— Так ты собираешься сказать, что не почувствовала... не знаю, как выразиться... связь? Ты не почувствовала это прошлой ночью? — Он сверлит меня глазами, и я отчаянно пытаюсь отрицать то, что в них вижу.

Я должна защитить себя и не могу пойти на это. Не могу позволить ему узнать, что я тоже почувствовала это, что все еще чувствую. Нельзя привязаться к нему. Не могу позволить эмоциям вырваться из клетки. Поэтому лгу:

— Возможно. Не знаю. Это был невероятный секс. — Что есть правда, которую, надеюсь, выпалила случайно. Не то, чтобы у меня было с чем сравнивать.

Адам долго смотрит на меня; его глаза пронзительные, требовательные и открытые. Я отчетливо вижу его эмоции. Вижу, что он что-то почувствовал, так же, как и я. Но это еще ничего не значит. Адам уезжает, и мы никогда не увидимся, так какой во всем смысл? Я стараюсь сохранить взгляд безразличным. На это уходит все силы. У меня есть жизненный опыт в укрытии эмоций, опыт в отрицании боли от одиночества, боли от кулаков или ремня приемного отца, боли от невозможности соответствовать, быть частью чего-то, иметь настоящий дом. Я знаю, как блокировать все это, как притвориться, что мне не больно. Знаю это так же, как и дышать, потому что всегда это делаю, делала и буду делать. Я представляю, как по кирпичику выстраивается высокая и крепкая стена в моем сердце, в душе, в чувствах.

После долгих секунд Адам залпом выпивает кофе и ставит чашку на столик с нарочитой аккуратностью, как будто борется с желанием разбить ее. И после он встает, расправляет плечи, выдыхает и уходит с принужденным контролем на балкон, закрывая за собой дверь.

Я остаюсь на месте, все еще притихшая и бесчувственная.

Но не могу оставить его в таком состоянии. Не могу уйти и позволить ему думать, что это ничего не значит для меня, или отойти в сторону, не тогда, когда вижу боль в его опущенных плечах, когда Адам наклоняется, облокачиваясь локтями на перила балкона.

Сегодня солнечное, прекрасное утро - на небе ни облачка. Чайка пролетает за окном, крича и махая крыльями. Адам стоит совершенно неподвижно, его широкая спина напоминает каменную скульптуру из мышц и кожи. Я хочу пойти туда, провести руками по его спине, плечам. Хочу поцеловать каждый позвонок. Почувствовать его кожу, скользя руками под резинкой трусов. Я хочу еще побыть с ним.

Мои ноги несут меня туда. Я не в силах остановить их, хотя знаю, что бы ни случилось дальше, я по-прежнему закрыта и не смогу его впустить. Но у меня нет сил побороть движения ног и остановить руки от желания открыть раздвижные двери. Не могу одернуть ладони от прикосновения к нему.

— Передумала? — спрашивает Адам, не поворачиваясь.

Мои губы прижимаются к его широкой спине между лопаток. Хочу ответить «Да». Но не могу ему врать. Я не передумала, а если скажу, Адам узнает правду. Если он посмотрит на меня, то поймет. Так что я просто потрогаю его. Поизучаю мускулистую грудь, медленно вычерчивая ладонями круги. Адам опускает голову, будто знает, почему я не отвечаю на его вопрос. Может, нет? Конечно же, знает. Он такой умный и проницательный и каким-то образом может читать меня. Адам делает глубокий долгий вдох, его грудь вздымается.

Звук открываемой двери предупреждает нас, что мы не одни. Балкон, на котором мы находимся, является общим, по крайней мере, для трех или четырех номеров. В каждом из них балкон выделен в отдельную зону с помощью пары деревянных, белых, двухметровых перегородок, которые являются одновременно и стеной, и скамейкой. Если стоять около перил, как мы сейчас, то можно увидеть другие балконы. Я слышу голоса пожилых мужчины и женщины. Они говорят о том, как здесь красиво и какой прекрасный вид. Деревянный пол скрипит под ногами, когда те приближаются к перилам.

Адам разворачивается, толкает меня назад, берет за плечи и двигает к скамейке-перегородке. Затем поворачивает меня лицом к стене, берет запястья в свои огромные руки и прижимает ладони к дереву. Его нога скользит между моими и раздвигает их врозь. А тело, как гора позади меня, заграждает все - солнце, плеск голубого пролива, балкон. Сердцебиение ускоряется, и пульс начинает стучать в ушах. Его руки скользят под футболку и касаются моей талии. Адам вдавливается мне в спину, и я чувствую, как его сердце бьется напротив моей спины, ощущаю, как он дышит, глубоко и быстро, чувствую его член, который становится толще и длиннее, все больше упираясь в мою попу.

Его губы прикасаются к моему уху.

— Ни звука, — шепчет Адам. — Даже не дыши громко.

Я киваю, и чувствую, как покрываются влагой внутренние стенки влагалища, как жар скручивается в спираль в животе. Его ладони скользят по нему, затем выше, накрывая грудь, поднимаясь и лаская, пока пальцы царапают соски. Жар и напряжение сжимают все внутри меня. Потом одна рука опускается между моих бедер, другая остается на груди, играя с одним соском, а затем с другим. Приходится прикусить губу - трудно удерживаться от вздохов и стонов, когда он скользит не одним, а двумя пальцами в мою щелочку.

Эти пальцы, боже... они погружаются в меня, растирают влагу по клитору и кружат, кружат, и я двигаю киской в ответ на его прикосновения, молча умоляя заставить меня кончить. Адам знает, точно знает, что мне нужно, чего хочу, и дает мне это. Он не растягивает удовольствие, не играет в игры, а доводит меня до оргазма в считанные секунды, что я даже чувствую терпкий соленый вкус крови на губе, которую прикусила в попытке хранить молчание.

— О, боже. Почему мы не приезжали сюда раньше, Боб? — дрожащий немолодой женский голос издается совсем рядом по другую сторону тонких деревянных стен. — Здесь так мило и приятно.

— Не знаю, — говорит мужчина, его голос доносится у края балкона. — Но мы приедем сюда снова в следующем году.

И вот раздается голос Адама - горячее дыхание у уха, еле слышимое.

— Не двигайся.

А потом он уходит. Я поворачиваю голову, чтобы внимательно посмотреть, как Адам тихо приоткрывает дверь, шагает внутрь, достает из тумбочки и рвет квадратный пакетик презерватива. Я остаюсь на месте и наблюдаю за ним; пульс зашкаливает, дрожь возбуждения не спадает, не дает отдышаться и сотрясает меня. Он оставляет открытой дверь, стоя внутри. Его глаза находят мои, чтобы убедиться, что я наблюдаю. Теперь, зная, что Адам полностью завладел моим вниманием, опускает шорты, оголяя эрегированный член. Напряженный, выпирающий высоко и гордо. Он раскатывает презерватив по всей длине и бесшумно, словно кошка, выходит на балкон, полностью обнаженный и бесстрашный. Встав позади меня, Адам медленно проводит пальцами вверх по моим бедрам, заднице, поднимая футболку. Оголив мой зад, затем грудь, он вытаскивает из одежды мою руку, потом другую, тоже обнажая меня. Я дрожу, но не от холода, а от того, что стою голая при свете дня и собираюсь быть оттраханной.

Адам наклоняется ко мне и руками пробегается по моим плечам, по рукам, к кистям. Его пальцы сцеплены с моими, а ладони поверх моих прижаты к дереву. Горячая грудь упирается мне в спину, а толстый член - покрытый резинкой стержень - расположен между ягодицами. Дыхание греет мое правое плечо, пока губы прикасаются к шее.

— Готова? — Слово теплым потоком щекочет мочку уха.

Я киваю. Это все, с чем могу справиться. И не дышу. Не в силах пошевелить ни одной мышцей, но все-таки постепенно наклоняю голову. Адам опускается, согнув ноги в коленях, и толкается бедрами к моей заднице, и чувствую, как широкий наконечник ствола проталкивается к клитору. Адам крутит бедрами, отчего вынуждена сдержать вздох. Еще один толчок, и мне приходится, склонив голову, как можно тише втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. И после он чуть-чуть отодвигается и толкается; головка члена раздвигает киску, и я наклоняюсь сама, насаживая себя на него.

Рот распахивается в беззвучном крике. Адам выдыхает мне в ухо, пока член скользит внутри, дюйм за дюймом, и не входит в меня полностью.

— Ни звука, Дез, — шепчет Адам. Я качаю головой, и его зубы прикусывают мочку моего уха.

Он выходит и затем вонзается вновь, отчего меня всю трясет; я заполнена, распята от ощущения пульсирующей боли и пламени внутри, потребности, пресыщенности. А затем Адам тянет мои руки вниз по стене, нагибает меня, пальцами оборачивая мои запястья, и скользят вверх по рукам. Потом он теребит опустившиеся, колышущиеся груди, в то время как сам толкается в меня. Без всякого предупреждения член вколачивается внутрь в резком и карающем ритме. Тем не менее, Адам осторожен; каждый его толчок бесшумен, даже нет влажных звуков слияния наших тел.

В двух шагах от нас, Боб и Марта спокойно обсуждают внуков, предстоящие дни рождения, супружеские проблемы сына и невестки.

Напряжение во мне становится невыносимым, мощным, горячим, словно натянутая струна, и от каждого движения члена внутри становится все хуже, или лучше, или что-то вроде этого. Внизу нарастает огненная сила, закручивается спираль, а давление расширяется будто воздушный шар. Адам держится за груди, используя их как рычаг, пока трахает меня медленно и жестко.

Затем он резко, глубоко вонзается, высвобождая груди, и хватает меня за бедра, потянув меня на себя. Я вынуждена нагнуться еще ниже, так что приходится прижиматься к нему вплотную и опираться на стену руками, чтобы удержать равновесие. Теперь Адам погружается еще более медленно, осторожно, ладонями лаская мою попку, спину, изгибы бедер.

Я заставляю себя сделать вдох, понимая, что совсем перестала дышать на несколько мгновений. Тело согнута пополам, пока Адам вбивается в меня. Стараясь стоять не шелохнувшись, я принимаю то, что он дает мне, и погружаюсь в экстаз. Мне нет нужды двигаться, я и не хочу. Просто хочу позволить Адаму сделал это со мной, взять меня.

Но потом вулкан внутри меня грохочет, начиная детонировать, и все, о чем думала, что знала или хотела, или нуждалась, стирается. Единственное, чего хочу и в чем нуждаюсь, это кончить, почувствовать его глубже, заставить Адама продолжать трахать меня. Хочется сказать ему об этом, но нет сил говорить. Не помню, почему, но знаю, что не могу. Отчего всего лишь тяжело дышу, и едва слышный всхлип срывается с губ.

Рука Адама закрывает мне рот, заглушая вскрики. Вторая рука на бедре тянет меня, подгоняя. Я двигаюсь назад навстречу его выпадам, толкаюсь и развожу ноги еще шире. Его рука скользит вниз по моему бедру, сжимает колено и поднимает его. Я ставлю ногу на скамью, выпрямляюсь и чувствую, что Адам поднимается на носочки, вколачиваясь сильнее. В таком положении он достигает таких глубин, что невозможно не стонать, но его рука заглушает звуки. Адам тоже поднимает ногу на скамейку с противоположной стороны, и теперь буйно врывается в меня, хрипло дыша у моего уха. Его рука на моей грудях обхватывает одну, затем другую, при этом массируя и щипая соски. Другая скользит по внутренней поверхности бедра моей приподнятой ноги, касаясь нежных, чувствительных складок, затем пальцами потирает клитор, отчего я стискиваю зубы, чтобы не издавать никаких звуков. Вспышка сверхновой расползается во мне от самых ног и покалывающих пальцев до горячего, подобно солнцу, пожара, сжигающего мое естество. Я наклоняюсь к колену, нуждаясь в Адаме все сильнее и глубже.

Чувствую рокот глубоко в его груди - его дыхание перехватывает, а член сжимается от спазмов внутри меня. Его ритм становится обрывистым, и он кончает со мной, кончает сильно. Лицом Адам зарывается мне в шею, в волосы, что черной массой струятся между нами, вокруг его головы и лица. Он все еще трет клитор, чтобы я кончила сильнее или еще раз. Все, что я знаю, что меня разорвет на части оргазмом, потому что Адам трахает чертовски глубоко, жестко и быстро.

— Ты чувствуешь это, не так ли? Я знаю, что ты... бл*дь, Дез, ты должна чувствовать это, — бормочет Адам мне в ухо, кусая за плечо; так сильно прикусывает, будто собирается оставить свою метку. — Отрицай это, если хочешь, но я знаю, знаю, ты чувствуешь эту связь.

Я хочу хныкать; так много непогрешимой истины в его словах. Они словно стрелы поражают меня прямо в сердце.

— Молчи, Дез. Не говори ни слова. — Адам погружается под ритм своих слов, продлевая наш оргазм, даже когда посылает стрелу за стрелой истины в меня. — Не нужно. Я чувствую тебя. Знаю тебя. Бл*дь, бл*дь, ты такая невероятная. Ты чувствуешь нас, не так ли? Да, ты чувствуешь, ты, бл*дь, чувствуешь нас, Дез.

Нас трясет, и мы дрожим от оргазма, но Адам все еще вонзается в меня, хотя я там уже становлюсь более чувствительной, болезненной от того, что он брал меня так жестко и так много раз, пока не смогла получить достаточно.

Потом Адам выходит из меня, обхватывает за ноги и несет в комнату, укладывая на кровать. Я смотрю, как он снимает презерватив и выбрасывает, затем закрывает дверь и возвращается к кровати, нависая надо мной. Его губы опускаются так медленно, так нежно, что это почти разрывает меня, почти вытягивает правду.