалась Санька.

— Ну, Сашка, ну все, пожалуйста, не вредничай! — предложила мировую Лилечка, разливая шампанское по бокалам. — Ты что, устала сильно?

— Да, сильно! — сдалась и, расслабляясь, как-то растеклась в кресле Сашка.

— Так нельзя, Саша! — совсем иным, деловым тоном попеняла Лиля. — Сколько можно тебе объяснять!

Лиля взяла с тарелки двумя великолепными пальчиками тарталетку с черной икрой и аккуратно откусила белозубым розовогубым идеальным ротиком.

Венера, а то — не забалуешь!

— Женщина не должна так работать! — пояснила «Венера». — Женщина вообще работать не должна, у нее и так забот хватает! А ты вообще не знаю как! Как каторжанка царская!

— Царские-то еще ничего себе, почти с комфортом работали, не в пример их советско-сталинским потомкам! — устало возразила, просто так, из вредности, Санька.

— Ну как сталинская каторжанка!

— Лиль! Про мою работу мы давно уже все знаем, и ты мне давно уже все объяснила про нее и про каторгу!

— Я вот тебе сколько раз предлагала, — не унималась подруга, — давай я тебя в хорошие руки пристрою! Олигарха, конечно, не обещаю, но работать тебе больше не придется! Никогда!

— Лиль, — прервала всю эту дребедень Александра. — Про меня все понятно, у тебя-то что случилось? С одним рассталась, другого не нашла или что похуже?

— Да нет, — перестала дурачиться и перешла на нормальный человеческий тон Лиля. — У меня их было два. Я выбирала. Один побогаче, посолидней в плане связей и статуса, второй помельче масштабом, но помоложе и, главное, с бо-ольшой перспективой. Я выбрала первого, уж больно он старался меня заполучить.

Она замолчала, что-то промелькнуло в ее глазах непонятное.

Лиля была очень умна, в этом Саша убеждалась не раз, умна не в смысле квадратные корни вычислять, а в жизни, во всех ее проявлениях, а легкий флер идиотки и маленькой пустой девочки — так куда деваться, это входило в арсенал профессионализма, имидж такой — мужик, знаете ли, разный пошел, кому что нравится, чуть выпадешь из образа — и прощай, любовь с содержанием!

— Давай выпьем! — бодро предложила Лилька.

— Я за рулем, — отказалась Саша, — я лучше чаю.

Анна Ивановна для Александры всегда заваривала зеленый чай ее любимой марки. В первую же их встречу, как и подобает золотой домработнице, она подробно расспросила Сашу обо всех ее кулинарных и бытовых предпочтениях и свято их соблюдала.

— Ну пей свой чай, — согласилась Лиля.

Снова здорово!

Да что с ней сегодня творится-то?!

Всегда, неизменно шампанское числилось одним из пунктов уговоров остаться — не шампанское, так вино, — остаться, расслабиться, дать себе отдохнуть наконец и так далее, Лилька никогда не забывала эту «песню» и повторяла ее множество раз.

Может, на самом деле что случилось?

— Это катастрофа, Саша! Я первый раз просчиталась! — с надрывом призналась она. — Второй — первый в Америке. Но я никогда не делала таких ошибок!

Александра закашлялась, поперхнувшись чаем.

Да, катастрофа! Для Лильки.

— Ты же знаешь, я не из «паркетных» девочек, у меня уровень другой и задачи другие.

«Паркетными» в том обществе, где вращалась Лилечка, называли молодых барышень, охотящихся за богатыми мужиками, как правило, это были лет до двадцати пяти модельки, актриски, певички, просто тусовочные красавицы. Полный список их находится у всероссийского известного сводника, поставляющего данный «продукт» очень, ну очень богатым и вечно занятым дядечкам. Есть еще и свободные, как радикалы, охотницы, те сами ведут поисково-разведывательную деятельность по выявлению доступов и способов окучивания тех же богатых деятелей мужеского полу с целью женить их на себе — это в победном идеале, в наименее удачном варианте — стать любовницами.

Да уж! Выбор у наших мужиков стоимостью от десятков миллионов, естественно не наших дензнаков, богат, цветаст, разнообразен и всегда на блюдечке.

До рвоты!

Как сказал великий Жванецкий: «Мужской спрос настолько задавлен женским предложением…»

Лиля, в отличие от всех этих барышень, женщина умная и весьма обеспеченная, что является ее стратегической тайной. Небольшой капиталец она привезла из Америки. Как она его приобрела, никто не знал, что-то там Лиля озвучивала, некую официальную версию про трех мужей и два развода, но это никогда не будоражило Сашиного интереса — личные тайны неприкосновенны.

Так вот, Лиля вложила куда-то эти деньги. Удачно. Потом еще куда-то. И снова удачно.

Словом, ее капитал все время работал, и, невзирая на ее вечные поучения подруги на тему неженских занятий бизнесом, за своими деньгами она следила зорко — как орлица за орлятами. А еще она была из редчайшей породы женщин, которые всегда (всегда!) нравятся мужчинам — в любом возрасте, при любых раскладах. А уж все, что касалось мужчин, в этом Лилька была академиком, нобелевским лауреатом, асом высшего пилотажа!