Муж Филиппы прервал разговор, размахивая тарелкой с чем-то завернутым в серебряную фольгу.

— Форель готова! — крикнул он, ставя блюдо на середину стола. Послышались возгласы восхищения и благодарности. — А которая из вас вегетарианка? — спросил он.

Я помахала рукой.

— Ваши сосиски готовы, мадам, — он поставил передо мной другую тарелку.

— Ты должна сказать, понравилось ли тебе, — сказала мне Филиппа. — Особенно от лица знатока. Я все время искала для своих мальчиков альтернативную белковую пищу. Они так скучают по красному мясу, бедняжки.

— Ну, я, конечно, не смогу съесть все это одна, — сказала я кротко, — так что вам всем придется мне помочь.

Все стали пробовать рыбу, и я поняла, что мне все же нужно попытаться съесть хоть кусочек. Будет ужасно, если останется много вегетарианской еды, а все мясное будет съедено. Я буду выглядеть неблагодарной. Итак, я подцепила кусочек и начала медленно жевать, жалея, что не захватила с собой своего лекарства от расстройства. Врач даже выписал мне рецепт, и я пила прямо из бутылочки, как старый алкоголик виски.

В сад вошла улыбающаяся женщина, одетая почти как Филиппа и с такими же светлыми пшеничными волосами, как у нее. Она взглянула на Филиппу и шепнула: «Он уснул», — и подключила динамик, который держала в руках, к проводу внутренней системы контроля.

— Разрешите представить вам Ивонну, — сказала Филиппа. — Она моя старая школьная подруга, и у нее только что родился ребенок.

Лицо Ивонны засветилось от гордости.

— Маленький Ральф, ему всего три недели, — и она присела к столу.

— Глядя на Ивонну, я вспоминаю счастливые моменты, связанные с рождением ребенка, — улыбнулась Филиппа.

— А можно посмотреть на него? — спросила Венди, сгорая от желания увидеть новорожденного.

— К сожалению, в ближайший час нет, он уснул в машине по дороге сюда, — ответила Ивонна, взяв тарелку и потянувшись за куриным крылышком. — Но я принесу его, как только он проснется, — пообещала она. Это, похоже, всех успокоило.

— Ну, Ивонна, расскажи нам, как прошли роды, — спросила Ингрид, сидевшая напротив нее.

Тут вмешалась Филиппа:

— О, у нее все прошло так легко, что вы просто не поверите. Вот бы всем нам такие роды!

Ивонна засияла еще сильнее и сказала доверительно:

— Это длилось всего полтора часа. Мне пришлось тужиться только три раза! Доктор не мог поверить, что я рожаю в первый раз, я была так спокойна! Никаких обезболивающих, никакого наркоза. Мне хотелось все чувствовать. — Судя по самодовольному лицу Ивонны, было понятно, что она считает легкие роды собственной заслугой. Мне же казалось, что это счастливая случайность, просто так встали звезды.

Венди взглянула на меня и украдкой закатила глаза, я обрадовалась, что не я одна не благоговею перед этой женщиной. Ивонна продолжала хвастаться, рассказывая, какой Ральф умный мальчик, как грудное вскармливание положительно сказалось на ее фигуре и на сколько она похудела.

— Слава богу, я не забеременела немного раньше, — шепнула мне Венди, — если бы эта дамочка оказалась в одной со мной группе, у меня бы началась послеродовая депрессия.

Я усмехнулась, соглашаясь с ней, и приступила ко второму бургеру. Я почувствовала первые признаки расстройства и дискомфорт в животе и попыталась запить съеденное водой, но все равно у меня было ощущение, будто большой кусок теста до отказа заполнил мой желудок. Количество вегетарианской еды вовсе не уменьшилось, и мне было ужасно стыдно за тс расходы, что понесла Филиппа из-за меня одной. Но, обводя взглядом роскошный задний двор, я утешалась тем, что она может себе это позволить. Поблизости не было видно других зданий, а лужайка перед домом превращалась в бескрайнее зеленое поле, уходящее вдаль насколько хватало глаз. Солнце садилось, и тень от зонтика переместилась в сторону. Мне стало жарко, несмотря на вечернее время, начало припекать голову и руки.

— Холли, дорогая, не стесняйся, накладывай себе еще. Я приготовила это специально для тебя, — Филиппа нарушила ход моих мыслей. Она наблюдала за мной, так что мне пришлось положить себе еще пару сосисок. Я начала чувствовать тошноту и стала искать глазами подходящее место на веранде, куда я могла бы тайком выбросить свою еду. Я даже пожалела, что у меня нет карманов.

Разговор перешел на роль мужчины в рождении ребенка, и некоторые женщины стали описывать, как повели бы себя их мужья в этот момент.

— Мой так любит все преувеличивать, — рассказывала одна из них. — Если он поцарапает руку во время игры в регби, он всем своим друзьям скажет, что вывихнул запястье и вынужден носить тугую повязку. У меня могут быть самые легкие в мире роды, а он станет рассказывать всем о лужах крови повсюду и о том, как я была на грани смерти.

В моем животе зловеще заурчало.

Ингрид повернулась ко мне:

— А у тебя, Холли? Твой муж будет присутствовать при родах?

Все замолчали в ожидании забавной истории, которую я должна была им поведать.

— Ну, я надеюсь. Он сейчас за границей, я еще не знаю, — пробормотала я. Все смотрели на меня в недоумении, раздались возгласы: «За границей?» и «Как же ты позволяешь ему уехать в такой важный момент?».

— Филиппа, — позвала я тихо, стараясь привлечь ее внимание, пока остальные клялись, что никуда не отпустят своих благоверных до самого рождения ребенка. Она посмотрела на меня вопросительно. — Скажи, пожалуйста, где у вас туалет? Мне нужно выйти. — Я пыталась выглядеть непринужденно и скрыть подступающую тошноту.

— Конечно, дорогая, он на третьем этаже, первая дверь направо.

Я поблагодарила ее и медленно пошла к дому, но, оказавшись внутри, бросилась бегом вверх по лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, я, наконец, добежала до третьего этажа и оттолкнула от двери в ванную комнату старшего сына Ивонны, который направлялся в душ с полотенцем на поясе.

— Дико извиняюсь, — бросила я, опережая его, — зов природы, я не надолго, — и скользнула внутрь и заперлась.

Я услышала, как он вернулся в свою комнату и с раздражением хлопнул дверью, а сама обреченно упала на колени перед унитазом. Постанывая, я держалась за живот и прощалась с вегетарианскими угощениями, над которыми так потрудилась Филиппа. Слава богу, ванная комната находилась далеко от заднего двора и я могла не беспокоиться, что меня услышат. С каждым новым приступом у меня щипало в глазах и кружилась голова. Я поняла, что мне надо извиниться и уйти, не дожидаясь десерта. Надеюсь, они простят меня за это.

Когда во мне уже ничего не осталось, я, дрожа, поднялась на ноги. Горло горело, в глазах стояли слезы. Все остальные женщины были такими сдержанными, я не могла представить, что такое могло случиться с кем-нибудь из них, даже в их собственном доме. Интересно, черт возьми, как им это удается?

Когда наконец стены перестали плыть у меня перед глазами, я осторожно направилась к раковине. В какой-то момент мне показалось, что меня снова вырвет, но кроме громкой отрыжки ничего не произошло.

Я взглянула на себя в зеркало. Макияж в порядке, я была немного бледна, но в целом ничего не выдавало случившегося. Я прополоскала рот и потом с опаской вышла в коридор; он был пуст. Сын Филиппы снова вышел из комнаты, все еще с полотенцем вокруг пояса.

— Туалет в вашем распоряжении, — прохрипела я и на дрожащих ногах стала спускаться вниз.

Выходя на веранду, я изобразила на лице очаровательную улыбку и подготовилась принести свои извинения за ранний уход.

Когда я вышла в сад, все лица повернулись ко мне, как будто ждали моего появления. Воцарилась полная тишина, все смотрели на меня с различными выражениями неприязни и ужаса. Филиппа отодвинула свою тарелку и выглядела так, будто ей стало плохо, а многие женщины в смущении отвели взгляд или смотрели друг на друга, недоуменно подняв брови. Я смутилась; никто не произносил ни слова, только непонятно откуда доносился звук льющейся воды. Потом послышался голос мальчика, напевавшего песню, и я оглянулась в поисках источника звука. Я заметила динамик, установленный рядом с внутренней контрольной системой. Классическая музыка больше не звучала. И тут я с ужасом поняла, что динамик для наблюдения за новорожденным передавал звуки из ванной комнаты.

Они всё слышали.

Мои ноги подогнулись от ужаса.

— Думаю, мне лучше пойти, я не очень хорошо себя чувствую, — заикаясь, сказала я и, повернувшись на каблуках, заспешила прочь, в безопасное убежище своей машины.

Глава двадцать четвертая

— Ни за что на свете я больше не пойду на эти курсы, — я поставила точку в этом вопросе и допила последние капли пива из кружки.

Воспользовавшись тем, что в пятницу вечером в кафе не было посетителей, мы закрылись пораньше и прогулялись с Элис до водопада на окраине города, рядом с которым был один симпатичный паб с видом на реку.

— Но ты не была еще на самых важных занятиях, например, по технике дыхания во время родов. Как же ты узнаешь, что делать?

— Ну, догадаюсь как-нибудь, к тому же акушерки могут подсказать мне. В конце концов, я могу прочитать об этом в книге.

— Я не уверена, что это правильно, Холли.

— Ну, правда, это было так неловко. Я просто не смогу взглянуть им в глаза. Они смотрели на меня с отвращением.

— Я уверена, что ты преувеличиваешь. Если бы кому-нибудь на моей вечеринке стало плохо, я бы пожалела его. Ты же не виновата, что тебя тошнит.

— Знаю, но ты понимающий человек, а те женщины совсем другие. Они такие изысканные, не то что я.

Элис смотрела на меня с сочувствием.

— Но ты сама сказала, что не знаешь и половины из них, значит, в основном там были заносчивые подруги Филиппы. Остальные женщины из вашей группы никогда не узнают об этом.

— Но я-то знаю, — настаивала я.

— Тебе нужно еще поработать над чувством собственного достоинства. Оно начало подводить тебя с того самого момента, когда ты узнала, что беременна.

На самом деле это Элис всегда нуждалась в укреплении самоуважения, но с недавних пор ситуация изменилась. Впервые за свою жизнь, начав встречаться с Саймоном, она чувствовала себя счастливой и уверенной в себе. Это еще раз доказывало, что то, как ты себя чувствуешь, напрямую зависит от людей, которые тебя окружают.

— Ты права, — сказала я, — но я не собираюсь повышать свою самоуверенность путем унижения. Единственное, что было общего у нас с Филиппой, — это беременность. Нет никакого смысла пытаться быть принятой в их круг. Кроме того, совершенно неважно, кто такие остальные женщины, я просто не могу больше встречаться с ними и все. Я лучше пройду через это одна и останусь собой.

— Понятно. Тогда обещай, что ты прочитаешь о дыхательной методике и обо всем остальном, что нужно знать. Ты же не думаешь, что можешь родить во сне и притвориться, что не заметила?

— Сплюнь.


Мы вернули в бар пустые кружки и направились пешком обратно в центр. Не уверена, что это из-за кружки пива я чувствовала себя такой сонной, но я еле держалась на ногах от усталости. Когда я шла по берегу вдоль канала, я обратила внимание, что иду, сложив руки на животе. Я не могла поверить, что переняла эту типичную походку беременных. Я почувствовала себя неловко; трудно смирится с тем, что я на самом деле прохожу через все это, ведь еще прошлым летом материнство казалось мне чем-то очень далеким.

— Боже, живот уже и вправду большой, — заметила Элис, с удивлением разглядывая мою фигуру. — Скажи, у тебя все еще не появились растяжки?

Я отрицательно покачала головой, разглаживая складки на платье.

— Да, мне действительно повезло с этим. Ведь до родов осталось всего семь с половиной недель. Уже совсем недолго ждать. — Мрачное предчувствие укололо меня.

— Черт возьми, как быстро летит время.

— Все, кто заходит в кафе, спрашивают меня о сроке, и даже совершенно незнакомые люди в магазинах и на улице.

Я заметила свободную скамейку напротив реки и села, чтобы отдышаться.

— Бедняжка, ты выглядишь такой усталой, — сказала Элис, присаживаясь рядом со мной. — Может, вызовем такси?

— Хорошая идея, — поддержала я с готовностью.

От солнца у меня кружилась голова, и мне хотелось поскорее вернуться в свою прохладную квартиру. Элис достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер и попросила подъехать к пабу, где мы только что были. Мы как раз подходили к парковке, когда из-за угла выехало такси.

— На Церковную улицу к «Филину и кошечке», пожалуйста, — сказала Элис, открывая переднюю дверцу.

— Давай, крошка, запрыгивай, — сказал водитель, прикуривая сигарету.

Я с облегчением опустилась на сиденье. Внутри салон был обтянут ворсистым мехом, даже потолок был пушистым. Окна были закрыты наглухо, и из-за всей этой изоляции и сигаретного дыма в машине было очень душно. Мне нечем было дышать.